Крылья истребителя - Покрышкин Александр Иванович - Страница 32
- Предыдущая
- 32/49
- Следующая
С такими мыслями я повёл свою часть в новые бои с врагом. Мы полетели туда, где тысячу дней назад начинали драться с немцами, – за Днестр.
Да, весной сорок четвёртого года мы вернулись за Днестр. С каким волнением лётчики – ветераны ступили на родное лётное поле! Мы всюду искали следов прошлого. Вот старый, обвалившийся блиндаж – здесь был командный пункт; вот наша землянка с сорванной с петель дверью; вот гречишное поле за аэродромом. И над всем этим – синее южное небо, в котором произошла наша первая воздушная схватка с немцами. Сколько за эти годы пройдено, сколько мучительного и горького пришлось пережить! И как отрадно вновь вернуться сюда зрелыми, всё испытавшими – и горечь утрат, и радость побед.
Мы развернули свои гвардейские знамёна. И то, что получило первое подразделение в сорок втором году на аэродроме в Славяно-Сербске. И то, которым в сорок третьем была награждена вся часть за бои на Кубани. Ветер колыхал полотнища боевых знамён, и мы отдавали им честь тут, возле государственной границы Советского Союза, куда, наконец, возвратились наши войска, изгнавшие врага с священных земель социалистического государства.
Старый полевой аэродром на границе вызвал в каждом из нас целый рой мыслей. Вспомнилось всё: отступление в глубь страны, воздушные сражения на многих театрах войны, этапы борьбы за господство в воздухе. Сквозь эти трудные годы нас вели, освещая боевой путь, вещие слова партии, великого Сталина: «Наше дело правое… Победа будет за нами». Эта уверенность в конечной победе жила в наших сердцах, двигала нами в сражениях, росла и крепла. И вот мы вернулись на границу, взяв в свои руки господство в воздухе. Мы стали хозяевами неба. В тяжких боях было накоплено мастерство, поднят творческий потолок советской авиации.
Что мы вкладывали в понятие «творческий потолок»? Этот потолок не имеет пределов. Каких бы вершин ни достиг советский лётчик, он не имеет права застывать в своём творческом росте. Его мысль всегда должна работать в одном направлении: всемерно улучшать лётное искусство, мастерство воздушного боя. А это мастерство связано с новаторством, с глубоким пониманием тех общих задач, которые стоят перед всей Советской Армией.
Летняя кампания сорок четвёртого года – воздушные бои под Яссами и на Висле, в которых принимала участие и наша часть, – наглядно показала, насколько наши авиационные силы, материальные и людские, стали преобладать над силами противника. Дело не только в количественных изменениях, речь идёт о больших качественных сдвигах. Советские войска наносили противнику сокрушающие удары на земле, и это находило своё отражение в воздухе.
Ощущение краха, характерное для немцев, с отчаянием смертников дравшихся на земле, охватывало и немецкую авиацию. Мы старались учитывать это в воздушных боях, старались так подавлять врага на земле и в воздухе, чтобы это ощущение неизбежного краха ещё больше овладевало душой немецкого лётчика. Вместе с тем чувство превосходства, присущее лётчику нашей авиации, должно было сочетаться с неуклонным ростом его личного мастерства. Начиная командовать частью, я старался добиться того, чтобы творческий потолок так называемого «среднего» лётчика был высоким. На практике это означало: то, что может сделать Речкалов, Труд, Клубов или кто-либо из других наших асов, может сделать и молодой лётчик, только вступающий на трудный боевой путь истребителя. Для этого требуется одно непременное условие: не кичиться своими успехами, не зазнаваться.
В искусстве воздушного боя нельзя полагаться на одно вдохновение или на ту бесшабашную удаль, которая якобы обязательно должна «вывезти». Для нас оставался незыблемым сотни раз проверенный жизнью сталинский закон: «Смелость, говорят, города берёт. Но это только тогда, когда смелость, отвага, готовность к риску сочетаются с. отличными знаниями».
Боевая практика учила: тот, кто застыл в учёбе, отстал или не кочет замечать нового в тактике воздушного боя, тот неизбежно будет бит. И ничто не спасёт его – ни интуиция, ни личная храбрость.
На первых порах командования частью мне довелось столкнуться с таким лётчиком, назовём его здесь Барсуковым. Он пришёл к нам из соседней части, пользуясь славой смелого воздушного бойца. В этом ему действительно нельзя было отказать: он был по-своему смел. Но чем ближе я присматривался к Барсукову, тем сильнее убеждался, что его смелость – смелость дурного пошиба. Он слишком кичился ею. Всем своим поведением он как бы говорил: «Нам всё нипочём».
В бою Барсуков всецело полагался на слепую удачу. До поры до времени ему, что называется, везло, но объяснить свои действия, анализировать их он не мог. А между тем он был командиром подразделения. И то, что его творческий потолок был узок, послужило причиной самого плохого, что может произойти с командиром, – Барсуков стал терять уважение и авторитет в глазах лётчиков. Пришлось на эту тему с ним поговорить. В резкой форме Барсукову было сказано, что гвардейцы ждут и требуют от него, как командира, не только одной личной храбрости. Что и самая храбрость, по их мнению, должна сочетаться с большим знанием дела, с высоким искусством управления воздушным боем.
Отрадно было заметить, что этот откровенный разговор заставил Барсукова задуматься. В то время мы вступили в яростное воздушное сражение под Яссами. Летая с Барсуковым, наблюдая его в бою, а затем на земле, можно было видеть, как постепенно он приобретает новые черты. Напускная храбрость исчезла. Она уступила место той спокойной смелости, которая питается внутренним сознанием превосходства над противником, которая живёт вместе с трезвым риском, с упорством, с желанием всё осмыслить, понять и двигаться дальше. В боях под Яссами Барсуков несколько раз отличился как организатор и руководитель действий своего подразделения и был представлен к награде.
Под Яссами отличились многие лётчики нашей части. Они диктовали свою волю врагу, создавали нужную для наших сухопутных войск воздушную обстановку. Немцы упорно стремились вырвать инициативу из наших рук. Это касалось не только отдельных частных боевых эпизодов. Это было заметно и в более широких, оперативных масштабах. Например, враг широко стал прибегать к созданию ударных авиационных группировок. За счёт второстепенных, более спокойных районов, эти группировки сосредоточивались на угрожаемом направлении. Немецкое командование организовало несколько «кочующих» эскадр, которые перебрасывались с одного аэродромного узла на другой, именно туда, где воздушная обстановка складывалась особенно остро. Нашей части не раз приходилось встречаться с этими ударными эскадрами немецкой авиации. «Старых знакомых» мы узнавали по жёлтым кокам винтов, фюзеляжам, разрисованным тузами, кошками, стрелами, и по боевым приёмам пилотов. В основном это были такие группы немецких асов, как «Удет», «Рихтгофен» или «Мельдерс», действовавшие почти на всех участках фронта.
- Предыдущая
- 32/49
- Следующая
