Охотники на мамонтов - Покровский Сергей Викторович - Страница 12

• Предыдущая
• 12/26
• Следующая

К вечеру начал накрапывать дождь. Тучи бежали с северо-запада и несли с собой сырость и холод. Гости и хозяева поселка разбрелись ночевать по землянкам. Старики улеглись поближе к жаркому очагу.

На четвертый день стали прятать остатки добычи в глубине оврага.

В этот год зима была вьюжная. Навалило столько сугробов, что в конце зимы весь овраг был засыпан почти доверху, и теперь там все еще лежали и таяли остатки снега.

Весь день мужчины снимали шкуры, потрошили оленей и на длинных жердях переносили приготовленные туши с отрубленными ногами в снег. Всех оленей перенести все-таки не смогли. Несколько туш осталось лежать на берегу. Когда солнце зашло, холодный туман, поднявшись от реки, покрыл берега и всю низкую пойму. Впрочем, и днем было так холодно, что мясо было еще совершенно свежее.

Как только ушли люди, сейчас же из кустов начали появляться песцы. В летних шкурках они не были пушисты и потому казались гораздо меньше, чем зимой. Они были похожи на маленьких тонконогих собачек.

Осмотревшись подозрительно кругом, песцы принялись за еду. Целых оленей они не трогали, но с удовольствием подбирали недоеденные куски, грызли разбитые камнем кости.

Утром поселок проснулся, когда яркие лучи солнца разогнали тяжелый полог тумана. Гости и хозяева один за другим выползали из душных землянок и отсырелых за ночь шалашей. Начинался новый день, сытный и праздный. Люди собирались закончить пир веселыми играми молодежи. Мальчики-подростки разбрелись по кустам на другой стороне оврага. Все были сыты и счастливы. Вдруг раздался пронзительный крик: целая стайка детей стремглав бежала к поселку и неистово кричала. В становище поднялась суматоха. Женщины выскакивали наружу. В первую минуту никто ничего не мог понять. Все кричали и визжали как безумные. Мужчины брались за оружие и тревожно оглядывались по сторонам. Но большинство не знали, в чем дело. Наконец все разъяснилось.

Прибежавшие мальчики на все лады выкрикивали одно слово:

— Вурр! Вурр! Вурр!

Они оглядывались и тыкали пальцами в кусты, где в это время из-за зарослей ивняка показалось мохнатое чудовище. Это был большой медведь, тяжелый и неуклюжий житель лесов и гор ледникового времени. Он шел потихоньку, с перевальцем, покачивая головой. Как только он поравнялся с землянками, людской крик сделался еще оглушительнее. Кричали все. Кричали женщины и старухи; кричали старики и дети; громовыми голосами орали мужчины. Они махали палками и камнями, зажатыми в кулаки. Круглые булыжники и плоские осколки кремней тучами летели через овраг и шлепались в землю вокруг насторожившегося зверя.

Медведь повернул голову и глухо охнул. Он терпеть не мог людского крика. Не нравился ему и запах поселка: горькая гарь костров, едкий людской дух. К тому же он был сыт. Там, на берегу, распугав песцов, он наелся до отвала потрохов оленей да еще закопал себе впрок в кустах два оленьих трупа. Глядя на поселок и на мечущихся людей, он досадливо мотал головой, как будто отбиваясь от рассерженных пчел.

В это время из толпы выскочил Волчья Ноздря, самый сильный охотник поселка Красных Лисиц. С диким криком он стал спускаться в овраг. Прыгая на своих коротких и кривых ногах, он сам рявкал, как дикий зверь. Космы его волос поднимались дыбом, и от этого он казался еще страшнее. За Волчьей Ноздрей двинулись остальные. Женщины и дети в поселке завизжали еще громче.

Медведь оглянулся на людей. В это самое время выбежал Ао с горящей веткой сосны. Он подбежал к краю обрыва, с силой перекинул на ту сторону окутанный дымом сук и вихрем помчался догонять товарищей.

Когда первый ряд атакующих, с Волчьей Ноздрей во главе, взобрался на противоположный берег оврага, все увидели, что медведь был уже далеко. Со страху он мчался огромными прыжками, вскидывая толстый зад и перескакивая через кусты и болотные кочки.

Охотники с хохотом возвращались домой. Они почти не могли ничего толком сказать. Волчья Ноздря только гоготал и взвизгивал. Он потрясал своей страшной бородой и разевал зубастую пасть. Выразительно взмахивая руками и оглядываясь назад, другие мужчины протягивали руки в ту сторону, куда убежал медведь. Все кричали, не слушая друг друга. Торжествуя победу, они рассказывали о том, как смешно скакал страшный зверь через кусты, как он улепетывал от огненной палки Ао.

Художник Фао не утерпел и принял участие в атаке. Возвращаясь домой, он шел рядом с Уа. Заливаясь смехом и повторяя слово в слово все, что говорил Фао, Уа добавил:

— Эах — трус! Эах побежал как заяц.

Он хотел сказать еще что-то, как вдруг Фао зажал ему левой рукой рот, а правой больно ударил по плечу.

— Молчи! Нельзя! — хрипел он, сжимая ему челюсть. — Нельзя называть. Услышит — придет ночью! В лес унесет!..

Все кругом разом перестали смеяться и сердито глядели на Уа. Некоторые трусливо оглядывались назад. Другие торопились описать вокруг себя черту острием копья. Третьи замахивались на Уа и даже толкали его кулаками в спину. Уа был обескуражен. Он понял, что поступил непозволительно неосторожно.

Сколько раз мать говорила ему: «Не называй громко того, кто любит мед. Назовешь — повстречается где-нибудь, унесет в свою берлогу!..»

И сама она, если доводилось говорить про какого-нибудь сильного зверя, всегда шептала про него в самое ухо, да еще прикрывалась ладонью:

— Чтобы ветер не подхватил. Ветер подхватит, отнесет слова далеко. Залетят в лес, а там их услышит тот, кого назвали. Узнает хозяин, придет, скажет: «Кто меня звал?»

Так говорила мать, и сам Уа сколько раз учил тому же младших. А тут… Что сделалось с его головой? Как мог он позабыть?

Настоящее имя медведя было «эах». Но вслух говорили вместо этого «вурр». Это было лишь звукоподражание. Так эах ворчит, когда, забравшись в берлогу, лижет свою лапу. Звали медведя также «лохматым», или «кто любит мед», или «кто сосет лапу». Про волка говорили: «кто воет зимой»; про гигантского оленя — «кто бесится осенью». Слово «хумма» также означало громкое дыхание мамонта и было ненастоящим его именем. Чем сильнее зверь, тем страшнее его накликать. Матери с раннего детства внушали это своим ребятам шлепками и угрозами. Это было основное правило охотничьей мудрости.

Впрочем, если вовремя спохватиться, дело еще можно поправить. И Фао сейчас же постарался это сделать. Он наклонился и что-то шепнул Уа на ухо. Уа кивнул головой.

— Это не Уа тебя звал, — сказал он, обернувшись лицом к лесу. — Звал тебя мальчик из племени Окуней.

— Вот, — сказал Фао. — Пускай себе пойдет к Окуням. Пускай поищет!

Все засмеялись. Через минуту охотники уже вылезли из оврага и вступили в поселок. Здесь было шумно и весело. Женщины с радостью встречали своих защитников. Дети прыгали и суетились. Девушки визжали. Канда то кружилась, то бегала вокруг землянки и на бегу всплескивала смуглыми руками.

Жители поселка веселились. Никто не мог устоять на месте. Ноги приплясывали сами собой. Руки тянулись к рукам, и вот без уговору составился огромный хоровод, и людской круг завертелся на лужайке.

Крики и хохот перешли в веселую песню про глупого вурра. В хоровод втолкнули Волчью Ноздрю. На него со смехом накинули медвежью шкуру. Теперь он должен был изображать самого страшного эаха. Ноздря сейчас же вошел в свою звериную роль. «Медведь» с ревом бросался на девушек и женщин, а те с визгом разбегались во все стороны, прятались за кусты и за летние шалаши. Актер вскоре перестал быть актером. Он в самом деле чувствовал себя медведем. Да и все окружающие признали это.

Дети плакали от страха и прятались в землянки. Молодые матери прижимали к себе малышей и боязливо смотрели из-за кустов на то, что происходило на лужайке.

В это время, подпрыгивая на одной ноге, приковылял к хороводу Тупу-Тупу. Он махал выхваченным из огня можжевельником. Волосы на его голове были связаны таким же пучком, как у охотника Ао.

• Предыдущая
• 12/26
• Следующая