Охотник - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 10
- Предыдущая
- 10/81
- Следующая
Вечером, когда мы с братом вернулись домой, уже в полной темноте, мама нас покормила. Переодевшись в домашнее, я вышел в общую комнату, понимая, что будет продолжение разговора.
Присев на стул и кивком поблагодарив маму за чай, я закинул ногу на ногу и вопросительно посмотрел на отца, предлагая ему вернуться к начатому в обед разговору.
— Думаю, нам лучше сначала выслушать твои доводы против моей просьбы, — сказал он.
— Доводы?.. — я неопределенно хмыкнул и поставил стакан на стол. — Знаете, я мало что помню, про свою прошлую жизнь так вообще ничего. Но понять, что вы просто отличные родители, в состоянии. Это легко определить по нам — вашим детям. Друзья познаются в беде, не так ли? Беда у меня была, и я могу сказать так: вы все сделали, чтобы я встал на ноги. Вы — моя семья, за которую, если понадобится, я жизнь отдам. Более того, в Киеве и окрестностях у мамы семьдесят два родственника, начиная от прабабушки Серафимы Абрамовны и заканчивая семимесячной Соней, дочкой Решинских, семьи троюродной сестры мамы. Я их всех знаю не только потому, что мне о них рассказали, а потому, что они приходили и реально помогали. Кто достал то редкое заграничное лекарство, от которого у меня прекратились судороги, и помогли мне взять под контроль свое тело? Так я отвечу: помог дядя Рома, племянник мамы, это ведь он работает в ленинградском порту, куда заходят иностранные корабли? Так что для меня они все родственники, которым я буду помогать без вопросов. Последнее отдам, как они это сделали для меня, но вот твои родственники, батя, это… Я даже слов найти не мог, как они мне… не симпатичны. Поэтому сразу скажу, нож я им под ребро при первой же встрече не воткну, но рожи сто процентов начищу, причем с членовредительством. Я умею, ты знаешь. Я своей жизнью достаточно дорожу и бережно к ней отношусь, поэтому к тем, кто так отвечает на просьбу помочь, буду всегда относиться достаточно жестко. Вы знаете, я злопамятный, и память у меня хорошая. Отвечу честно, я того письма никогда не забуду. Искать с ними встречи не буду, но если кого встречу, уж извините, покалечу. Виноват не виноват — мне без разницы.
Переглянувшись с матерью, отец сказал:
— Я думаю, не стоит продолжать разговор на эту тему, раз ты все равно не изменишь своего решения, — получив мой согласный кивок, он продолжил: — Я уже сходил на почтамт и попросил кого-нибудь из Соколовых приехать и забрать Тому с Лидой. Так что тебе ничего не нужно будет делать.
— Это хорошо, — довольно кивнул я.
— Это еще не все. Сын, ты уже взрослый, мы это понимаем и морально уже приняли, поэтому хотим задать тебе вопрос. Ты уже принял решение, куда направишься после школы?
— Да, принял. В следующем году я перебираюсь в Москву, буду учиться на врача со специализацией хирурга. Кстати, раз вы так спокойно приняли мое взросление, хотелось бы уведомить вас, что с сентября, после того как вернусь с Черного моря, я буду жить отдельно.
— А зарплаты хватит? — деловито осведомился отец.
За два месяца, что работал инструктором, я получил сто десять рублей, притом это была половина оклада. Милиция сейчас получала не очень много, даже надбавки за звание не было. Первую зарплату, согласно традиции, я отдал родителям, а вот на вторую почти полностью обновил свой гардероб, оставив мелочь на карманные расходы. Да и Толика с сестрами осчастливил, дав им мелочи на мороженое. Главное, как же хорошо иметь родственников-евреев: купил отличного материала, и они бесплатно по моим меркам сшили пяток рубашек, три пары штанов и куртку. Белье, обувь и носки я купил отдельно. Теперь я выглядел не босяком, а уже стильным молодым парнем. Девушки стали чаще оборачиваться. Последняя мода среди молодежи — это я про стиляг — ничего, кроме презрительного смеха, у меня не вызвала. Хотя я с интересом рассматривал этих клоунов, но больше с познавательной точки зрения. Как еще они будут извращаться с одеждой. Один раз видел стилягу в пижамных полосатых штанах.
— Хватит, к тому времени я надеюсь перейти на полный оклад. Это еще не все. Мало того, как примерный и любящий сын, я буду вас как можно чаще навещать и помогать по мере сил… в основном деньгами.
Отец кивнул, он моими словами был доволен, более того — он был горд, что первый птенчик оперился и вот-вот готов был вылететь из гнезда. Толик, слушавший нас стоя в проеме двери нашей комнаты, спросил:
— А с тобой можно?
— Куда? — удивленно спросил я, обернувшись.
— На море.
— В этом году вряд ли, но в следующем обязательно возьму, слово даю.
— Смотри, я запомнил.
Мама поспешила на кухню, мыть посуду, Толик в домашнем вышел в коридор, поэтому, когда мы с отцом остались одни, я посмотрел ему прямо в глаза и сказал:
— Батя, я понимаю, сколько и чего вы для меня делали. Поэтому хочу отблагодарить. В общем, в моих планах через год, может два, переселить вас на окраину в просторный каменный дом с гаражом для машины. Я понимаю, что это будет трудно, но сделаю, будь уверен. Я сам не люблю сюрпризы, тем более неожиданные, поэтому предупреждаю специально.
Отец уже смирился с изменением моего характера, и бахвальства там явно не было, поэтому он удивленно спросил:
— Ты думаешь, сможешь это сделать?
— Да, — коротко ответил я. — Сейчас ты спросишь, откуда я возьму деньги. Так вот, я уже две недели как пишу приключенческий фантастический роман, рассчитываю его отдать в издание в Москве, когда поеду на море. Крюк, конечно. Думаю, к этому времени он будет закончен. Планирую трехтомник.
— Так вот на что ты тратишь все свободное время, а мы думали, что у тебя девушка.
— Она у меня тоже есть, но пока активно этому сопротивляется. Ничего, думаю, ее твердыня скоро рухнет.
— О чем книга, и где ты ее пишешь? — после минутного молчания спросил отец.
— Это будет жанр альтернативной истории. Шестнадцатилетний мальчишка-комсомолец из нашего времени попал в сорок первый на границу, когда немцы двинули. Так что дальше его ждут активные приключения. Написал уже треть. Работаю я над книгой в нашей городской библиотеке, там за небольшие деньги дают напрокат печатную машинку. Как я пишу пером, сам знаешь.
— Почитать перед отправкой дашь?
— Фронтовику и не дать?! Конечно, заодно поправишь, если что не так. Более того, хотелось бы найти фронтовика, который встретил войну на границе, и расспросить его. Можно внести в книгу, что переживали отступающие бойцы и командиры в то время.
— Знаю одного такого, начинал войну в погранвойсках, а закончил в разведбате. Я с ним поговорю.
— Да? Знаешь что, тогда я черновой написанный вариант дам почитать тебе прямо сейчас. Рукопись у меня с собой.
Сходив в спальную комнату, я открыл чемодан, подаренный отцом, и достал из-под кипы белья стопку листов.
— «Смерти вопреки»? — удивленно поднял брови отец, прочитав название на обороте.
— Рабочее название, в редакции наверняка изменят на что-то другое, патриотическое.
— Как прочитаю, сразу сообщу тебе, что не так.
— Я вот карандаш приготовил, можешь делать записи прямо на страницах, все равно это черновик. Только постарайся не афишировать мое новое увлечение. Хорошо?
— Да-да, конечно, — с трудом оторвавшись от первого листа рукописи, ответил отец.
После того как мы легли спать, в комнате родителей еще долго горел торшер на столе и был слышен шелест листов, пока мама не начала ворчать и отец не ушел на кухню. На следующий день, как раз был выходной, воскресенье, отец к обеду дочитал и, встретив меня возвращающимся с прогулки, предложил поговорить.
Мы вышли на пустую лестничную площадку, отец достал пачку «Беломора», выбил папиросу и закурил.
— Скажу честно, понравилось. Есть, конечно, мелкие огрехи, но их можно убрать.
— Рецензию написал?
— В смысле, где нужно поправить?
— Да.
— Да, сделал. Но видишь ли, ты пишешь про пехоту, а я летчик. Да, я начал воевать с середины сорок второго, застал провал Харьковской операции и Сталинград, но кое-что я мог бы тебе подсказать. Хотя скажу честно — не многое. Лучше все-таки взять фронтовика, воевавшего в пехоте. Так вернее будет. Помнишь, я тебе говорил про того, кто воевал с сорок первого?
- Предыдущая
- 10/81
- Следующая