Выбери любимый жанр

Преступления и призраки (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 44


Изменить размер шрифта:

44

На спорщиц она сперва даже не оглядывалась. Но когда до нее донеслась последняя фраза – вдруг сделала шаг вперед и нерешительно протянула руку, стремясь привлечь внимание той из дам, которую звали не Алиса.

– Мэм, – сказала она, – если вы действительно хотите… В общем, я могла бы сделать это для вас.

Дамы, внезапно исторгнутые из мира костюмерных грез, в большом удивлении оглянулись.

– Что именно могли бы вы сделать, дорогуша?

– Сшить для вас платье. Точно такое же, как то, на которое вы сейчас показывали. Всего за десять фунтов[48].

– Вы действительно могли бы сшить такое платье? Не просто похожее, а именно такое, ничем не хуже?

– Да, мэм. Извините, что вмешиваюсь в ваш разговор, но я слышала ваши слова и не могла сдержаться. Честное слово, я могла бы вам помочь. Когда знаменитая мадам Даву обшивала всех судейских и их семьи – это ведь на самом деле была я… Я хочу сказать, что работала тогда в ее ателье, и все выкройки, и само шитье – это было мое дело.

Дамы вопросительно посмотрели друг на друга. Как ни странно, наибольший интерес проявила как раз та, которую звали Алисой.

– Что скажете, Луиза? – она вопросительно посмотрела на свою спутницу.

– Ах, дорогая, ну конечно, я советую согласиться. Вы ведь ничем не рискуете: если платье окажется не в точности таким, как вам хотелось – что ж, тогда просто не заплатите за него, вот и все.

– Да, конечно, вы совершенно правы, дорогая. Как вас зовут, милочка? – дама обратилась к портнихе.

– Миссис Раби.

– Отлично, милочка, то есть миссис Раби. Вы хорошо поняли, что мне нужно: абсолютно такое же платье, как вот это, на витрине? И материал тот же, и фасон…

– Да, мадам.

– И оно должно быть готово к следующему понедельнику, до десяти часов утра.

– Да, мадам.

– И ваша цена – десять фунтов за все, включая материал.

– Всего десять фунтов, мадам.

– Хорошо. Значит, я могу твердо рассчитывать, что к десяти утра в понедельник вы доставите мне такое платье? Точно такое?

– Обещаю вам это, мадам.

– Вот и славно. Снять мерку приходите прямо сегодня, после обеда. Меня зовут миссис Клайв. Дом номер семьдесят три по Палас-гарден. Всего доброго!

Небрежно кивнув, миссис Клайв опять повернулась к своей подруге, и они продолжили животрепещущее обсуждение. А портниха, вновь окинув взглядом манекен и тщательно скрыв от заказчицы даже малейшие признаки иронической улыбки, торопливо покинула место действия.

* * *

Дальнейший ее путь проходил через множество мелких магазинчиков на окраинных улицах города. Объединяло эти магазинчики одно: цены там были намного ниже, чем в любом аналогичном заведении на территории Вест-Энда. В одном из них был приобретен фуляр, в другом – подкладка, в третьем – пуговицы и нитки… Наконец, тяжело нагруженная обернутыми в коричневую бумагу пакетами, она втиснулась в омнибус[49] и доехала до Бромптона, где в тихом переулке на стене одного из маленьких двухэтажных зданий крепилась латунная табличка, указывавшая, что тут проживает и работает «Миссис Раби, портниха и костюмер».

В гостиной помощница, добродушного вида девушка с широким деревенским лицом, рыжеволосая и веснушчатая, склонилась над ручной швейной машинкой. Вокруг на большом столе высились стопки тканей, серые отрезы подкладочного материала, катушки ниток и рулоны тесьмы.

– Для кого это, Анна? – спросила миссис Раби.

– Для миссис Саммертон.

– Ох, будь с этим заказом поосторожней, пожалуйста. Ты же помнишь: характер у нее столь же специфический, как и формы. Спереди прямо, а на спине – та выпуклость, которой вообще-то место на груди…

– Я помню, – Анна прыснула. – Да не волнуйтесь так, миссис Раби: у нас же остались ее выкройки, все будет по фигуре… какая она там ни есть.

– Нам сейчас придется несколько дней не разгибать спины: я получила новый заказ, представляешь, на шелковое платье! Оно должно быть готово к понедельнику. Это материал, а еще мне нужно идти снимать мерку. Скажи, Анна… Мистер Раби дома?

– Да, вот уже полчаса.

– Где он?

– В задней комнате, где же еще ему быть.

Миссис Раби, тяжело вздохнув, прошла во вторую из жилых комнат. Там, у складного столика, пристроился за работой мужчина: невысокого роста и изящного телосложения, смуглый, черноволосый и чернобородый. В петлицу его домашней куртки почему-то был продет большой отрезок ярко-голубой ленты вроде орденской, производивший сейчас достаточно странный эффект.

Впрочем, сказать, что мистер Раби «пристроился за работой», можно было лишь условно: возле его локтя находилась коробка красок, а перед ним лежала овальная пластина слоновой кости, на которой он собирался изобразить миниатюру… Женщина снова вздохнула: ее муж собирался приступить к этому довольно давно – однако работа оставалась все на той же стадии.

Мистер Раби в данный момент был настроен воинственно – а это означало, что его обычная раздражительность и постоянное возбуждение возросли сверх всякой меры.

– Все это пустая трата времени, Элен, – сказал он, едва лишь его жена показалась на пороге. – Меня оставило вдохновение. Я ничего не могу по-настоящему хорошо нарисовать, пока у меня нет заказов.

– Дорогой, ну как же ты можешь получить заказ, если никто просто не знает, что ты за них берешься. Сделай что-нибудь для этого, Джон! Нарисуй что-нибудь… если хочешь, хотя бы мой портрет – мы повесим его на наружной двери, рядом с табличкой и…

– Твой портрет в качестве рекламы?! Да он любого клиента отпугнет! Заказчика нужно привлекать чем-то красивым, чем-то изящным, чем-то…

Женщина грустно улыбнулась:

– Да, Джон, тут ты прав… Что ж – тогда нарисуй меня такой, какой я была, когда мы встретились с тобой в первый раз…

– Я не умею рисовать по памяти. А в тебе нынешней осталось слишком мало от той девушки.

– Увы, дорогой, ты прав и тут. Но ведь ты отлично знаешь, что меня так изменило. Это были нелегкие двадцать лет…

– Ну ладно, да, ну, я не знаю, чем еще тебя убедить. Сегодня у меня, можно сказать, юбилей: целых полгода! Настоящий подвиг, я даже решил сам себя наградить, вот, видишь, орденская лента… Ты довольна?

– О да, Джон, мой милый, ты бросил пить – и да благословит тебя за это Господь!

– Ровно шесть месяцев с тех пор, как я в последний раз…

– И разве не стало тебе от этого лучше, разве не прибавилось здоровья и счастья для всех нас? Я всегда знала, что раз уж на той твоей работе, с теми сослуживцами, не удается избежать возлияний – значит, надо бросать такую работу и бежать, спасаться от таких друзей. Ах, если бы мы могли устроить это раньше… Но теперь у тебя больше нет таких соблазнов, правда же, Джон? Ведь теперь ты не конторский служащий, а тот, кем и должен быть: художник…

– Да, но, работая в конторе клерком, я получал деньги, а став свободным художником, не заработал пока что ни гроша. Не уверен, что, подавшись на твои уговоры, я сделал правильный выбор!

– Ах, родной, я готова обходиться без еды – лишь бы ты обходился без спиртного… Кроме того, мне ведь все-таки понемногу удается зарабатывать, и покамест мы можем продержаться на этом. А там, я уверена, ты понемногу составишь себе репутацию среди разбирающихся в искусстве клиентов…

– «Разбирающихся в искусстве»! Да что они смыслят в живописи, эти болваны, которым не хватает ума даже для того, чтобы мне позировать!

– Да, дорогой: может быть, болваны, может быть, тебе и вправду не так уж легко позировать – но ты должен найти их, потому что они сами никогда не найдут тебя. Разве я действую иначе? Только сегодня я услышала на улице разговор двух богатых бездельниц из тех, кого принято называть «настоящие леди», предложила им свои услуги – и вот, пожалуйста: у нас есть заказ на целых десять фунтов.

– Вот как? Что ж, признаю, тебе-то удается провернуть такие штуки!

вернуться

48

Для Великобритании тех времен характерна неунифицированная денежная система. Фунт состоял из 20 шиллингов, а упомянутая выше гинея (золотая монета, ко временам Конан Дойла уже официально замененная совереном, но по старой памяти продолжающая сохранять прежнее название) – из 21. Разница сохранялась и в «культуре употребления» этих денег: обеспеченные круги вели расчеты в золоте, т. е. в гинеях и соверенах, очень редко «опускаясь» до использования бумажных фунтовых банкнот, а в среде бедняков, наоборот, эти банкноты были мерилом крупного успеха, в основном же использовались мелкие монеты вроде пенсов и шиллингов, реже фартингов (2 шиллинга) или крон (5 шиллингов).

Если же говорить о том, что представляют собой 10 фунтов по ценам 1890-х гг., то как раз в это время Конан Дойл, находясь на пике своей врачебной карьеры (не очень удачно складывавшейся, но все-таки довольно приличной), такую сумму зарабатывал почти за пять недель. Правда, он уже становился известным писателем – и писательский заработок приносил ему гораздо более солидный доход, чем врачебный: за первые публикации рассказов из серии «Приключения Шерлока Холмса» платили по 30—35 фунтов, а для создания одного рассказа требовалось около недели.

вернуться

49

На момент написания рассказа лондонский омнибус – еще не двухэтажный автобус, но пассажирский экипаж на конной тяге. Самый демократичный и недорогой вид городского транспорта, проезд в нем обходился дешевле, чем даже в рельсовой конке, не говоря уж о кебе.

44
Перейти на страницу:
Мир литературы