Тайна Врат - Чекрыгин Егор - Страница 40

• Предыдущая
• 40/73
• Следующая

С ними вообще было непросто, хотя и интересно. Офицер для них был скорее вождем, еще в том, старом понимании этого слова, чем господином и повелителем. Его беспрекословно слушались только пока он, совмещая личное бесстрашие и разумность, вел своих солдат от победы к победе. А вот когда начиналась полоса неудач, тут уже приходилось поддерживать свой авторитет всеми средствами, иначе быть беде. В общем-то если имеешь дело с этими дикарями, то доказывать свое первенство во всем нужно постоянно. Фехтовать и стрелять лучше всех, топать версту за верстой в одном строю, не показывая признаков усталости. А еще быть то щедрым и справедливым, то свирепым и безжалостным. Ни скупости, ни трусости со слабостью зуурцы своим вождям-офицерам не прощали. Как, впрочем, и неудачи.

Постоянно соревноваться со своими подчиненными, чуть ли не каждый день ходя по лезвию клинка, — это ощущение пьянило. После такого командовать обычной солдатней… Благородный оу сравнивал это с дрессировкой мышей и тигров: с первыми — безопасно, зато с последними — поистине захватывающе! Всегда приходится быть настороже, аккуратно используя и свою стальную волю, и змеиную хитрость.

Так что сейчас есть смысл отойти, не пытаясь пробить лбом каменные стены. В буквальном смысле этого слова. Даже если отряд и прорвется назад к башне, толку от прореженных в этой заварушке вояк будет уже не слишком много. Можно плюнуть на обещанную награду и спасать то, что еще осталось. Увести отряд в горы и отсидеться. Не вечно же тооредаанцы будут владеть Тиндом? А если будет расследование, в Военном трибунале все это можно выставить в самом лучшем свете. В конце концов, Кредонская республика — страна купцов, тут не приветствуются бессмысленные потери.

И стоило только офицеру об этом подумать, как пальба тооредаанцев начала стихать. «Что и неудивительно! — смекнул благородный оу. — Не бездонные же у них там пороховницы, и пули сами собой в сумках не появляются. А значит, победа уже близка. В крепость, скорее всего, лезть уже не имеет смысла. Но зато можно уйти с шиком! Глядишь, и в Военном трибунале зачтется».

Он перегруппировал своих солдат, решив главный удар обрушить на дверь и окна рядом с ней, и уже набрал было воздух в легкие, чтобы высвистать приказ к началу атаки, как вдруг громкий хлопок и вспышка отвлекли его внимание.

Он не знал, но это его соперник, командовавший тооредаанцами, подал свой сигнал начинать, бросив во врагов пороховницу со вставленным в нее коротким фитилем. У гренадеров всегда был запас таких, в специальной сумке на поясе.

Получилась конечно же не настоящая граната, и ущерб она нанесла минимальный. Но вслед за ней с верхнего этажа полетела еще дюжина с гаком таких же. Взрываясь, они убили или ранили немногих, но смогли ошеломить, оглушить и ослепить врага.

Едва отгрохотали взрывы, Ренки бросился сквозь дым в распахнутую дверь, разя шпагой и кинжалом во все стороны и чувствуя, что каждый удар пластает чье-то тело.

Дышать было нечем. И кажется, даже уже привыкшие к пороховому дыму легкие отказывались работать в этом угаре и мгле. Глаза слезились и отчаянно горели, вызывая дикое желание почесать их, хотя каждому солдату были известно, что от этого станет только хуже. Глотка и даже, кажется, желудок и кишки пересохли от дыма и гари. Каждый глоток воздуха резал легкие так, будто это было битое стекло. Но руки привычно разили фигуры в черных мундирах, и тело столь же привычно увертывалось от ответных ударов, рефлексивно распознавая опасные движения противника.

За Ренки плотным строем шли его солдаты, убивая врагов в той же манере, в какой бились их далекие пращуры, сражавшиеся с копьями и щитами.

Плотный строй. В отличие от своих противников, стоящих сейчас бестолковой толпой, тооредаанцам не надо было отличать своего от чужого перед ударом. Своих они чувствовали локтями и плечами, а врагами были все остальные.

Облако дыма начало светлеть — тооредаанцы прошли порядки врагов насквозь. Лейтенант оу Дарээка отдал команду, и его солдаты перестроились. Уцелевшие зуурские егеря тоже успели сбиться в отряд и готовились к новой схватке.

— Полки досыпать! Целься! Пли! — прохрипел оу Дарээка, и по вражеским рядам почти в упор прошелся град пуль. Когда-то маленький Ренки так играл, кидая горсть гороха в деревянных солдатиков. Вот только они не кидали горох обратно.

И все же ответный залп егерей был намного «жиже» того, что произвели «его» мушкетеры. И оружие было заряжено далеко не у всех, да и оставалось их не так много.

— Вперед! — просипел Ренки, толком не обратив внимания на то, как что-то чиркнуло ему по уху, и превозмогая сопротивление тела, отказывающегося снова нырять в дымный ад. И повел своих солдат в новую штыковую атаку.

Фигура вражеского солдата. Выпад штыком. Тело привычно уходит влево, одновременно выкидывая руку со шпагой вперед. Укол в руку, коротенький, только чтобы обездвижить и предотвратить следующий удар. Новый выпад в горло. Попал.

Опять скачок в сторону. Приклад пролетает мимо, лишь слегка задев плечо. Опять укол. В живот. Дальше. Вот какой-то офицер. Звон шпаг. Оба дерутся почти вслепую, смотря на мир сквозь дым слезящимися глазами. Оба — умелые фехтовальщики, как и подобает благородным оу. Оба яростны и даже не думают о сдаче в плен. Вокруг мелькают фигуры, но никто не пытается прийти на помощь. Дерутся вожди.

Но Ренки — молодой вождь. Он полон сил, да и вступил в бой относительно недавно, в то время как его противник дерется уже, наверное, с утра. Кредонец пропускает слабенький удар в бедро. Царапина! Но вот и рукав противника от подобной же царапины начинает пропитываться кровью. Один неверный шаг, нога чуть-чуть проскальзывает в луже крови, и кончик шпаги отводится в сторону. Выпад Ренки, столь же стремительный и яростный, сколь и хирургически точный. Враг умирает до того, как успевает упасть.

И тут словно бы подломилась опора, на которой держалась стойкость кредонских солдат. Убитый вождь — это всегда плохой знак. Нет, они не бросились бежать и не сложили оружие, уповая на милость победителя, но начали больше думать о собственном спасении, чем о победе. Те, кто еще мог, попытались выйти из боя и отойти в город. Ренки им не мешал. Он и его солдаты хрипели и рычали, пытаясь вдохнуть хоть капельку воздуха.

— Ну, ты как? — спросил Готор, оглядывая пытливым взором своего молодого товарища. — Видок у тебя уж больно прокопченный!

Готор подобрал, пожалуй, еще очень вежливое определение. Видок у первого лейтенанта оу Дарээка был, прямо скажем, не для изображения на полотне художника-баталиста.

Это там все вояки устремляются в атаку, дерутся и выходят из боя в идеально чистых и отглаженных мундирах, блистая военной выправкой, с гордо поднятыми подбородками и одухотворенными лицами. Если даже и оказывается на этом полотне убитый или раненый, то лежит он в картинной позе, а пятна крови на его одежде смотрятся на редкость живописно и изящно.

Вид же у лейтенанта оу Дарээка был скорее более подходящим для западной стены Храма Предков. Той самой, на которой изображена загробная жизнь всяких нехороших людей, чьи души средь ледяных безжизненных равнин терзают жуткие демоны и прочие адские чудовища.

Черное от пороховой сажи лицо. Красные воспаленные глаза с еще не потухшей легкой сумасшедшинкой в глубине. Волосы торчат какими-то колтунами и залиты кровью. Кровью же залита и одежда, изорванная о разный хлам городских улиц и штыки врагов и тоже насквозь пропитавшаяся грязью и дымом. Чем не адская тварь, несущая ужас, страдания и тоску?!

А еще — устало опущенные плечи, ничего не выражающее лицо и перевязанная грязной тряпкой голова.

— Нормально, — ответил Ренки и переправил вопрос обратно: — А сам как?

— В порядке, — заверил его приятель. — Мы почти и не воевали. Так, взорвали кой-чего… Что с головой?

— С головой? — удивился Ренки. А потом, поняв, о чем идет разговор, объяснил: — Голову даже не задело. По уху пулей шоркнуло. Говорят, кусок целый выдран. Эти сволочи Таагая подстрелили!

• Предыдущая
• 40/73
• Следующая