Выбери любимый жанр

Закат Америки - Поликарпов Виталий Семенович - Страница 32


Изменить размер шрифта:

32

Не буду далеко ходить за примерами: для того чтобы понять драму бизнесменов, не обязательно погружаться в пучины страстей биржевых воротил. Возьмем для примера работу психотерапевта.

Как известно, психотерапия базируется на уважении личности и достоинства тех людей, которые обращаются к врачу за помощью. Но тот факт, что пришедший в консультацию человек — не просто страдающая личность, а клиент (!), несколько меняет всю ситуацию. Когда психотерапевт становится бизнесменом, ему практически невозможно удержаться от овеществления своего клиента. Психолога, психотерапевта у нас не принято считать бизнесменом. Это, хотя и лестное для меня, но заблуждение. И я, как некая промежуточная стадия между психологом и бизнесменом, тоже переживаю глубокий душевный конфликт.

Представьте себе: в институте я сталкиваюсь с весьма ощутимыми накладными расходами. Для того чтобы организовать работу нашей психотерапевтической помощи, мне приходится тратить уйму денег, и взять их мне, иначе как с клиентов, неоткуда. Кроме того, мне нужно кормить семью, и моим помощникам — тоже. Значит, за каждую оказанную психотерапевтическую услугу я вынужден брать гонорар. Причем такой, который, вкупе с гонорарами других клиентов, сможет покрыть цены электрических печатных машинок, необходимых институту, газовые счета, счета за электричество, огромные телефонные счета, страховку…

Итак, во мне сталкиваются психотерапевт и бизнесмен, но ведь и человек, пришедший в консультацию, неоднороден. Он одновременно личность, требующая помощи, и клиент, которого нужно обслужить.

Основная проблема пациента в том, что он привык пользоваться костылями, хотя вполне мог бы обойтись без них. Пациент нашего профиля приходит в консультацию с тайной целью — взвалить свои проблемы на плечи психотерапевта. А тот, в свою очередь, должен сделать все возможное, чтобы пациент поверил себе и смог сам решить эти проблемы, не опираясь на многочисленные подпорки. Чем слабее в человеке внутренняя опора, тем больше ему приходится манипулировать.

Ситуация, которая складывается между рабочим и работодателем, очень похожа на взаимоотношения пациента и психотерапевта. Рабочий пытается получить как можно больше прибылей за минимум работы. В этом он похож на пациента, старающегося получить от психотерапевта столько поддержки, сколько сможет унести.

Пациент иногда требует повышенного внимания в течение целого дня или даже суток. При этом он чувствует себя вправе заплатить за это столько, сколько ОН считает нужным, или даже не заплатить совсем, ссылаясь на отсутствие денег. «Как же так?! — говорит он в таких случаях. — Вы ведь общественный благодетель и не сможете пройти мимо нуждающихся».

Он прав в том, что моя профессия обязывает меня к тому, чтобы сердце мое было открыто навстречу каждому. Но за время, которого у меня существенно меньше, чем душевной теплоты и любви к человечеству, за время, которого у меня в обрез, нужно платить. «Вы платите не за любовь и внимание, которое я вам оказываю, — могу я сказать в таком случае, — вы платите компенсацию за потраченное на вас время».

Бизнесмен в отношении своих потребителей исповедует похожую философию.

Прежде чем обвинять меня в том, что я против системы свободного предпринимательства, вспомните слова Эдлая Стивенсона: «Истинными патриотами могут называть себя только те, кто любит Америку такой, какая она есть, но хочет, чтобы любимая стала еще больше достойна нашей любви. Это — не вероломство. Это — самая верная, самая благородная привязанность. Так любят родители, учителя, друзья…»

Я люблю Америку больше любой другой страны, и тем не менее я все время думаю о том, как нам выкарабкаться из той ямы бездуховности и манипуляций, в которую мы сползаем.

Как, как, как, скажите вы мне, нам заниматься бизнесом и при этом не отрываться от концепции ценности человеческой личности и человеческого достоинства?

Деятели всех церквей и всех верований бились на протяжении десятилетий над этой проблемой. И сами бизнесмены не оставались в стороне. Их тоже всегда тревожил конфликт между делом и духом. Но — конфликт не исчезал, а только разрастался.

Великий психоаналитик Карэн Хорни писала по этому поводу: «Противоречие в том, что, с одной стороны, мы ценим и превозносим концепцию конкуренции как двигателя прогресса, а с другой — не устаем пропагандировать братскую любовь и смирение».

С одной стороны, американский образ жизни и ныне действующая мораль предлагают нам быть настойчивыми и агрессивными и убирать конкурентов со своего пути. С другой стороны, деятели церкви внушают нам смирение, любовь к ближнему своему, которая куда важнее и человечнее конкуренции. Современный манипулятор глубоко чувствует это противоречие.

Я бы так ответил Карэн Хорни: ищите и найдите актуализирующий творческий синтез и постарайтесь стать утверждающе заботливым. Постарайтесь не быть бесполезным человеком. Постарайтесь сделать так, чтобы ваши желания и ваша этика могли бы подойти в качестве нормы каждому человеку на земле.

Вспомним Евангелие от Матфея: «ЧТО ПОЛЬЗЫ ЧЕЛОВЕКУ, ЕСЛИ ОН ЗАВОЮЕТ ВЕСЬ МИР, НО ПОТЕРЯЕТ СОБСТВЕННУЮ ДУШУ?»

Б) Сужение пространства свободы
(Свобода Анджелы Дэвис // Новая газета. 14-20 сентября 1998)

Итак, я беседую с Анджелой Дэвис, живой легендой 70-х, профессором, автором пяти книг и сотен статей, посвященных женскому и негритянскому движению США, социальной структуре общества, положению в американских тюрьмах.

— Профессор Дэвис, давайте начнем наш разговор с того, чем вы всегда занимались. Что сделано в американском обществе для преодоления расизма и расовой дискриминации?

— Сейчас мы переживаем такой момент, что экономически ситуация для чернокожего населения и для цветных сложилась крайне неблагоприятная. Почти два миллиона людей сидят в тюрьмах, а эти люди не учитываются в статистике безработицы. Если пересчитать безработное чернокожее население и приплюсовать к этому негров-мужчин в тюрьме, то получится, что безработных вовсе не 11%, а 19%. Я также возьму на себя смелость утверждать, что структурный расизм куда более силен сегодня, нежели двадцать пять лет назад. Нынче все более набирает силу консервативная тенденция, направленная на уничтожение программы «позитивных действий». На практике это означает, что лишь незначительное число негров и цветных смогут поступить в колледжи и университеты. Я думаю, что примерно в четыре раза больше черных и цветных сидят в тюрьмах, нежели учатся в университетах и колледжах. Стремление пробить законодательство, считающее лишь английский официальным языком, — это попрание прав групп, говорящих на других языках, особенно испаноговорящего населения. Отмена двуязычных программ — это также показатель поднимающего голову расизма. Подобным же образом я бы оценила ликвидацию программы велфера (социальных пособий) в ряде штатов, что особенно ударяет по женщинам, в основном цветным, черным матерям. Я рискну утверждать, что на протяжении последних пятнадцати лет происходило движение от государства социального благосостояния к государству социального контроля.

— Как вы относитесь к мнению, которое все громче звучит в консервативных кругах американского общества, да и не только в них: что система социальной поддержки для черных и цветных ориентирует их на иждивенчество и паразитизм и не дает им возможности включаться в жизнь, участвуя в равной конкурентной борьбе?

— Эти суждения имели бы смысл, если бы мы могли обеспечить работой тех, кого лишают велфера.

— А «программа позитивных действий»? Многие ее критики говорят, что система эта приводит к дискриминации белых в пользу черных, цветных и людей нетрадиционной сексуальной ориентации.

— Я не вижу в «программе позитивных действий» стратегии, направленной на то, чтобы неподготовленные черные и цветные студенты поступали в университеты. Такой гарантии для них нет. Это попытка разрушить традиционные барьеры, которые существовали для цветных людей, а также для женщин. Намерение разрушить «программу позитивных действий» я рассматриваю как начало новой эры расизма и сегрегации.

32
Перейти на страницу:
Мир литературы