Медный ангел - Полански Кэтрин - Страница 42
- Предыдущая
- 42/52
- Следующая
– Да... Но я же... Я уверена, что ребенок не...
– Что отец – Вильморен, и вы родите герцогу бастарда? – безжалостно уточнила Камилла.
– Да, – прошептала юная герцогиня.
– Не вы первая, не вы последняя. Будьте внимательны, будьте осмотрительны – и никто ничего не заподозрит.
– Но... Я давно не делила постель с мужем.
– Придется, – вздохнула Камилла. – Думайте о ребенке.
– Я не смогу. – Анна побледнела и готова была расплакаться. – Что я скажу Анри?
– С Анри вообще не заговаривайте про мужа. Просто не поднимайте эту тему. Он тоже не будет про это говорить. Здесь все понятно без слов, высказанное сделает положение вещей невыносимым.
– Это так ужасно...
– Это жизнь. – Камилла присела на диванчик рядом с гостьей, обняла Анну за плечи. – Выбора нет. Вы должны устраивать свою жизнь так, чтобы урвать хотя бы кусочек счастья.
– Но так ужасно лгать!
– Мораль – вещь хорошая, но разве морально приковать вас, такую молодую, к такому человеку, как ваш муж? Если с вами поступили нечестно – вам тоже не стоит быть слишком щепетильной.
– Спасибо вам, дорогая кузина! – Анна порывисто поцеловала Камиллу в щеку.
Если бы все становились счастливы и примирялись с совестью так легко, как милая Анна!
Глава 25
Дни шли, превращались в недели. На дворе стоял май, а дело не сдвинулось с места.
Казалось, все забыли о политике и просто наслаждались жизнью. Анри, Виллеру и Камилла посвятили герцогиню де Лонгвиль в дело, дабы не скрываться от постоянно находящейся рядом с аббатом женщины, к тому же заинтересованной женщины – ведь герцог Энгиенский приходился ей родным братом. Анна с энтузиазмом предложила свою помощь. Оказалось, что она помнит Роже и Жирардена, которых видела в окружении брата.
Вильморен выхлопотал себе перевод в Париж, Орден поручил ему какое-то дело при дворе. Теперь аббат коллекционировал сплетни и регулярно отсылал начальству сводки о состоянии здоровья короля Людовика. Весь Париж, вся Франция, вся Европа, а особенно Испания, затаив дыхание, ждали предрешенного исхода. Король болен, король скоро умрет. Однако Людовик умирал уже почти полгода, и все успели привыкнуть. Противники Мазарини строили козни, пытаясь склонить короля не назначать регентшей королеву. Сам кардинал, говорят, не вылезать из постели Анны Австрийской, ублажая будущую властительницу Франции. Испанцы в Эльзасе ждали смерти монарха, собирали силы и готовили сокрушительный удар. В общем, все ждали. Ожидание утомляло.
Анна де Лонгвиль взяла на службу одного из людей Теодора, который обеспечивал теперь охрану в особняке Лонгвилей – и конечно же служил надежным связным между домами. Счастливый герцог де Лонгвиль готов был на все ради жены, собиравшейся подарить ему наследника. Герцогиня также пригласила в дом нового духовника, аббата де Вильморена, что герцог приветствовал – за последний месяц святой отец занял весьма влиятельное положение при дворе, знакомство с ним было не лишним. Анна и Анри весьма напоминали парочку влюбленных голубков, но Лонгвиль предпочитал верить супруге и не замечать ничего вокруг. Ему это не мешало по-прежнему открыто ездить к своей любовнице, госпоже де Монбазон. Парижские нравы временами восхищали Теодора.
Виллеру в светских увеселениях участия почти не принимал, потому как визиты в кабаки стали исключительно его делом, аббат ночами был занят. Увы, поиски не приносили успехов: Дени де Роже не показывался ни в свете, ни в злачных местах. Возможно, он покинул Париж. Надежда быстро отыскать предателя и вернуться в действующую армию меркла с каждым днем. Теодор написал одному из своих армейских приятелей, поинтересовавшись, не отыскался ли Жирарден, но о том ничего не слышали. Казалось, заговор провалился, герцог Энгиенский жив и здоров, и все же на душе было неспокойно. Поиски Виллеру продолжал с завидным упорством: от этого напрямую зависело его будущее.
Апрель и теперь май состояли из дней-близнецов: утром Теодор распределял дежурства, себе всегда оставляя утро, вечером оставлял особняк на Жюре и отправлялся в очередной кабак. Чаще всего из злачного местечка удавалось выбраться трезвым и не слишком поздно, тогда он шел к Камилле, а под утро заступал на дежурство. Анри же подозрительно часто исчезал из дома госпожи де Ларди, но коня не брал – значит, ходил недалеко. Виллеру догадывался, где может проводить время любвеобильный аббат. Анри и Анна, похоже, не совестились своими отношениями: Анна не любила мужа, тот вел себя неблаговидно, а Анри роль постоянного любовника вполне устраивала. В отличие от Теодора, которому становилось все тяжелее делать вид, что между ним и Камиллой нет ничего, кроме взаимного интереса.
Камилла вела насыщенную жизнь светской львицы, почти каждый вечер либо выезжала, либо давала прием в особняке де Ларди. Общество просто влюбилось в недавнюю затворницу, даже больной король благосклонно выслушивал рассказы об экстравагантной даме и однажды удостоил ее личной беседы. Госпожа де Ларди уже слегка устала от роли наперсницы молодой герцогини, но все же каждый вечер проводила рядом с ней, ибо Анна знала в лицо де Роже и могла на него указать.
Каждую ночь Камилла отсылала служанку, накидывала пеньюар, распускала волосы, брала книгу и устраивалась в кресле у камина. Иногда читала, иногда смотрела на огонь и всегда ждала. Ожидание стало привычным. Редко, но все же случалось, что она засыпала в кресле и просыпалась уже утром, одна. Тео не приходил. Камилла знала, что шевалье не приходит тогда, когда выпивает в своих путешествиях. Такая щепетильность ее и радовала, и раздражала одновременно. Она не знала, что лучше: вот так ждать и не дождаться – или получить пьяного, едва стоящего на ногах кавалера. Впрочем, Тео о ее желаниях осведомиться не соизволил, просто решил, что, выпив, не приходит. Какое высокомерие! Мог бы и поинтересоваться ее мнением, может, она без ума от нетрезвых мужчин. Нет, все решил сам, только сам.
Она любила его. Зрелому возрасту – зрелые чувства. И ее чувство было зрелым, глубоким и нежным. Таким щемящим... Но Теодору это не было нужно. Ему нужна только война. Совсем как Франсуа. Камилла не собиралась во второй раз стоять на коленях.
И она просто любила его, просто отдавалась всей душой и телом. Утомленные ласками, они разговаривали, делились впечатлениями, накопленными за день, обменивались информацией. Частенько Камилла рассказывала что-нибудь о своей жизни, Тео всегда слушал с напряженным вниманием, иногда в ответ поведывал о себе. Его повествования, такие редкие, всегда радовали ее, он оказался хорошим рассказчиком, его описания были насыщенными, подробными, образы невероятно яркими, будто живыми. Можно было легко представлять всех этих людей и места. Представлять – и ждать, когда он уедет.
И вдруг ожидание закончилось.
Четырнадцатого мая госпожа де Ларди и герцогиня де Лонгвиль присутствовали на балу в ратуше. Здесь собралось множество людей, толпа шумела и перекатывалась, ворочалась, как спящий зверь. Аббат и Теодор были где-то рядом, осматривали те места, куда женщинам вход закрыт.
Был день Вознесения Господня. Все говорили только об одном – о болезни короля. Тема эта не надоедала людям уже много месяцев, но вчера поползли слухи, что король при смерти.
– Говорят, его величество совсем плох... – сетовал кто-то сокрушенно-заинтересованным шепотом.
– Он уже несколько дней ничего не ест...
– Бувар, его личный медик, признался, что его величество так слаб, что и рукой пошевелить не может!
– Боже, храни короля!
Не сохранил. Или хранил, да вот терпение иссякло.
Из Сен-Жермена примчались вестники, сообщившие, что в два часа и три четверти пополудни король Людовик Тринадцатый испустил последний вздох. Новость распространилась ужасающе быстро.
– Король умер.
– Да здравствует король!
Дофину было четыре с половиной года.
Перешептываясь, люди начали расходиться, все спешили покинуть бал, смерть короля сделала дальнейшие увеселения невозможными. Церковные колокола звонили, не переставая, возвещая переход в иной мир властителя Франции.
- Предыдущая
- 42/52
- Следующая
