Эпоха Воюющих провинций - Вязовский Алексей - Страница 5

— Я хочу поговорить со священником наедине. — Главное — уверенность в себе, и все получится!

Да сколько же они будут переглядываться?! Но приказ есть приказ, и Тотоми, Акитори и Симодзумо молча выходят из комнаты.

— Устед аблас эспаньйол?[14] — Вы бы видели, как вытянулось лицо у священника!

— Конечно, говорю: какой португалец не владеет испанским! Но откуда… как… это просто невообразимо! Сеньор, вы были в Европе?!

Не только был, но и даже успел нахвататься испанских фраз, благо язык простой. Как пишется — так и читается. И наоборот.

— Давайте пока оставим это разговор. — Я подобрался к самому важному вопросу, ради которого пришлось выпроводить местных японцев из комнаты. А то точно оденут меня в смирительную рубашку, если тут ее уже успели изобрести.

— Какой сейчас год по христианскому летосчислению?

— От Сотворения мира или воскрешения Христова?

— Второе.

— Одна тысяча пятьсот тридцать восьмой год.

Тушите свет! Так я и думал. Это прошлое. Я попал в прошлое!.. Вернее, вселился в чье-то тело в далеком прошлом. Все к этому шло. Сначала средневековый антураж комнат, замок, самураи с мечами, отсутствие признаков современной цивилизации. Слишком сложно для розыгрыша или кино. Я закрыл глаза. Сейчас нужно отвлечься, вспомнить что-нибудь хорошее. Что у нас хорошего в шестнадцатом веке было? А ничего! Россия — задворки Европы. Царь Василий Третий совсем недавно присоединил к Великому Московскому княжеству Псков, Рязань и Смоленск. Иван Грозный — еще подросток, правит его мамаша Елена Глинская, вторая жена почившего Василия Третьего. В прошлом году только-только закончили воевать с Великим княжеством Литовским, с Казанским и Крымским ханствами — даже еще не начинали.

В Европе сейчас сильнейшая империя, если не считать османов, — Испания. Владеет Португалией, Нидерландами, огромными колониями в Новом Свете. Дожимает инков, попеременно воюет с Францией и Англией. Оплот католицизма и инквизиции. В континентальной Европе — начало Реформации. Набирают силу Франция и Англия. Скоро англичане попросят вон испанцев и португальцев из большинства их колоний. Но тут, в Азии, пока очень сильны позиции тех и других. В Китае клонится к закату империя Мин, португальцы уже отхватили себе в аренду Макао, неплохо укоренились на японском острове Кюсю, где основали торговые фактории — в Нагасаки и других городах. Ударными темпами христианизируют население. Возят из Китая шелк, обратно — серебро, на чем делают неплохой бизнес. Некоторые князья и дайме Южной Японии уже приняли христианство.

А что у нас происходит в Центральной Японии? Я мысленно сделал поклон в адрес своего университетского преподавателя истории — Соколова Юрия Петровича. Узнав, что в нашей группе половина студентов учит японский, он не ленился интересно и много рассказывать о Стране восходящего солнца. В Японии началась эпоха Сэнгоку Дзидай — период Воюющих провинций. Все воюют против всех. Сёгуны династии Асикага потеряли контроль над страной, и в результате местные князья сцепились в борьбе за власть. В этой банке пауков выживет три крупнейших экземпляра — их еще потомки назовут «Тремя великими объединителями». Ода Набунага и его преемники — Тоётоми Хидэёси и Токугава Иэясу. Сын небольшого военного предводителя из провинции Овари, Ода Набунага последовательно, в течение двадцати лет, завоюет всю Центральную Японию. А его вассалы Хидэёси и Токугава — закончат дело. Будут уничтожены или подведены под вассалитет все более-менее крупные независимые кланы, коих насчитывается ровно десять штук. Такэда, Хаттори, Икко-Икки, Симадзу, Мори, Тёсокабэ, Уэсуги, Ходзе, Датэ, Имагава. И несчитаное количество мелких родов и князей небольших провинций. По ходу в тело такого князька я и умудрился угодить. ЗА-ШИ-БИ-СЬ!

Всю эту информацию было трудно переварить сразу, и я решил с ней «переспать». Поблагодарил священника, попросил его оставаться в замке, пообещав продолжить завтра. Позвал слуг. Те принесли белое спальное кимоно, закрыли ставни окон, забрали фонарики, и я лег почивать. Почему не отправился к жене? Уж слишком много на меня сегодня обрушилось. Да и в постели человек сильно раскрывается, а оно мне надо, чтобы Тотоми заподозрила подмену? И так местные смотрят на меня с подозрением. В любом случае с моральной точки зрения — нехорошо. По сути, для японки я — чужой человек. Еще поворочавшись немного и повертев ситуацию так и эдак, я накрылся одеялом с головой и провалился в сон.

Снилась мне узкоглазая японская собака. Всю ночь она охраняла комнату, внимательно принюхиваясь, прислушиваясь к посторонним звукам. Мне почему-то было с нею очень комфортно и безопасно.

Но вот настало утро, зачирикали птички. Я проснулся бодрым и здоровым. Голова уже не болела. Я снял повязку, ощупал зашитый нитками шрам на виске — отек спал и заживление шло очень быстро. За окном туман, небо хмурое — собирается дождь.

Пока спал, пришло решение моей проблемы. Вспомнилась сказка о двух лягушках, попавших в горшок со сметаной. Одна перестала барахтаться и утонула. А другая дергалась, дрыгала лапками, пока не сбила из жидкой сметаны твердое масло. Попал я сюда не своим хотеньем, а волей каких-то высших сил, — уж не знаю кто постарался — еще не открытые законы природы, боги… Но нужно барахтаться, утонуть я всегда успею. На родину меня пока не тянет. Я внимательно прислушался к себе — нет, ностальгии по княжеству Московскому во главе с Иваном Грозным я не испытываю. Что он там — медведями любил травить соотечественников? Опричнина, все дела… Спасибо, не надо.

Тоска по родителям есть, и сильная. Поди, убиваются по мне, погибшему во время землетрясения. Девушка моя Наташа тоже небось плачет сейчас. Но что я могу изменить? Ничего. Значит, что? Надо попытаться устроиться тут, в Японии. Благо какой-то задел уже есть. Я даже не про «родственников» — это вполне может стать пассивом, если меня раскусят. Я про то, что тело досталось мне не пустое. Кажется, присутствует мышечная память. Иначе как объяснить мои экзерсисы с мечом, которого в прошлой жизни я ни разу не касался? Теперь мне главное — не напортачить. Продолжаю косить под амнезию.

С этими мыслями оделся, засунул мечи за пояс и вышел из комнаты. Кивнул на поклоны охранников, обул традиционные плетеные сандалии таби и стал спускаться вниз. Четыре пролета — и вот я уже внизу. Что у нас тут? Справа кладовые, слева какая-то комната вроде туалета.

Захожу. Точно, ватерклозет. Деревянный настил с дыркой. Рядом лежит горка сухого мха. Я быстро соображаю для чего. Оправляюсь и выхожу из донжона крепости во двор. Тут все заняты делом — конюхи обихаживают лошадей, слышатся звонкие удары из дымящейся кузницы, на песочной площадке упражняются самураи с деревянными мечами, по стенам ходят лучники… Мое появление не остается незамеченным. Все прекращают работу, упражнения и низко кланяются. Кланяюсь в ответ. Ко мне спешат генерал и жена. Жена сегодня одета в синее кимоно с серебряной вышивкой. Сложной прически уже нет — волосы просто забраны наверх. В руках белый бамбуковый зонтик.

— Доброе утро, Ёшихиро-сама, — улыбается мне Тотоми, — вы хорошо выглядите.

— Вы, Тотоми-сан, выглядите еще лучше. Сама свежесть и красота. — От моего комплимента девушка зарделась.

— Как ваше самочувствие, господин? — Хиро, напротив, был хмур и явно чем-то озабочен.

— Спасибо, хоро…

Разговор прерывается криком. Я оборачиваюсь и вижу, что к нашей группе бежит растерзанный самурай. Вокруг меня тут же собирается кольцо охраны, но бегущий человек и не думает нападать. Он падает в ноги и начинает униженно кланяться. Я разглядываю самурая, и мое недоумение растет. Все японцы, которых я тут видел до сих пор, включая слуг, — чистюли. Опрятно одетые, вымытые, бороды подстрижены… Этот же рыжеволосый парень — прямая противоположность. Серое кимоно испачкано и разорвано на груди, голова грязная, лоб не выбрит, косичка завязана небрежно, по щекам текут слезы. Самураи тоже плачут?! Вот уж не думал.