Небо на двоих (СИ) - "Korolevna" - Страница 10
- Предыдущая
- 10/46
- Следующая
Фонари вереницей раскинулись вдоль столичных улиц, заливая оранжевым светом окружающее пространство. Черная БМВ рассекала ночь пущенной стрелой, летела вдоль пустынных автострад. Звук в динамиках автомагнитолы был прибавлен до отказа, но вместо ожидаемых попсовых битов и простеньких мотивов, несущихся из практически каждой иномарки, звучал удивительный голос Виктора Цоя.
Лиза наблюдала за Романом из-под опущенных ресниц, ловила каждую черточку лица, вырисовывающегося в свете проносящихся мимо неоновых вывесок и плафонов фонарей. Ее взгляд задержался на хищном профиле, спустился к подбородку и губам, застыл на четырех расстегнутых пуговицах белой рубашки.
Ромку легко можно принять за молодого бизнесмена или прожигателя жизни, транжирящего родительские деньги. Мало кто чувствовал исходящую от него магнетическую силу, редкая женщина обращала внимания на жесткую линию чувственных губ и металл во взгляде. Армейская выправка и грациозность движений ловко скрывалась под обычной одеждой. Никто не знал, насколько он опасен, умеет не только постоять за себя, но и забирать чужие жизни. Они об этом редко говорили, но Лиза знала, как Роман ненавидит оружие, но вновь и вновь берет его в руки. Не может по-другому. В его работе — смысл существования.
Лизка еще раз посмотрела на сосредоточенное лицо, прищуренные глаза. Что-то не так. Она пыталась унять бьющееся сердце, подсказывающее неладное. И тут заметила: на белой ткани рубашки темное пятно.
— Ром! У тебя кровь на плече! — испуганно произнесла Лиза, убавляя звук автомагнитолы.
— Пустяки, — отмахнулся тот. — Приедем домой, бинтом заново перевяжу. Плохо зашили, наверное. Или повязка сбилась. Мне не привыкать, Рыжик.
— Что? Как?
— Лиз, не расскажу подробности, ты же знаешь. Пуля, по касательной прошла, немного задела. Не бойся, пустяки.
— Ничего себе «пустяки»! Ты ранен, вообще-то, — Лиза была на грани обморока. Ведь чувствовала же, не просто так ей не по себе еще утром сделалось.
— Я к тебе спешил, хотел обещание исполнить. Ладно, Рыжик, не важно, проехали. Всё хорошо.
Лиза почувствовала угрызения совести. Она обижалась, как маленькая девочка, а Рома в это время рисковал жизнью. Хотелось выбежать из машины и скрыться от пристальных сине-серых глаз с зелеными крапинками на радужке. Никогда еще Лизка не ощущала себя закоренелой эгоисткой. Носится со своей любовью, переживает, страдает, себя жалеет, а он — тот, из-за которого и день, и ночь душа разрывается на части, — рискует собой, ходит по лезвию ножа, прекрасно осознавая, что следующий шаг может стать последним.
Войдя в квартиру, Лиза забежала к себе в комнату, быстро сняла неудобное платье, надела свою любимую растянутую футболку, висящую на ней балахоном и доходящую почти до колен. Ромку нашла на кухне. Он принес из ванной аптечку, внимательно рассматривал ее содержимое.
— Рубашку снимай, — скомандовала Лизка.
Роман проигнорировал ее слова, продолжил внимательно изучать аптечку, выискивал стерильный бинт и лейкопластырь.
Она подошла к нему вплотную. Ромка отвлекся от своего занятия. На одно мгновение замер, чего Лизе хватило с лихвой. Она расстегнула пуговицы на рубашке подрагивающими пальцами, вытащила полы из-за пояса светлых джинсов, стянула рукава. Белая ткань упала на пол. Увидела: плечо Ромки перетянуто бинтом, который на котором отчетливо виднеется проступившее пятно крови, а чуть ниже области сердца багровеет приличных размеров гематома.
— Больно было? — охнув, спросила девушка.
— Не помню. В момент боя ничего не чувствуешь, постоянные выбросы адреналина. Боли нет, двигаешься, как робот, на полном автомате, осматриваешься по сторонам, улавливаешь движение краем глаза, нажимаешь на курок, бросаешь нож, не задумываешься о действиях. Помнишь одно: или ты, или тебя. Третьего не дано. И каждый действует также. Я и мои парни — единый организм, машины для убийства.
Лиза вздрогнула, еще никогда Роман не разговаривал с ней настолько откровенно, предельно честно, не сглаживая острые углы правды. Доверился, раскрылся, решил впустить ее в свой страшный мир. Ее пальчики легко пробежали по кровоподтеку, замерли. Она положила ладони к нему на грудь, провела вверх, чувствуя легкое покалывание.
— Пулю схлопотал. Бронежилет спас. Хорошо, ребра целы. В этот раз обошлось, — пробормотал Роман, игнорируя действия девушки.
— А когда не обошлось? — удивленно спросила Лизка.
— Было дело, — получив уклончивый ответ, она вновь нежно провела ладонью по гематоме, переместила руки Ромке на пресс, прижалась лицом к груди. Он тяжело дышал, сердце тарабанило, и Лизка показалось, что она получила условный сигнал.
— Не надо…, — стон-мольба, охрипший голос.
Лизка опьянела, задрожала, испугалась своей смелости, но не могла остановиться. Трепетные и теплые губы принялись исследовать кожу, касались неумело, но невыносимо нежно. Чувства открылись, обнажились нервы, по венам потек электрический ток, пронзая сердце мощными разрядами. Голова кружилась, в ушах звенело.
Лиза подняла голову вверх, заглянула в синие глаза с зелеными крапинками, не поняла, каким образом полные, чувственные губы успели найти и захватить в плен ее губы. Она позволила завладеть своим ртом, устремилась вслед за Ромкой в пучину удовольствия и безумия. Ей казалось, что ее утягивает на дно реки водоворот, и сил сопротивляться нет. Она застонала, обвила его руками, позволила языку играть со своим языком, выплясывать в страстных движениях. Поцелуй нарастал, обжигал и дразнил. Они приникли друг другу, словно путники, шедшие долгие дни по пустыне и, наконец-то, нашли оазис с вожделенной прохладной водой.
Томный стон — в ответ вторит сдавленное, грудное рычание; и вот уже Лизка сидит на кухонном столе, обхватив Романа ногами. Его руки проникли под хлопковую майку, нежно поглаживали розовые соски, сжавшиеся от прикосновения мозолистых пальцев, привыкших чаще нажимать на курок пистолета, чем ласкать с женское тело.
Лиза застонала, бесстыдно выгнулась, позволяя его рукам блуждать по спине, сжимать грудь. Поцелуй углубился, ушла нежность, уступая место опаляющей страсти, затмевающей сознание шелковым пологом. Между ее ног стало совсем жарко, трусики увлажнились, Лиза заерзала бедрами, впервые ощущая физическое возбуждение. Ромка оторвался от ее рта, спустился к шее. Он нежно поглаживал ее животик, намеривался стащить с нее влажный лоскут кружева, представлявший из себя трусики. Она замерла в ожидании, готовая ко всему, что он скажет, сделает, покажет, попросит…
— Нет, — глухо простонал Роман. — Нет, Лизка, нельзя.
Он резко отстранился от нее, отскочил на безопасное расстояние.
— Почему? — Лиза всхлипнула.
— Не могу. Что потом будет, с тобой, со мной?
— Я буду ждать тебя, как всегда. Я умею, знаю, что тебе надо уходить. Ты так живешь. И ты всегда будешь возвращаться ко мне.
— И ты останешься вдовой в двадцать лет? Не сегодня, так завтра нарвусь по-настоящему. Себя не жалко. Но ты как?
— Как всегда! Когда ты уходишь, то я умираю, и оживаю, когда тебя вижу, — она слезла со стола, подошла к нему. — Ром, я люблю тебя. Мне больше никто не нужен.
Лиза попыталась вновь отвлечься от разговоров, провела языком по его губам, спустилась к шее, оставила влажный след от поцелуев на коже, вдыхала его дурманящий терпкий запах, смешанный с ароматом туалетной воды. Роман дернулся назад, сжал Лизкины руки, как в капкане. Отбросил от себя, как ей показалось, намеренно грубо. Устало опустился на табуретку, закрыл глаза.
— Маленький, мой Рыженький, нас же родители не поймут никогда. Я уже давно для отца потерян, меня не станет — поплачет, скоро успокоится. А ты для него родная, понимаешь? И тут мы их новостью пришибем, с инфарктом уложим. И знаешь, кто будет виноват?
— Я, конечно, только я.
— Нет, Лизка, я. Потому что старше, потому что не думал, будущее твое перечеркнул. У отца на тебя планы большие. — Роман взъерошил короткие волосы, попытался пригладить назад. Нервный, изломанный жест не укрылся от Лизки. — Лучше бы меня тогда, еще в Чечне, вместо Сереги снайпер «снял». Всем бы легче было.
- Предыдущая
- 10/46
- Следующая
