Партизан: от долины смерти до горы Сион, 1939–1948 - Арад Ицхак - Страница 11

По радио Ковно было передано сообщение о создании литовского антикоммунистического правительства, и призыв к литовскому народу восстать, бороться за создание независимой Литвы и помогать победоносной германской армии освободительнице.

Мы все еще надеялись, что вскоре придут резервы Красной армии, и положение изменится решительным образом. Но на третий день войны, когда распространились слухи, что город Вильно оккупирован немцами, и в час ночи из городка сбежали все советские чиновники с семьями, и мы остались без власти, рухнули все и всяческие надежды. Среди беглецов были и коммунистические активисты-евреи, милиционеры и служащие НКВД. Страх охватил местных евреев. Никто не знал, что делать. Сбежавшие правительственные чиновники не оставили никаких указаний населению, остаться ли на месте или пытаться сбежать от германской оккупации. Никакой транспорт не был представлен тем, кто хотел эвакуироваться, кроме телег и велосипедов, которые были у некоторых жителей. Большинство должно было двигаться пешком. По городку поползли слухи, что на дорогах, ведущих на север и восток, – направлениях бегства – литовцы поставили засады, и часть беглецов ими застрелена.

Я стоял на главной улице, по которой двигался поток беженцев из Вильно, смотрел на грузовики, набитые солдатами, частью ранеными, проносящиеся по шоссе, на группы солдат и гражданских лиц, идущих пешком, усталых, с трудом волокущих ноги. На телегах с тюками сидели беженцы-евреи, целые семьи, пытающиеся спастись от немцев. Возникла группа велосипедистов, и среди них я узнал Лейбку, старшего брата моего доброго друга Сендера Коварского. Он остановился на минуту около меня и рассказал, что покинул Вильно вчера после полудня. После бомбежек и панического бегства всех работников правительственных учреждений, в городе воцарился полнейший хаос. Он расстался с Сендером на железнодорожной станции, когда тот сумел вскочить в поезд, набитый беженцами, идущий в направлении столицы Белоруссии – Минска. Он надеется, что и все члены его семьи уйдут вместе с ним из городка. Мы расстались, и он продолжил свой путь. Группы поляков и литовцев стояли на тротуарах, вдоль шоссе, недалеко от меня, громко выражая радость и проклиная беглецов. Их восторги разгневали меня, и я ушел оттуда.

На углу "Синагогального двора" я встретил товарищей – Моше Шотана, Давида Йохая, Гершку Бака, и моего двоюродного брата Иоську Рудницкого. Всем нам было по 16–17 лет. Ишика Гертман был старше нас на два года. Мы обсуждали ситуацию: следует ли присоединиться к потоку беженцев. Йоська предложил уходить со всеми. Ишика слышал по радиостанции из Ковно, что германская армия приближается к Минску, продвинувшись далеко на восток. По его мнению, нет никакого шанса бежать пешком. Я был единственным из группы, который вкусил прелесть нацистской оккупации, и потому был за немедленный уход. Мы разошлись, так и ничего не решив. На следующий, четвертый день войны, рано утром я расстался с Рахилью и всеми родственниками, и вместе с Иоськой Рудницким и Гришкой Баком направился в Ходоцишки. Мой дядя Элияу, у которого я жил, пытался в последний момент меня отговорить. Он считал, что у нас нет никакого шанса сбежать, что литовцы нас подстрелят по дороге, потому лучше остаться на месте. По его мнению, под германской властью нам грозило гетто, каторжный труд, страдания и унижения, все то, что переносят мои родители вот уже два года. Но все это предпочтительней гибели на дороге. И все же мы решили идти. За городком мы встретили группу из двадцати, примерно, советских солдат, и последовали за ними. Прошли около восьми километров, и вдруг по нам открыли огонь с околицы следующего города. Несколько солдат, идущих впереди, было ранено, вся группа рассеялась, и мы втроем пересекли поле в сторону параллельной дороги. И тут мы слышали стрельбу из винтовок и автоматов. Следовало полагать, что это засады литовцев. Повернули проселочной дорогой на север, дошли до перекрестка около села. Нашли нагие тела пяти убитых парней из нашей округи, которых, очевидно, совсем недавно расстреляли жители села или литовские партизаны. Вид этих тел сильно подействовал на нас. Мы решили вернуться в наш городок. Попытка сбежать от немцев провалилась. Многие сотни жителей городка пытались уйти, как мы, но сумело это сделать менее ста. Они покинули городок на второй и третий день войны, и успели вскочить в проходящий поезд. Остальные вернулись в городок или остались в населенных пунктах по дороге. Германская армия прошла мимо них, а некоторые погибли в пути.

Свинцян не стоял на пути главного продвижения германских бронетанковых колонн, армия их продвинулась к Минску и Полоцку, около ста километров на север и восток, а в городке не было никакой власти. Все эти дни через городок шли советские солдаты, группами и в одиночку. Лишь 28 июня, к вечеру, спустя четыре дня после того, как представители советской власти сбежали, впервые вошли в город германские патрульные подразделения. В этот момент мы стали свидетелями события, приковавшего наше внимание. Уже три дня, в нескольких километрах западнее городка, стояла большая колонна советских армейских грузовиков, которых шоферы покинули из-за отсутствия бензина. Когда въехали в городок несколько мотоциклов и бронемашин патрульной службы германской армии, прибывших из Вильно, внезапно пролетели на бреющем полете советские транспортные самолеты и сбросили бочки с горючим для оставленной колонны грузовиков. Советское командование, очевидно, считало, что колона еще находится в руках бойцов Красной армии, и не знало, где находятся немцы, которые быстро рассредоточились по полю и открыли автоматный огонь по самолетам. Зрелище было невероятным. Гигантская колонна машин-привидений, растянутая по шоссе и его обочинам, транспортные самолеты в воздухе, бочки с горючим, частью висящие на парашютах, частью разбросанные по зеленому полю, и из десятка германских машин ведут огонь по самолетам, и все это на глазах сотен жителей городка, наблюдающих со стороны разворачивающийся перед ними фильм. В течение считанных минут самолеты исчезли за горизонтом. Это было расставание с Красной армией на длительный период.

Германская армия вошла в городок на следующий день. Она двигалась из Вильно на Полоцк. Я вышел поглядеть, что творится в городе, издалека видел танки и машины, катящие по главной улице Вильно. На обочинах стояли группы литовцев и поляков и восторженно приветствовали германские войска. В разных местах виднелись вооруженные литовцы в военной форме, с белыми повязками на рукавах. Большинство евреев закрылось в домах, меньшинство глядело на происходящее издалека, в щели жалюзи и ставен. Я остановился в ста метрах от главной улицы, прижался к деревянному забору и следил за происходящим. И тут я оказался свидетелем жестокой картины. По дороге в городок со стороны Ново-Свинцяна появился мотоцикл с коляской, на котором было три человека. Мотоцикл с большой скоростью несся прямо на главную улицу. С мотоцикла нельзя было видеть, что творится на главной улице из-за изгиба шоссе. Мотоцикл приблизился ко мне, и я видел лица сидящих на нем. За рулем сидел немец, и два остальных пассажира были советскими офицерами. Я кричал в их сторону и махал руками, пытаясь их предупредить, но они, вероятно, меня не поняли или просто не сумели остановить мотоцикл. Они промчались мимо меня и вдруг увидели немецких солдат. Один из советских офицеров выхватил пистолет и выстрелил в немца, который вел мотоцикл. Немцы на главной улице увидели происходящее и начали бежать к мотоциклу. Советские офицеры вскочили, и дали несколько автоматных очередей в сторону бегущих к ним немцев и сами начали убегать. Немцы погнались за ними. Убитый немец и мотоцикл остались посреди улицы. Из центра набежали немцы и начали искать и начали искать сбежавших русских по близлежащим домам. Из боковой улицы неожиданно вышло пять советских солдат и, увидев немцев, подняли руки. Они были без оружия. В гневе за убитого их товарища, немцы поставили пятерых солдат к стенке. Я находился в 50 метрах от них, во дворе, за забором. Я видел советского солдата лет восемнадцати с детским выражением лица. Он плакал и просил не убивать его, он кричал, что запрещено убивать пленных. Немцы не дали ему договорить. Офицер скомандовал, солдаты открыли огонь, и все пятеро упали на землю.