Падает вверх - Полещук Александр Лазаревич - Страница 11

• Предыдущая
• 11/46
• Следующая

Платон Григорьевич выглянул в окно и зажмурился: за ночь выпал снег, и все вокруг было ослепительно белое, только посередине озера виднелась темная полынья в виде ромба — след взлетевшего утром самолета. В дверь кто-то постучал, а когда Платон Григорьевич открыл ее, на пороге стоял Диспетчер. «На ловца и зверь бежит», — подумал Платон Григорьевич и спросил улыбаясь:

— Вы ко мне?

— К вам, Платон Григорьевич, — сказал Диспетчер. — Вы не заняты?

— Нет, нет, я как раз собирался с вами встретиться. Нам обязательно нужно поговорить. Садитесь, прошу вас.

— Да, — подтвердил Диспетчер, — обязательно… Мне, Платон Григорьевич, трудно начать разговор, а чувствую — надо… Вы ведь сами убедились в том, что в космическом пространстве стали появляться странные летательные приборы. Они не всегда такие, как тот, который повстречался вам на обратном пути с Луны. Иногда это шары, шары разного цвета, последнее время стали появляться конусы. Летит, понимаете ли, этакий гигантский абажур, поперечником метров в двести, приходится отклоняться с курса, пилоты нервничают. И вообще нужно же что-то предпринимать, как вы думаете, Платон Григорьевич?

— Я с вами согласен… Но почему вы обращаетесь с этими вопросами ко мне?

— Мне сказал Ушаков, что вы врач-психиатр. Это верно? — Платон Григорьевич кивнул.

— Мы посоветовались с Ушаковым и пришли к заключению, что ваш приезд сюда к нам не является делом случая. Видимо, моя докладная вызвала определенное недоверие, и вас прислали сюда для проверки или уточнения… Это так, Платон Григорьевич?

— Согласитесь, товарищ Мельников, с тем, что для недоверия есть основания. Недоверия не к вам лично и не к показаниям очевидцев, а ко всей этой истории в целом.

— А сейчас, что вы думаете сейчас?

— Мне трудно сказать что-нибудь определенное…

— Я кое-что просмотрел по рефератам, вы всегда смело экспериментировали, — сказал Диспетчер.

— Так вот, товарищ Мельников, да, я видел своими глазами, но видел не совсем то, что видел ваш друг Ушаков. Понимаете? Я видел диск красноватым, оранжевым, а Полковник синим, даже голубым…

— Зрение у Полковника, как у птицы, — заметил Диспетчер. — Да вы, кажется, сами проверяли?

— Проверил и остроту зрения и цветоощущение, все проверил… А потом Ушаков проверил меня, и это не изменило положения. Для меня встреченный в космосе предмет был одного цвета, для него — другого.

— Но это все субъективно, крайне субъективно, Платон Григорьевич. А вот пленка, пленка с сообщением от моего имени, ведь это меняет дело!"

— Нет, не меняет… Вы можете мне верить или нет, но когда Могикан в первый раз принес ее и читал при мне, то та часть пленки, где было сообщение, показалась мне свободной от перфораций. Я некоторое время не видел там ни единой дырочки, а Полковник и Могикан прочли сообщение и серьезно его обсуждали.

— Но вы же видели отверстия на ленте! Так ведь?

— Да, уже на Земле…

— И все-таки?

— И все-таки есть здесь какие-то моменты… Ну, допустим, что в космосе действительно появились странные пришельцы, допустим… Тогда возникает вопрос: откуда они?

— Вопросов здесь масса. И откуда они, и кто они, и зачем им понадобилась Земля… Я вам больше скажу, Платон Григорьевич… Не исключена возможность, что эти тела имеют земное происхождение. И чем больше я думаю об этом, тем больше мне становится не по себе. Ни я, ни мои товарищи не допускают в своих рассуждениях никаких мистических объяснений. Мы заняты почетным и трудным делом. Но в этой новой ветви техники с первого мгновения ее существования было нечто загадочное… И тоже, к сожалению, во многом субъективное.

— Вы, наверно, старожил этой базы? — спросил Платон Григорьевич с интересом. — Мне очень хотелось бы поговорить с теми товарищами, которые создавали этот, как его…

— Компенсатор?

— Да, так его называли пилоты. Насколько я понимаю, все дело в нем. Кому принадлежит это открытие, вы, вероятно, знаете?

— Это не открытие, это просто изобретение. А сделал его я.

— Вы? Это вы изобрели компенсатор?

— Я, видимо, очень не похож на человека, способного на такие дела, Платон Григорьевич? Это верно… Но что делать?

— Сколько вам лет, Михаил Антонович?

— Мне сорок пять… Будет в декабре.

— А когда вы сделали свое изобретение?

— В апреле 1961 года… Семнадцатого числа…

— Я понимаю: пришлось его «пробивать», вероятно, с трудом…

— Все было, Платон Григорьевич. Не в этом сейчас дело.

— Я чувствую, что вы недоговариваете… Вам трудно начать?

— Трудно… Но вам я почему-то верю.

— Вы хотите, чтобы наш разговор остался в тайне? Я могу вам смело обещать…

— Спасибо за обещание, но дело все в том, что ваше вполне естественное недоверие ко всему, что вы наблюдали, как-то очень тонко, очень сложно складывается с моими субъективными ощущениями… Со всей моей жизнью… Для меня это изобретение было невероятно тяжелым испытанием. И вовсе не потому, что кто-то не понимал, мешал мне, нет. Я испытал что-то очень напоминающее сильнейший нервный шок. Возможно, что вы подберете более точное название, когда узнаете все. А сейчас, когда я уже совсем успокоился, когда идет такая интересная работа и по многим направлениям, — вы еще не со всеми нашими точками познакомились, Платон Григорьевич, — сейчас вновь выйти из строя… Это было бы несправедливо.

— Тогда рассказывайте по порядку, Михаил Антонович. Может быть, я смогу помочь… Итак, апрель 1961 года…

— Да, это было в апреле… В тот год была удивительная весна. Такой весны, пожалуй, с тех пор мы и не видели… Я жил тогда в Подмосковье, преподавал в школе физику и астрономию… И мысль о компенсаторе пришла мне в голову прямо на уроке. Мы занимались повторением всего материала за последние три года. Ребят, как выражался наш директор школы, я «распустил», то есть давным-давно разрешил им задавать мне самые различные вопросы. Это трудно для учителя, но если чурствуешь себя в силах, то очень полезно… В то время много писали о пресловутой «дегравитации», приложили к этому руку и писатели-фантасты. Буквально ни одна повесть не обходилась без «гравилетов» и «гравипланов» самых удивительных конструкций.

— Если можно назвать «конструкцией» свободный вымысел?

— Конечно, ничего конкретного не предлагалось, но и статьи в газетах, а было несколько сообщений о якобы сделанных открытиях, и книги, которые читали ребята, — все было полно каким-то предчувствием, ожиданием нового… И новое пришло…

— Вы сказали, что сделали свое изобретение семнадцатого апреля?

— Да, семнадцатого, а двенадцатого апреля поднялся в космос Юрий Гагарин, так что буквально каждый вопрос так или иначе был связан с космосом, с полетами… А тут как-то все так сложилось, совпало… Понимаете ли, Платон Григорьевич, я вот сейчас только могу припомнить целый ряд подробностей, на которые вначале не обратил внимания, а потом уже не до воспоминаний стало. На предыдущих уроках все время раздавался какой-то странный шум. Будто кто-то громко, с хрипотцой разговаривает, но невнятно так, будто сквозь зубы.

«Ребята, — говорю, — кто это мешает?»

«Мы ничего, Михаил Антонович, мы ничего не делаем…» — отвечают ребята, а минут через десять опять этот же звук. И вот на последнем уроке кто-то из ребят догадался. Слышу голос: «Михаил Антонович, а звук из-за решетки идет…»

Прислушались, действительно будто кто-то за вентиляционной решеткой скребется.

«Достать? — спрашивают. — Посмотрим, кто там такой».

«Достать, — отвечаю. — Все равно с самого утра этот звук мешает».

Только ребята открыли решетку, а оттуда — галка, класс ахнул, а галка испугалась и пошла носиться по классу. Что тут началось!.. — Диспетчер улыбнулся, а Платон Григорьевич наставительно сказал:

— Обождать нужно было, на переменке достали бы…

— На переменке? Ну, тогда, Платон Григорьевич, я не имел бы удовольствия познакомиться с вами и вообще всего этого не было бы, — он развел руками, и Платон Григорьевич понял, что не было бы ни этого дома на берегу далекого сибирского озера, ни удивительных самолетов, ни многого другого, о чем он только догадывался. — И вот я говорю:

• Предыдущая
• 11/46
• Следующая