Небо войны - Покрышкин Александр Иванович - Страница 1

• 1/110
• Следующая

— Эй, извозчик!

Пока тот, понукая лошадь, приближался к нам, я мысленно переносил себя из одного века в другой. Мы полгода жили по ту сторону Днестра, учились там на курсах командиров звеньев и только что возвратились в Бельцы, в свой полк. «Эй, извозчик!» — зычно брошенное Костей Мироновым, гулкий стук копыт по мостовой, вид пролетки, знакомой по иллюстрациям к старым рассказам, — все было снова необычным. Костя Миронов спешит занять местечко поудобнее.

— Аэродром!

Но извозчик и сам понимает, куда нам надо. Он безразлично посмотрел на щуплого Миронова и остановил взгляд на нас четверых. Выдержала бы его ветхая, любовно выкрашенная черным лаком пролетка. Дернув за вожжи, он лихо прикрикнул на лошадь:

— Атя-вьё!

Навстречу поплыли знакомые дома главной улицы. С ней, с Бельцами у нас связано важное событие прошлого года — воссоединение Бессарабии с Советским Союзом. Мы тогда готовились к воздушным боям, а все кончилось очень мирно: наш полк в парадном строю перелетел границу и приземлился на аэродроме в Бельцах. Знакомство с городом началось, конечно, с главной улицы. По ней мы прогуливались каждый вечер.

— А всю Европу на такой таратайке можно объехать? Костя Миронов блаженно щурится от яркого южного солнца,

— Нашел где путешествовать, — отозвался Панкратов. — Теперь все бегут оттуда.

Извозчик обернулся к нам, мы переглянулись. О чем он подумал? Мы вспомнили, как несколько дней тому назад на аэродроме приземлился югославский бомбардировщик «савойя». Его экипаж чудом вырвался из фашистской неволи. Суровые лица югославских летчиков выражали отчаянную решимость…

— А я бы с удовольствием проехался по Венскому Лесу под мелодию «Большого вальса»…

Коляска остановилась у штабного барака. Извозчик хорошо знал сюда дорогу: летчики, опоздав на автомашину, забирающую их по утрам из города, часто прибегают к помощи ранних извозчиков. Правда, наша троица — Миронов, Панкратов и я в одно время была независима от грузовика и пролеток. У нас была своя легковая машина. Приобрели мы ее случайно и вот каким образом.

…В первые дни жизни в Бельцах нас, советских командиров, постоянно осаждали уличные мальчишки, просившие «двадцать копеек» («Дядя, мы вас двадцать лет ждали, дайте двадцать копеек»), и местные маклеры.

Маклеры наперебой предлагали свои услуги:

— Что пан офицер хочет купить?

— Пароход! — пошутил кто-то.

— Можно и пароход. Но зачем же пароход — лучше машину.

— Гони машину!

На второй день к дому, где мы жили, подкатил какой-то старомодный легковой автомобиль. Увидев за рулем знакомого маклера, мы опешили: «Что делать?» Сначала хотели просто не выходить на странные гудки, да показалось неудобным. Пусть прокатит на этом драндулете.

— «Испано-суиза»!.. Гоночный вариант! — отрекомендовал маклер машину, указывая на фирменный знак.

Мы не без улыбки ощупывали ее деревянную двухместную кабину, деревянные колеса, обтянутые гусматиком. Затем, облепив «антилопу-гну», с «шиком» проехались по городу. И хотя трескотня мотора оглушала встречных, нам казалось, что «испано-суиза» — полный «комфорт».

На этой машине мы целой гурьбой подкатывали по утрам к штабу, а в свободное время гоняли с «ветерком» по хорошим дорогам. Отъезд на курсы прервал автомобильные развлечения. Сейчас наша «испано-суиза», наверно, валяется уже где-нибудь на свалке, ибо за минувший год жизнь Советской Бессарабии круто изменилась.

В штабе полка мы застали только дежурного — младшего командира. Он сообщил, что летчики и технический состав на днях перебрались в летний лагерь, расположенный у села Маяки, под Котовском.

— Но командир здесь, добавил дежурный. — Он где-то на аэродроме.

Аэродром оказался основательно изрытым. Между кучами развороченной земли сновали грузовики, сосредоточенно работали лопатами бессарабские парни.

— Братцы, что здесь происходит?! — воскликнул Костя Миронов. — Кажется, тыловики всерьез задумали упрятать под землю бензобак. Это же цель номер один.

— Давно пора, — отозвался Мочалов. — Такой объект можно увидеть даже из стратосферы.

— Зачем же тогда белить огромный бак?

— Спокойно! Мы, наверно, скоро будем взлетать с бетонированной полосы.

— Это дело! Много слышали о бетоне, только вот под колесами ни разу его не чувствовали.

— Настоящий муравейник.

— Темпы наши, советские.

Самолетов на аэродроме не было. Лишь в самом его конце, подступавшем к речушке, виднелись какие-то продолговатые белые ящики. Увидев возле них командира полка Иванова и инженера Шолоховича, мы направились туда.

Виктор Петрович Иванов обрадовался нашему приезду. Когда я, как старший группы, доложил о прибытии с курсов, он с улыбкой пожал нам руки и сказал:

— Поздравляю вас всех с окончанием. А тебя, Покрышкин, и с новой должностью.

Мы переглянулись. Стоявший рядом Миронов не выдержал:

— Я же говорил, что начальник курсов не простит тебе «крючков» в полетах. С переводом тебя в рядовые летчики!

Широкое, полное лицо Иванова светилось улыбкой, крупные черные глаза ласково щурились.

— О его «крючках» мы знаем. Вот сядет на МИГ, пилотировать на нем посложнее, чем на И-16, пусть и разгибает свои «крючки». Покрышкин назначен заместителем командира эскадрильи.

«Крючками» товарищи в шутку называли придуманные или как-то измененные мной фигуры высшего пилотажа, которые я применял в учебных воздушных боях. Начальник курсов, заместитель командира нашего полка Жизневский, был сторонником пилотирования «академичного», спокойненького и настороженно относился ко всяким новшествам. Он сам летал без «огонька» и у других всячески старался его погасить.

«Сядет на МИГ…» Что это значит? Ах, вот оно что! Из огромных белых ящиков вылупливались, как из скорлупы цыплята, новенькие, чистенькие светло-зеленые истребители.

Что говорить, появление на аэродроме самолетов новой конструкции — незаурядное событие в жизни летчиков. Мы бросились к ящикам.

В это время в небе послышался прерывистый гул. Все запрокинули головы.

Незнакомый самолет шел на большой высоте.

— Немецкий разведчик!

— «Юнкере»!

— Да он не один! С ним «мессершмитты»!

Действительно, вокруг двухмоторного бомбардировщика с ромбовидными крыльями кружилась четверка истребителей. Все они возвращались на запад с нашей территории строго через Бельцы,

«Юнкере»… Это слово я впервые услышал, когда был еще мальчиком. Теперь, когда мы все смотрели вверх, где был виден в синеве «юнкерc», мне вспомнилась первая встреча с ним…

В один из сентябрьских дней в небе над Новосибирском вдруг появился самолет. Изумляя старых и малых, он сделал несколько кругов и приземлился на военном плацу. Весь город повалил туда. Мы, мальчишки, обладая таким преимуществом перед взрослыми, как быстрые босые ноги, примчались к плацу первыми и, хотя у самолета уже стояла охрана, кое-как протиснулись к нему. Я робко притронулся к холодному крылу машины и вдохнул незнакомый теплый маслянистый запах, струившийся от мотора. Как знать, может быть, именно ощущения тех счастливых минут предопределили мое будущее. На митинге, состоявшемся возле самолета, люди говорили о создании советского воздушного флота, о защите Родины. Тогда-то и услышал я слово «юнкерc». Оказалось, что стоявшая перед нами машина была куплена в Германии на средства, собранные сибиряками, у фирмы «Юнкере» и совершала агитрейс по нашим городам. Слово «юнкерc» звучало тогда для меня загадочно и приятно, оно звало к знаниям. Самолет, носивший это название, зародил во мне крылатую мечту. Я старался хорошо учиться в школе, в фабзавуче, усиленно занимался спортом, чтобы поступить в авиашколу… Захваченный романтикой героической профессии, я, как и тысячи моих ровесников, взлетел в бескрайнее манящее небо. Теперь, в майский день 1941 года, я увидел силуэт «юнкерса» — вражеского бомбардировщика. Его прерывистый тяжелый гул, от которого родное небо вдруг словно стало чужим, заставил меня сжать кулаки.

• 1/110
• Следующая