Подводная экспедиция - Пол Фредерик - Страница 4

• Предыдущая
• 4/37
• Следующая

Побудку сыграли в 4.45 утра. На небе еще мерцали звезды.

Мы, триста человек, выстроились в предрассветной мгле и, с трудом унимая дрожь, встали по стойке «смирно». Наверное, у всех нас был вид типичных салаг, ступивших на священную землю академии. Понимая это, я готов был простить курсанту Сперри гримасу отвращения, которая ползла по его холеному надменному лицу.

После переклички мы вернулись в свои комнаты и приготовились к утреннему осмотру. За осмотром последовал плотный завтрак (ранняя побудка необыкновенно усиливает аппетит!). Потом, несколько отяжелевшие, мы приступили к первому дню своей учебы.

Каждый из нас мечтал об этой минуте с десяти или двенадцати лет. Наше физическое и умственное развитие было вполне обычным для подростков, поступивших на первый курс академии. Каждый из нас накопил столько знаний по всем основным предметам, сколько влезло в его голову. Мы изучали не только навигацию и математику, но и целый букет других дисциплин, от эстетики до механики, от баллистики до бальных танцев. Специализация в средних школах год от года становилась жестче, но нас, будущих офицеров подводного флота, не устраивали никакие узкопрофильные специализации, нам предстояло овладеть целым миром науки.

Мы были готовы к этому и без раскачки приступили к работе, покрываясь потом на спортивных площадках, напряженно морща лбы возле классных досок и маршируя по плацу в своих ярко-красных форменных куртках.

Это была нелегкая работа.

Она и не могла быть легкой. Из слабака нельзя сделать командира подводной лодки. Морская служба не дает поблажек. Секундная слабость или растерянность могут привести к аварии на огромной глубине, там, где вес многокилометровой толщи воды ломает стальную конструкцию как картонную коробку. Только один материал позволял нашим подводным лодкам плавать на глубине, превышающей шесть километров. Только благодаря ему можно было строить подводные города Маринии.

Этот материал назывался иденит.

Боб Эсков первым из моих однокурсников связал это слово с моей фамилией. Он напрямую спросил меня, не родственник ли я Стюарту Идену, изобретателю иденита. О том, что имя Стюарта Идена увековечено в этом слове, я узнал гораздо позже своего первого знакомства с дядей. Теперь я ответил, с трудом приглушая звучавшую в моем голосе гордость.

– Это мой дядя.

– Дядя? – На Боба это явно произвело впечатление. Он на секунду задумался, а потом рискнул задать новый вопрос: – Говорят, сейчас он опять изобретает что-то. Что-то такое…

– Я не могу рассказывать об этом, – резковато ответил я – и это была сущая правда: я действительно не мог сказать ни слова, потому что ровным счетом ничего не знал. В газетах то и дело появлялись сообщения о том, что Стюарт Иден вновь прибыл в Маринию. Я мог бы пересказать эти заметки – и только. В коротких разговорах, которые мы иногда вели с дядей, речь шла обо мне и моей учебе и никогда – о его собственных делах.

Эсков не стал настаивать. Глядя на его открытое добродушное лицо, я без труда понял, что он вспомнил о той серьезной размолвке, которая, по слухам, произошла когда-то между Иденами и Сперри.

Новость о моих родственных связях распространилась чрезвычайно быстро. Через три дня уже добрая половина курса держала пари насчет того, как долго я смогу избегать открытого конфликта с помощником строевого. История противоборства Хэллэма Сперри с моим отцом и дядей ни для кого не была тайной. Но в тех редких письмах, которые я получал от дяди Стюарта, он напоминал мне, что умный человек стоит выше ненависти, и в отношениях с Брэндом Сперри я твердо следовал этому совету.

Именно об этом я однажды и сказал Бобу Эскову. Занятия закончились, и у нас было полчаса свободного времени до ужина. Мы сидели на песчаной лужайке перед столовой, наблюдая за тем, как клубятся над морем плотные кучевые облака.

– Может быть, тебе надо поговорить со Сперри, Джим, – нерешительно сказал Эсков. – Чтобы прояснить ситуацию…

Я вспомнил нашу первую встречу на лестнице и с сомнением покачал головой.

– Ты же знаешь, как он относится к салагам.

– Но ты должен использовать этот шанс. Если ты действительно не хочешь конфликта. Впрочем, это твоя проблема, Джим. Я не могу решать за тебя. Но учти, что ваши отношения уже обсуждаются всеми, кому не лень.

Я не послушал его совета. Проведя неделю в академии, я твердо усвоил одно правило: салаги не должны беспокоить старшекурсников, пока те сами не обратят на них внимания. Да и, по правде говоря, я был уверен, что наш разговор ни к чему не приведет. Вражда между Сперри и Иденами имела давние корни – конфликт произошел задолго до моего рождения. Так стоило ли будить спящую собаку?

Тогда я еще не подозревал, как чуток сон этой спящей собаки!

Так или иначе, но на личные дела у меня не оставалось времени, и идея откровенного разговора отпадала сама собой. Из неуклюжих подростков мы превращались в юношей-курсантов. Мы учились, работали, тренировались, и мало-помалу стало выясняться, кто на что способен.

Я уже говорил, что к учебе на первом курсе приступили триста человек. После первого месяца занятий двадцать пять отсеялось. Некоторые не выдержали физических нагрузок. Некоторые с первых же дней безнадежно отстали по основным предметам. Некоторых подвела дисциплина. Двадцать пять отсеянных – это было не так уж много. И все-таки большинству из нас стало ясно, что когда наш курс закончит учебу и станет по стойке «смирно» на торжественной церемонии прощания с академией, в наших рядах не будет хватать как минимум ста человек.

Служба не терпела слабаков.

Исключенные из академии курсанты довольно быстро находили себе места на торговых судах. Успешная сдача вступительных экзаменов была достаточным основанием для зачисления в экипаж торгового судна. Из двух сотен неудачников, ежегодно отчисляемых из нашего учебного заведения, по крайней мере, половина становились капитанами в торговом флоте.

Иногда мне казалось, что я не справлюсь с учебой. Перечень предметов, которые мы должны были осилить на первом курсе, выглядел страшновато: подводные разработки полезных ископаемых; двигатели и корпуса подводных судов; тройоновые осветительные лампы; генераторы синтетической воздушной смеси; дизайн подводных судов; устройство и функционирование генератора Идена…

Конечно, в классе я сидел с высоко поднятой головой. Когда мы стали изучать генератор Идена, Эсков не мог скрыть своей зависти – ведь это устройство было изобретено моим дядей! Но оказалось, что навыки балансирования электрических цепей, проверки реле и замеров емкостного сопротивления в таком хитроумном устройстве, как генератор Идена, не передаются по наследству. Да, я знал, что такое иденит, – но это не было тайной ни для кого на нашем курсе.

То, что действительно помогало мне в академии, – так это годы терпеливой зубрежки, на которую когда-то нацелил меня дядя. Изучение основных предметов давалось мне легче, чем большинству сокурсников: я хорошо постиг азы этих наук в школе. К счастью, нагрузки учеников школы не могли идти ни в какое сравнение с нагрузками курсантов. Здесь в каждом классе над доской висело одно и то же изречение: «Прилив не ждет!» Вся жизнь в академии была подчинена этому принципу. За один семестр мы должны были пройти программу четырех курсов гражданского университета!

Признаюсь, некоторые предметы стали для меня полным откровением. Например, курс тактики морского боя, применение морской авиации, материально-техническое обеспечение армии и флота. Был в академии курс: современные средства ведения боя, где мы заучивали наизусть тактико-технические данные всех видов оружия, которое могло быть применено в морском бою – нами или потенциальным противником – начиная с торпед и кончая радиоактивной пылью. Были и бесконечные занятия по стратегии морских операций, и рассматривание бесчисленных вариантов тактики действий подводных судов, куда более сложной, чем тактика ведения боя в любой из освоенных человеком природных стихий.

• Предыдущая
• 4/37
• Следующая