ВьЮжная Америка - Романенко Александр Юрьевич - Страница 36
- Предыдущая
- 36/73
- Следующая
Но он не понимает. Видимо, я говорю слишком быстро и слишком напористо.
— Большая хорошая скидка! — настаивает он, нервно хватает толстую многоцветную авторучку и вертит ее перед глазами. — Двадцать долларов! Двадцать! Много!
Я встаю, он, подскакивая на месте, тянет ко мне руки.
— Тридцать! Триста десять! Много дешево! Внизу пол нет, окно, чистка стена, ничего нет, дорого. Триста пять!
Я подхожу к двери. Откуда-то (из-за этих дробных уровней кажется, что из-под паркета) возникает карлица, детскими ручками крутит ключи и ловко щелкает затворами, не произнося ни слова. Я тоже молча выхожу на площадку, почти не оборачиваясь говорю «аста луэго» (замечательное выражение, означающее «до встречи когда-нибудь») и плотно прикрываю за собой тонкую дверь. И слышу, как тяжелая многоцветная авторучка бьется о стену.
«Психует, — думаю я. — Сам же, дурашка, виноват. Зачем считать всех иностранцев идиотами?»
Лифт раскрыл свой рот и проглотил меня.
— Ладно, — говорю я себе на улице, успокаиваясь и греясь под осенним солнышком (за полчаса — смена сезонов). — Спасибо этому дому, пойдем к другому.
У меня в кармане бумажка, а на бумажке записаны еще два адреса. Следующий — владелец локаля, расположенного на этаже чуть выше третьего (у спирали вообще-то определенных этажей нет, считать надо витками). Улица Двенадцатого октября. Это рядом, и к тому же вниз. Через четверть часа буду на месте, у адвоката Роберто Х. Кардосо.
Кстати, хозяин квартиры, которую я снял, — тоже адвокат. У приезжего человека может создаться впечатление, что в Эквадоре вообще нет других профессий. Отчасти так оно и есть. Только адвокат — это вовсе не профессия. Людей, выполняющих именно адвокатские функции, здесь очень мало. А вот получить начальное (я подчеркиваю, начальное) юридическое образование считается чуть ли не долгом. Как бы продолжением школы, что ли.
Разумеется, под таким образованием подразумевается высший колледж или какой-то специальный (короткий) курс в университете, да к тому же, как правило, в зарубежном. Например, в колумбийском или чилийском. Кто побогаче, тот, конечно, отсылает своих детишек во Флориду. Совсем уж богатые — в Европу. Особо шикарно при этом звучат такие слова, как «Швейцария» и «Франция». Хотя и не столь далекая Аргентина тоже в хорошей цене.
Вернувшийся же из «Швейцарии» молодой балбес ни на какую адвокатуру не претендует. Девять против одного, что он будет учиться дальше. Возможно, он пройдет не полный курс, а какой-нибудь ускоренный. И так же вероятно, что, будучи бакалавром юриспруденции, этот человек удовлетворится местом торгового менеджера или вообще бухгалтера на хорошей фирме. Или же просидит весь век в папиной компании, закопавшись в бумажках. Однако спросите профессионального бюрократа, кто он по образованию, и он, гордо подняв орлиный нос, с уважением (по отношению к самому себе) произнесет магическое слово «абокадо», то есть да, именно адвокат!
Вот и теперь я захожу в контору к такому же абокадо. На самом деле господин Роберто Х. Кардосо не кто иной, как мелкий арендодатель. Ну, лет так двадцать назад купил он в долгую рассрочку восемь маленьких магазинчиков во вновь построенных коммерческих центрах. Цены были смешными, спросом магазинчики не пользовались, кредиты банки рассыпали, как осенние листья, а рассрочка — почти беспроцентная. Грех не взять. Мама и папа подкинули деньжат, что-то продали (мамин домик в Гаякиле), где-то подзаняли (в оборотной кассе), как-то получили некоторые суммы под десятилетний вексель и т. д. В результате — восемь пустых и необустроенных магазинчиков, в среднем по двадцать квадратных метров каждый. И началась аренда.
Что такое аренда по-китийски? Это прежде всего мука ожидания. Если в Москве, Париже, Праге и вообще в Европе офисы и торговые помещения летят нарасхват, по бешеным ценам, то в Эквадоре картина совершенно противоположная — офисов вдвое больше, чем желающих их снять. Хорошо, пусть не вдвое, но пустующих площадей — море.
Однако при таком дисбалансе спроса и предложения никто из сдатчиков не снижает цену. То ли они упрямы очень, то ли это неписаный закон — трудно судить, но благодаря настырности и нерасчетливости, хозяева пустых офисов ждут подходящего съемщика по полгода, а нередко и более. За полгода накапало бы куда больше, чем возможный навар от высокой цены. При этом нужно учесть, что, несмотря на пустоту и пыль в офисе, его владелец аккуратно выплачивает ежемесячный налог на; собственность, обязательную страховку и ряд дополнительных сборов, а также платит владельцу торгового центра. И все-таки никто никому не уступает.
Например, если предполагается сдать офисину или локаль (что, в общем, одно и то же, разница только в использовании) за сто пятьдесят долларов, то с вас вполне могут попросить сто восемьдесят, но если вы не будете молча соглашаться и кивать, то снизят как раз до ста пятидесяти. А вот ниже — ни за что! Ни на цент! И вы уходите в поисках «по сто тридцать» и за пару дней обязательно находите свою мечту, а тот, тупой и самонадеянный, у которого «по сто пятьдесят», так и продолжает ждать дурака из месяца в месяц.
Правда, мир так широк, что дурак все равно находится. Вот, например, я. Хоть и не полный остолоп, но иностранец, иначе говоря, гуманоид, пока еще не вполне въезжающий в эквадорские особенности по причине краткого здесь пребывания. И на таких, как я, можно что-то поиметь, а именно те самые тридцать долларов разницы, ради которой жадина хозяин готов ждать хоть год, хоть два (упрямо теряя несколько сотен, а нередко и тысяч долларов; и спрашивается, кто тут остолоп?).
Господин Кардосо, к которому я имел честь явиться, принадлежал как раз к этой категории сеньоров упрямцев…
Нет, вот все же никак не могу себя отучить считать деньги в чужом кармане. Уж очень увлекательное это занятие. Давайте посчитаем. Тем более что это не сложно.
Итак, прекрасный господин абокадо Х. Кардосо имеет восемь локалей. Замечательно. Каждый локаль можно сдать в аренду в среднем по сто пятьдесят «зеленых» в месяц. Но! Не спешите умножать! Это лишь эфемерная возможность, а не константа. В лучшем случае одновременно сдано шесть локалей — это девятьсот долларов. Негусто, прямо скажем, но вроде бы можно жить. Однако мы снова торопимся. Давайте вычтем четверть — это подоходный налог, а вместе с ним еще несколько процентов, которые неизбежно уйдут на выплаты хозяевам торговых центров и прочие мелочи. Итого, треть вылетает в трубу. Остаток — шестьсот. Совсем уж маловато, скажете вы. Постойте, послушаем, что вы скажете через минуту.
Внимание! Господин Кардосо держит секретаршу. Впечатляет? Учтите, меньше двухсот платить ей он никак не может. Скорее, даже больше платит, но будем милостивы, согласимся на двести. А теперь внимание еще раз: Кардосо снимает (!) двухкомнатный офис с туалетом, кухонькой и сигнализацией. Ему, конечно, повезло. Его офис обходится ему всего в сотню. Что осталось? Правильно, триста долларов. Триста! Вдумайтесь, дорогой читатель, в это число. Кто из нас идиот — мы с вами или господин Кардосо? Имея в валовом выражении девятьсот, он в остатке получает жалкие триста. Да московский мойщик окон не позавидует этому Кардосо!
Несмотря на свое блестящее образование, о чем ярко свидетельствуют разнообразные дипломы на стене над столом, этот адвокат не умеет даже скрыть свои доходы, хотя бы часть. И к тому же он настолько безнадежный сноб, что не удержался от аренды отдельного офиса, расположенного в чисто адвокатском доме, то есть где адвокаты и слева, и справа, и сверху, и снизу. И все как один — родные братья сеньора Кардосо, все нищета нищетой, но с безграничным гонором, апломбированная интеллигенция.
Однако в этой каше я разобрался несколько позднее, а пока я просто сижу в «приемной» (четыре квадратных метра, отделенных от остальной комнаты фанерной перегородкой). И пока я сижу, и пока мне строит глазки подозрительно юная секретарша (мы не будем лезть в чужое грязное белье, думается, оно уж слишком грязное), в это время дон Кардосо громко и театрально говорит что-то в трубку отключенного радиотелефона. Стучат выдвигаемые ящики стола, шуршат бумаги, дон абокадо спорит с несуществующим оппонентом — прокручивается хорошо отработанная имитация крайней занятости. Театр двух актеров, а зритель — ваш покорный слуга. К счастью, пьеса одноактная — всего через пять или семь минут темный бархатный занавес падает и касается подмостков. Иначе говоря, дон Кардосо освободился и позволяет мне приблизиться.
- Предыдущая
- 36/73
- Следующая