Шпион - Касслер Клайв - Страница 9

Она рассмеялась.

— Я поняла. И ваша работа — дать волку зубы.

— Моя работа, — гордо поправил Лейквуд, — точить эти зубы.

Она снова рассмеялась. И коснулась его руки.

— А чем же занят капитан Фальконер?

Гровер Лейквуд тщательно обдумал ответ. Каждый может прочесть в газетах официальную точку зрения. Ежедневно печатаются статьи обо всех аспектах гонки дредноутов: от расходов до вопросов национальной гордости, от описания спусков на воду до иностранных шпионов, окружающих Бруклинскую военно-морскую верфь и выдающих себя за журналистов.

— Капитан Фальконер — главный флотский инспектор стрельбы по мишеням. Он стал специалистом по артиллерии после битвы у Сантьяго. Хотя на Кубе мы потопили все испанские корабли, частота наших попаданий составила всего два процента. Капитан Фальконер поклялся улучшить этот показатель.

Впереди показался крутой склон горы Агар.

— Смотрите, — сказала Кэтрин. — Она полностью в нашем распоряжении. Кроме нас, никого. — Они остановились у подножия холма. — Разве тот сумасшедший, который покончил с собой, взорвав рояль, не был связан с дредноутами?

— Откуда вы это узнали? — спросил Лейквуд. Флот не допустил появления в газетах статей об этой трагедии; сообщалось только о взрыве на оружейном заводе.

— В Вашингтоне все об этом говорят, — ответила Кэтрин.

— Вы там живете?

— Гощу у подруги. А вы знали погибшего?

— Да, он был хороший человек, — ответил Лейквуд, глядя вверх и определяя маршрут. — Кстати, он тоже был на том пикнике на яхте.

— Не могу поверить, что я с ним встречалась.

— Очень печальная история… Ужасная потеря.

Кэтрин Ди оказалась искусным скалолазом. Лейквуд едва поспевал за ней. Новичок в этом деле, он заметил, что руки у нее очень сильные — она могла удерживать тяжесть своего тела на одной руке. И тогда, раскачиваясь, другой рукой дотянуться до следующей опоры.

— Вы карабкаетесь, как обезьяна.

— Не лучший комплимент. — Она сделала вид, что дуется, поджидая, пока он ее догонит. — Кому польстит сходство с обезьяной?

Лейквуд почел за благо промолчать. Когда они вскарабкались на восемьдесят футов и вершины деревьев остались далеко внизу, Кэтрин вдруг начала быстро подниматься.

— Эй, где вы научились так лазить?

— Монахини в моей монастырской школе учили нас подниматься на Маттерхорн.

В этот миг руки Гровера Лейквуда были широко расставлены: он цеплялся за расселины, пытаясь нащупать опору для ноги. Кэтрин Ди была в пятнадцати футах прямо над ним. Она улыбнулась.

— Эй, мистер Лейквуд?

Он изогнул шею, чтобы видеть ее. Похоже, она держала в белых руках гигантскую черепаху. Но в это время года не может быть черепах. Это большой камень.

— Осторожней, — сказал он.

Но опоздал.

Камень выпал у нее из рук. Точнее, она выпустила его.

Исаак Белл постоянно думал о предсмертной записке Ленгнера.

Он воспользовался пропуском, полученным от морского министра, чтобы снова попасть на оружейный завод, открыл висячий замок на двери кабинета конструктора и обыскал стол Ленгнера. Стопка листков особой бумаги ручной работы, которую Ленгнер, очевидно, использовал для важной корреспонденции, соответствовала бумаге, на которой была написана записка. Рядом лежала самопишущая ручка.

Белл положил ручку в карман и заехал в химическую лабораторию, где у Ван Дорна был свой счет. Потом в такси поднялся на Капитолийский холм в Линкольн-парке, по соседству с которым расцвел жилой район: Вашингтон перемещался от реки Потомак, которая в летнюю жару начинала дурно пахнуть, вверх по холму.

Дом Ленгнера Белл нашел через улицу от парка. Это был двухэтажный кирпичный дом с зелеными ставнями, небольшой двор был обнесен чугунной изгородью. Аудитор Ван Дорна проверил финансовые дела Ленгнера и не нашел никаких посторонних источников дохода. Новый дом Ленгнер мог купить на свое заводское жалованье; как отметил аудитор, это жалованье было не меньше, чем на высших управляющих должностях в частной промышленности.

Дом выглядел совершенно новым — впрочем, как почти все дома на этой улице, кроме нескольких старых деревянных сооружений, — и щеголял высокими окнами. Кирпичная кладка нарядная, стены поднимаются к сложному зазубренному карнизу. Но внутри, как сразу отметил Белл, все заурядно. Обставлен на современный манер скупо, со встроенными шкафами и книжными полками, с электрическим освещением и вентиляторами под потолком. Мебель тоже современная и очень дорогая, работы мастера из Глазго Чарлза Ренни Макинтоша.[4] Откуда, спрашивал себя Белл, Ленгнер брал деньги, чтобы покупать мебель Макинтоша?

Дороти была не в черном, а в серебристо-сером, и этот цвет очень шел к ее глазам и черным волосам. За ней в прихожую вышел мужчина. Дороти представила его:

— Мой друг Тед Уитмарк.

Белл решил, что Уитмарк преуспевающий торговец. С яркой улыбкой на красивом лице, в дорогом костюме с алым галстуком, украшенным гербом гарвардского колледжа, тот выглядел олицетворением успеха.

— Я бы сказал, больше, чем друг, — прогудел Уитмарк, крепко пожимая руку Беллу. — Скорее жених, если вы меня понимаете, — добавил он и подчеркнул свои слова, еще крепче сжав руку Белла.

— Поздравляю, — ответил Белл, отвечая таким же пожатием. Уитмарк с улыбкой выпустил его руку и пошутил:

— Вот это пожатие. Что вы делаете в свободное время? Подковываете лошадей?

— Прошу нас ненадолго извинить, мистер Уитмарк, — сказал Белл. — Мисс Ленгнер, мистер Ван Дорн попросил меня поговорить с вами.

— У нас здесь нет тайн, — сказал Уитмарк. — Особенно таких, какими интересуются детективы.

— Все в порядке, Тед, — сказала Дороти, кладя руку ему на руку и улыбаясь. — На кухне есть джин. Пожалуйста, смешай коктейли, пока мы с мистером Беллом беседуем.

Теду Уитмарку это не понравилось, но деваться было некуда, и он вышел, сказав напоследок:

— Не задерживайте ее надолго, Белл. Бедняжка еще не пришла в себя после смерти отца.

— Всего минута, — заверил Белл.

Дороти плотно закрыла дверь.

— Спасибо. Тед ужасно ревнив.

— Полагаю, — сказал Белл, — у него много хороших качеств, если он сумел добиться вашей руки.

Она посмотрела Беллу прямо в лицо.

— Я не принимаю поспешных решений, — сообщила она таким тоном, который высокий детектив мог истолковать только как проявление внимания со стороны очень привлекательной женщины.

— А чем занимается Тед? — спросил Белл, дипломатично меняя тему.

— Тед поставляет продовольствие флоту. На самом деле он скоро уезжает в Сан-Франциско, чтобы подготовиться к приходу Великого белого флота. Вы женаты, мистер Белл?

— Обручен.

Загадочная улыбка мелькнула на прекрасных губах.

— Какая жалость!

— Откровенно говоря, — сказал Белл, — жалеть не о чем. Я очень счастлив.

— Полная откровенность — отличное качество в мужчине. Вы пришли только для того, чтобы не заигрывать со мной?

Белл достал авторучку.

— Узнаете?

Лицо ее омрачилось.

— Конечно. Это ручка моего отца. Я подарила ее ему на день рождения.

Белл протянул ей ручку.

— В таком случае можете оставить ее себе. Я взял ее с его стола.

— Зачем?

— Чтобы убедиться, что ею он написал записку.

— Так называемую предсмертную? Ее мог написать кто угодно.

— Не кто угодно. Либо ваш отец, либо очень искусный мастер подделки.

— Вы знаете мое отношение. Он не мог наложить на себя руки.

— Я продолжаю расследование.

— А что насчет бумаги, на которой написана записка?

— Это его бумага.

— Понятно… А чернила? — неожиданно оживившись, спросила она. — Откуда мы знаем, что письмо написано теми же чернилами, что в ручке. Может, они не из этой ручки. Чернила я сама покупала в магазине. Компания «Уотермен» продает тысячи таких флаконов.

— Я уже отправил образцы чернил из этой ручки и из письма в лабораторию, чтобы проверить, идентичны ли они.