Дорога домой (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 12
- Предыдущая
- 12/60
- Следующая
– Слушайте, девушка, вы – чистая цыганка. Типичная цыганка. Вы цыганка, признайтесь, да? Да?
А потом наклоняется через Л. ко мне:
– А вы – ее мама. Вы – цыганкина мама, да? А? Как я угадала?! А?
Потом почти ложится к нам с Л. на колени и, потянувшись шеей и лицом, обращается к Б. Н.:
– А вы – папа.
Б. Н. укоризненно поджимает губы.
– Я-то да! – серьезно отвечает Б.Н. и кивает на меня: – А вот она вообще не из нашего табора.
Дама:
– Да? Хм…
Б. Н. ей, очевидно, нравится и вызывает доверие. Опершись о наши колени, она ему говорит, перекрикивая шум и объявления аэропорта:
– А вы знаете, как я в молодости цыганочку танцевала?! Э? (Показывает руками. Оп! Оп! Чавелла!) Меня цыгане научили. Рядом с нашим домом табор стоял. Мы туда бегали покупать петушков! На палочке таких! Ну, петушков! Из жженого сахара! Только нас мама к ним не пускала! Потому что цыгане воровали.
Я:
– Так это ж наша работа. Что ж вы хотите. Мы вот тоже воруем. Сейчас как раз аэропорт чистим…
Дама резко садится ровненько, испуганно прижимает сумочку плотно к животу, а ногой нащупывает свой чемодан.
Б. Н.:
– Да вы не бойтесь! Мы, цыгане-то, в основном коней воруем.
Дама:
– Да?
Б. Н.:
– Вы что, нам не верите? Не верите?! Да вы посмотрите вокруг! – Б.Н. выбрасывает вперед руку и широко поводит ею по новому международному терминалу F аэропорта Борисполь: – Вы здесь хоть одного коня видите? Видите?
Дама: (растерянно) Не…
Б. Н.:
– Так это ж мы их всех и угнали! И продали. – Показывает на наши сумки: – Во – сумки с деньгами… – И с гордостью: – Мы – потомственные конокрады. – И нам: – Да, ромалы?
Л. и я (хором):
– Да, барон!
И тут звучит объявление, мы все подхватываемся и, гордо задрав головы, пританцовывая, поигрывая плечами, мотая воображаемыми юбками, направляемся гадать и попрошайничать на регистрацию.
Эстонская пограничница недовольно поджала губы и шваркнула печать в мой паспорт. Ей очень не хотелось пускать меня в свой дом. Очень. Я широко улыбнулась и мысленно пообещала, что не буду пьянствовать, бить посуду, сорить, загрязнять воды акватории, обзывать эстонцев плохими словами. Она брезгливо закатила глаза. Не поверила. Мол, т-т-та… все так говорят, а сами пьянствуют, бьют, засоряют.
Едем из аэропорта.
– Присттегныттес, пожА-Алусттта, – говорит водитель (руки лорда, одет с иголочки), – у насс сс эт-тым отт-тчен ст-т-т-троко!
Едет 50 километров в час. Вообще все автомобили передвигаются по проезжей части дороги чинно, степенно, вежливо, с реверансами друг другу, как в полонезе на балу.
Мы, похоже, не успеваем в Русский театр Таллина на открытие фестиваля и музыкальную программу Ирины Апексимовой «Одесситка».
– Мы опаздываем, что делать, – пискнула я в спину водителю.
– О’кэй! Нэ волнуйтттес, сссчас мы прытопым! – пообещал водитель, напрягся и наклонился к рулю. Притопил. Едем уже не пятьдесят километров в час, а целых пятьдесят пять! Прямо ветер свисстттыт! Нессссооомссса! Стттрэммытттелно!!!
Чисто «Формула-1». Шумахер за рулем.
Ирина Апексимова. Очень элегантная, очень музыкальная, очень пластичная. Видимо, кто-то ей намекнул, что у нее красивая спина. На спине восхитительный вырез от и более чем до. На самом деле, ну очень, очень красиво.
Несколько песен актриса спела практически спиной.
Afterparty. Чаще всего звучащее слово за всю неделю. Сначала Афтерпати после концерта Апексимовой на крыше высокого здания. Лифт не работает. Гости с дробным топотом бегут на фуршет вверх по ступенькам. На крыше холодно, откуда-то появляются яркие мягкие покрывала. Все женщины ходят, сидят, стоят, укутанные в синее и розовое. Как младенцы в роддоме. Рядом с нашим столиком застыл молчаливый, элегантный плотный мужчина в изысканном костюме с бабочкой. И хотя он тоже держит рюмочку с чем-то, но не пьет, а только время от времени нам с Л. сдержанно улыбается. Видимо, артист. Затем поднимает рюмочку, рисуя ею в воздухе маленькую петельку Мёбиуса: «Ваше сторофье!» Мы с Л. тоже поднимаем наши бокалы и тоже улыбаемся. Наш визави удовлетворенно кивает. Через какое-то время он опять поднимает свою рюмочку: «Ваше сторофье!» Мы тоже хватаем со стола наши бокалы и отвечаем тем же. Так, приветливо помахивая друг другу сосудами с разного градуса спиртным, мы молчаливо общаемся. Потом, махнув последний раз бокалами на прощание, мы с Леной снимаем свои яркие одеяла и с компанией едем в отель.
На следующий день выясняется, что наш молчаливый симпатичный собеседник – вице-мэр Таллина.
Ваше здоровье, господин вице-мэр!
Нас поселили в резиденцию мэрии Таллина. Управляющая всей этой прекрасной усадьбой – Рэт. Прямо как будто из какого-то кино. Вышколенная, умелая, очень вежливая. Как и все эстонцы, с кем мы успели познакомиться, говорит «по-русскому» с неповторимым обаятельным прелестным акцентом.
Из моей комнаты окно выходит на небольшой разговорчивый фонтанчик. Белые ночи. Цветет и благоухает бледная местная сирень. Поет какой-то сумасшедший, видимо по уши влюбленный соловей. Оттого, что вечером почти не темнеет, кажется, что время остановилось на семи тридцати. Ну, восьми. Пьем чай, тихо разговариваем. В гостиной часы бьют полночь. По старинному деревянному дому начинают шастать духи прежних хозяев. Они кряхтят, охают и стонут, они бренчат ключами, скрипят ступеньками. Они недовольны. Нам показывали их портреты. Суровые скандинавы. Викинги. Бюргеры. Лицеисты. Все серьезные. Не то чтобы у них были скверные характеры, но предчувствия их не обманули. Попробуй быть душевным, когда внезапно приходят вооруженные люди, отнимают у тебя наследное поместье, в котором ты рос, играл в солдатиков, принимал гостей, влюблялся, женился и строил планы на будущее своих детей и внуков. А тебя арестовывают и отправляют на Енисей, убирать снег «весь» © и валить лес.
Рэт за ужином рассказывает, что, когда Эстония объявила реституцию, то есть предложила бывшим хозяевам собственности вступать в право владения своей землей, хозяева этой резиденции не объявились. Где-то затерялись их следы?
Я подымаюсь к себе в комнату под крышей, где могу послушать соловья, где мне приснится, что кто-то взял на себя все мои заботы, что кто-то меня любит больше жизни, кто-то говорит мне: «Ты поспи, а я покараулю… А ты поспи». И снится еще, что мне спокойно за день завтрашний, и папа жив и здоров, и все экзамены на правильные поступки и верную линию жизни сданы на «отлично», и у меня каникулы, и мама купила мне пять книг и новые туфли синего цвета, и завтра утром можно подольше спать, и… Да. Я иду и иду по лестнице вверх, я подымаюсь к себе в комнату под крышей. Падаю в постель, и мне ничего не снится. Засыпаю мгновенно и просыпаюсь через четыре часа, потому что внизу включают фонтанчик и он начинает весело журчать.
Вечером мы накупили себе разных видов сыра, творога и йогурта. Расставили на столе. Ждали, когда закипит чайник. Мы с М. и Л. в нетерпении ходили вокруг. Ах-ах, какое изобилие эстонских качественных молочных продуктов. Сыр такой и сякой, сырки и творожки, йогурты и прочее неопознанное, сделанное из эстонского молока.
Хотелось мяукать.
С утра было прохладно и шел мелкий дождик. Все как я люблю. Этот бисерный дождь очень подходит к старинной усадьбе резиденции.
В тот день на территорию приехала съемочная группа. По договору они приезжают каждую пятницу и снимают там безразмерный детективный сериал. Рэт в четверг утром за завтраком рассказала, что ей очень нравятся съемки и очень ей симпатична группа девушек, играющих следователей. Красивые и умные.
– А, я понял! Значит, они не детектив снимают. А фантастику, – заключил московский режиссер Р.
- Предыдущая
- 12/60
- Следующая
