Нюрнбергский эпилог - Полторак Аркадий Иосифович - Страница 103

• Предыдущая
• 103/181
• Следующая

Именно таким являлся Вильгельм Кейтель.

Полковник Кейтель слыл в среде германского командования ярым нацистом. Многолетней, хотя и бесцветной, службой он доказал свою исключительную лояльность и, более того, неограниченную покорность Гитлеру. Даже в Нюрнберге на допросе 3 августа 1945 года Кейтель заявил:

— В глубине души я был верным сторонником Адольфа Гитлера, и мои политические убеждения были национал-социалистскими. С тех пор как фюрер оказал мне доверие, личный контакт, который мы с ним поддерживали, помог мне обратиться в сторону национал-социализма. И по сегодня я остаюсь убежденным сторонником Адольфа Гитлера, однако это совсем не значит, что я разделяю все пункты программы и политику партии.

Национал-социалистская убежденность Кейтеля решила дело, и он оказался начальником штаба ОКВ.

Кейтель отлично знал, что поставлен во главе учреждения, основная и, в сущности, единственная задача которого заключается в подготовке большой войны. И коль судьба уж так высоко вознесла его, он считал, что должен сделать все возможное и даже невозможное, чтобы оправдать доверие фюрера.

С первых же судебных заседаний, когда речь зашла о роли Кейтеля в преступлениях, я пытался представить себе, какова была подлинная власть, подлинное его влияние в военной группе. Сам Кейтель всячески стремился убедить суд в том, что, хотя он и занимал после Гитлера самое высокое положение в военной иерархии нацистской Германии, истинная его власть как начальника ОКВ была весьма ограничена. Ему очень хотелось предстать перед Международным трибуналом всего лишь начальником военной канцелярии Гитлера.

Попытки представить Кейтеля малозначащим чиновником, не имевшим влияния на военную политику, делались и после Нюрнбергского процесса в определенного толка западногерманской литературе. С другой стороны, те из германских генералов, о которых говорят, что каждый из них выигрывает одно сражение, а все вместе они проигрывают войну, готовы были всячески преувеличивать власть Кейтеля, представлять его наряду с Гитлером фактическим и полновластным руководителем вермахта. А так как Кейтель, по их глубокому убеждению, не имел никаких стратегических талантов, то проще всего было объявить, что именно он мешал германским генералам вести победоносную войну и способствовал военному поражению Германии. Мол, не германский генералитет, а только Гитлер и Кейтель подлинные виновники краха «третьей империи».

Кейтеля это, конечно, совсем не устраивало. Не устраивали его и настойчивые доводы Руденко о том, что, располагая военными знаниями и опытом, он, Кейтель, «имел возможность оказывать существенное влияние на Гитлера при решении военно-стратегических и других вопросов, касающихся вооруженных сил».

Бывший начальник штаба ОКВ проводил на процессе свою линию, смысл которой сводился к тому, что хотя он и был военным профессионалом, но Гитлер в силу своей гениальности вовсе не нуждался в его, Кейтеля, советах.

— Нет, господин обвинитель, — вкрадчиво отвечал он Руденко, — очень трудно обычному кадровому офицеру и неспециалисту представить себе, в каком огромном количестве Гитлер сам изучал труды генеральных штабов, военную литературу... и как велики были его знания в военной области, вызывавшие удивление.

Не знаю, взглянул ли Кейтель, сказав это, на скамью подсудимых, видел ли сардоническую улыбку на лицах Иодля, Геринга, Редера. Но отступать было некуда, и он упорно продолжал настаивать на своем:

— Я разрешу себе, господин обвинитель, заявить здесь (и все остальные офицеры вооруженных сил могут подтвердить это), что Гитлер был осведомлен об организации, вооружении, руководстве, снаряжении всех армий и, что удивительнее всего, о флотах всех стран... Во время войны, когда мне часто приходилось бывать в главной ставке, он ночи напролет штудировал великие труды Шлиффена, Мольтке и Клаузевица, из которых черпал свои знания. У нас сложилось представление, что он гений.

Я наблюдал Кейтеля в течение всего процесса и неоднократно убеждался, насколько хорошо усвоил он, что на скамье подсудимых чрезмерная популярность его имени совершенно ему ни к чему. Но ведь, как назло, оно звучало в нюрнбергском Дворце каждый день и почти каждый час: «Кейтель приказал», «Кейтель распорядился», «Кейтель требовал»... Он оказался в фокусе событий второй мировой войны, ибо находился постоянно в непосредственном окружении Гитлера, повсюду сопутствовал ему и, в сущности, был его вторым «я». Недаром откровенное подхалимство и заискивание перед фюрером принесло фельдмаршалу малопочетное прозвище «Лакейтель».

Кейтель понимал опасность такой ситуации и потому все настойчивее проводил свою линию защиты. Отвечая на очередной вопрос главного советского обвинителя, незадачливый начальник штаба ОКВ заявил:

— Хочу, господин обвинитель, закончить свою мысль тем, что не я, откровенно говоря, поучал Гитлера, а он меня.

На скамье подсудимых и эта реплика Кейтеля была встречена улыбками. Некоторые подсудимые считали, что он прибедняется не в меру, что есть все-таки определенная граница в выборе средств и способов защиты, которую не стоит переступать. Впрочем, такая же точно мысль мелькнула и у самого Кейтеля, когда через несколько дней ему довелось лицезреть, какие рекорды лжи ставит его сосед по скамье подсудимых Эрнст Кальтенбруннер. Поистине, со стороны виднее!

Во время одного из перерывов Джильберт спросил Геринга, что он думает по поводу показаний Кейтеля. Рейхсмаршал, конечно, не поддержал нелепую ложь относительно Гитлера, но с готовностью согласился с другим утверждением Кейтеля:

— Я уже говорил суду, доктор, что у Кейтеля не было командных функций.

Читатель, несомненно, помнит, что Геринг иногда не прочь был «взять на себя» ответственность за деятельность того или иного подсудимого. Но как только зашла речь о Кейтеле, он прикусил язык. В этом случае хорохориться не приходилось.

К какому же выводу можно прийти, задумываясь о подлинном положении Кейтеля в гитлеровской ставке? Можно смело сказать, что после ознакомления с материалами обвинения Кейтеля никто из судей не придерживался мнения, что он был ключевой фигурой в германском верховном командовании. Напротив, в ходе процесса стало совершенно очевидно, что главной «кухней» гитлеровской военной стратегии был штаб оперативного руководства ОКБ, а там хозяйничал не столько Кейтель, сколько Иодль. Гитлер понимал, что его «Лакейтель» не Мольтке и не Шарнгорст. На него не возлагалось решение оперативных вопросов. Для этого у Гитлера и существовал Иодль, о котором я еще расскажу.

• Предыдущая
• 103/181
• Следующая