Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки - Острецов Виктор Митрофанович - Страница 18

• Предыдущая
• 18/222
• Следующая

Либеральный историк прошлого Пекарский пишет: «...Не должно упускать из вида, что малороссийская ученость имела хорошую сторону, именно с помощью ее в Киеве исчезла тупая ненависть ко всему иностранному, которую старались систематически поддерживать в Москве». Постепенно киевские ученые заполонили Москву. Полагая, что это было для дела просвещения весьма кстати, Пекарский в качестве примера господствовавшего там, в Москве, невежества сообщает, что в Москве «не могли напечатать, не наделав тьму ошибок, не повредив самого простого смысла текста, а в заключение не попросив смиренно отпущения ошибок». Сам факт обращения в Москве книг и наличия книгопечатного дела остается в стороне от внимания Пекарского. Как смотрело православное духовенство на западнический альянс киево-могилянской академии, показывает следующий эпизод. В 1686 году иерусалимский патриарх Досифей, узнав, что в Малороссии некоторые из священников ездят учиться в западные страны, пишет царю: «Ныне в той стране. глаголемая казацкая земля, суть неции, иже в Риме и Польше от латинов научени, и бяху архимандриты, игумены, и прочитают неподобные мудрования в монастыре... довольно бо есть православная вера к спасению, и не подобает верным прельщатися чрез философию и суетную прелесть... исповедуем быти казаков православных, обаче многие растленные имеют нравы, их же не подобает учитися тамошним православным».

То, что в иноземцах видели врагов веры, тому виной было не невежество великороссов, а варварство самих иноземцев. Имея некоторый перевес в тех технических познаниях, в которых русские не чувствовали до того нужды и были поэтому несведущи, как, например, в кораблестроении, они, эти выброшенные из своей родины искатели длинного рубля, постоянно оскорбляли религиозное чувство русских. Из завещания царям Иоанну и Петру узнаем на сей счет следующее: «...Православные христиане, по чину и обычаю церковному, молятся Богу, а они (то есть иноземцы — В.О.) спят, еретики, и свои мерзкие дела исполняют, и христианского моления гнушаются. Христиане, пречистую Деву Богородицу Марию чествующе, всячески о помощи просят и всех святых; еретики же, будучи начальниками в полках, ругаются тому и по прелести их хулы износят... христиане постятся, еретики же никогда — их, по гласу апостольскому, Бог — чрево...» Далее советуется платья немецкого не носить, держаться веры православной, и тогда, во славу Бога, государство Русское, как и прежде, одолеет всех своих врагов и «во удобствии имать пространятися».

Одно из заблуждений, которое не кажется странным, учитывая явный интерес, в нем имеющийся, для богоборческого просветительства, заключается в том, что исповедание веры православной будто бы мешало техническому и научному движению в стране. Это лукавая мысль, не существует большего заблуждения. Это во многом сознательное «заблуждение», долженствующее оправдать вольтеровское «Давите гадину!» и последующие издевательства над верой и духом русского народа, имеющее в своей основе не атеизм, а антитеизм, борьбу с Богом, с самим Спасителем — Иисусом Христом, принявшим крестную муку за нас. В этом богоборчестве секрет такого страстного призыва к уничтожению церквей, монастырей, священников и верующих. В этом — личный интерес/пафос «просвещения». Само учение о дарах божиих — дар слова, дар врачевания, дар разумения и прочее, и известная притча о талантах, кои греховно зарывать в землю, не употреблять с пользой и любовью для блага ближних, высокий авторитет разума, провозглашаемый самим Спасителем, а равно тому исторические факты свидетельствуют не в пользу такого полемического «заблуждения». Никто никогда не спорил о пользе наук, спорили и спорят с атеистическим наукообразием. И будь Россия стоящей на темноте и невежестве, то каким бы образом она стала бы носительницей единственной и неповторимой культуры, не европейской, нет. Совсем другой. Речь идет о той культуре, которая весьма теперь ценится за рубежом, куда и ушди после 1917 года в немалом числе творения «дикой и невежественной» Московской Руси. И ведь вполне очевидно, что то, что составляет нерв русской литературы XIX века, это все та же допетровская Русь с ее недостижимым и вечным маяком небесной гармонии — «Святой Троицей» Андрея Рублева. А ведь он, кажись, тоже не на пустом месте начинал и творил. Но вот он, лозунг Вольтера в отношении церкви: «Дави ее, гадину!» А вот и его поклонница Екатерина II, жадно впитывающая откровения фернейского мудреца с его культом Верховного существа, Великого мастера и Архитектора Вселенной масонских лож. Здесь и разговоры о равенстве, и обличение неправд церкви, и презрение к крестьянам. Ведь «главная беда крестьян состоит в их глупости», как писал Вольтер в своем письме близкому другу, и крестьяне только для того и годятся, чтобы продавать свой труд, и притом «мне представляется важным, — продолжал Вольтер, — чтобы существовали невежественные бедняки». Но об этом только близким друзьям и то весьма редко, чаще о лицемерии священников. Да, мораль: о ней много разговоров, но именно потому, что она не более как предмет для осуждения близких. Невольно вспоминаются слова Б. Рассела о том, что евреи и до христиан знали о существовании греха, но в отличие от них никогда не относили его к себе. «Евреи, подобно христианам, много размышляли о грехе, но лишь немногие из них думали о самих себе как грешниках. Это... было нововведением христианства... Христиане пытались претворить в жизнь христианское смирение; евреи в общем и целом ему не следовали». (Указ. соч., с. 334). Чувство своей избранности, безгреховности, роднит иудаизм и просветительство, и указывает на истоки последнего.

Столкнулись совершенно разные силы и миры. Человек — как «животное социальное», атеист, в котором все, что в нем есть, — естественно, и все, что происходит в мире, тоже все естественно; в христианском же учении Человек есть создание, образ и сын Творца «небу и земли». Сын родной, близкий, которого Отец любит, и ждет, и страдает, видя, как он губит себя, поддаваясь соблазну мира сего. Это христианское учение о мире, где не все естественно, но есть и противоестественное, извращение, и еще есть сверхъестественное.

Учение гностиков и стоиков есть ключ к пониманию многих социальных и политических учений Нового времени, и оно стало составной частью современного миросозерцания. Это учение стоиков, ставшее идейным знаменем европейского Просвещения и его философией и нашедшее себе законченное выражение в центрах обучения целых поколений интеллигенции XVIII и XIX веков, масонских ложах, в значительной степени может послужить объяснением теории «государственного блага». Вселенная порождена Разумом, и все, что есть в ней, вся природа пронизаны Разумом. разумны. Цель человеческой жизни состоит в приобщении к этому Вселенскому Разуму. Этот Разум порождает законы природы, и в них он выражает себя. Это «естественный закон». На этом разуме следует построить религию — разумную религию, естественную. На этом же основании и свою мораль — «естественную мораль», «разумную».

Предания стоической философии и античные образчики, заключенные в блещущие остроумием и эротической чувствительностью повести и романы, куплеты и песенки, стихи и поэмы французского гения разрушали в сердце русского искателя заморского просвещения храм Христа Спасителя и образовывали в душе его зияющую пустоту. Наполнить ее созданием новых религий и новых Добродетелей стало ближайшей задачей. Однако любая религия нуждается в своей организации со своей дисциплиной, ритуалом, своей иерархией и учением. Организация должна была быть замкнутой по причине абсолютной враждебности своей христианскому миру и его представлениям. Толанд, один из основоположников нового масонства, провозгласил «разумную религию», но не забывал отметить, что эта религия и этот разум для немногих. Огласки боялся и учитель, и идейный вождь русских вольнодумцев Вольтер, который любил повторять: «Когда чернь примется рассуждать — все погибло». Не следует забывать, что учение гностиков и стоиков есть орудие каббалистов. Иудаизм явился в облике Просвещения.

• Предыдущая
• 18/222
• Следующая