Дорога без начала и конца (СИ) - Гольшанская Светлана - Страница 53

Внутри зала собралась уйма народу: охранники, дворецкий со всей прислугой от мала до велика, даже кто-то из селян, не успевших вовремя сбежать из прилегавших к Будескайску земель. Все взгляды были устремлены к восточной стене, где располагался парадный вход. Чего-то ждали. В руке он держал высокий посох из черного дерева с янтарным набалдашником, внутри которого застыл огромный паук.

Путники шепотом обсуждали происходящее, тщетно пытаясь сохранить спокойствие и подбодрить друг друга. Получалось слабо. Их словно сковало чувством обреченности, но умирать так не хотелось.

Когда зазвонили колокола в замковой часовне, возвещая о наступлении полуночи, широкие кованые двери распахнулись. В зал торжественной походкой вошел Петрас в широкой белой мантии с вышитым золотыми нитками перевернутым анком на спине — знаком некроманта.

— После этого они нас колдунами называют? — попытался возмутиться Ждан, но Финист тут же шикнул.

Собравшиеся расступились, образовав живой коридор, ведущий к канделябрам в центре. Петрас торжественно прошествовал по нему и повернулся спиной к свечам.

— Благодарю всех, почтивших меня своим присутствием этой ночью. Сегодня, когда на небе поднимется кровавая луна, вы станете свидетелями того, как здесь, в стенах этого проклятого замка староверов родится сила, которая принесет праведное возмездие тем, кто пришел на нашу землю с огнем и мечом, тем, кто обирал нас, лишая самого дорогого, тем, кто не знал жалости к нашим детям, тем, кто отравил нашу веру и наши души. Да свершится возмездие во имя бога нашего Единого!

— Во имя Единого! — вторила толпа. — Избавьте наши земли от колдунов! — добавляли одни. — Долой староверов с их дикими обычаями! — кричали другие. — Проклятье, пусть снимут проклятье с Будескайска! — третьи оказались самыми громкими.

Петрас расправил плечи и воздел посох.

— Да свершится возмездие. Да восстанут мертвые из пепла и тлена. И служат мне, как единственному повелителю своему.

Некромант три раза ударил посохом об пол, и на нем тут же начали загораться бесчисленные пентаграммы, словно светящаяся жидкость растекалась по прочерченным на камне желобкам. Стало так холодно, что мороз обжигал дыхание, а в кожу впивались сотни иголок. Пленники сбились в кучу, прижавшись друг к другу спинами от страха. Раздался громкий хлопок. Он оглушил и ослепил их на мгновение. Но когда они все же решились открыть глаза, все люди вокруг лежали мертвыми.

— Что случилось? — ужаснулась Дугава.

— Похоже, он решил объявить массовый набор в армию мертвецов и рекрутировал всех присутствующих, — тихо ответил Финист и брезгливо сплюнул: — А эти глупцы верили, что он их спаситель.

Похоже, жалости к погибшим он совсем не испытывал. А вот у Герды сердце стянуло от омерзения и страха. Как мог Страж вести себя настолько вероломно и гнусно? Как он мог убить доверившихся ему людей? Он ведь давал нерушимую клятву защищать невинных. Так писали во всех книгах!

— Почему тогда нас в живых оставил? — подал голос Ждан.

— Может, совесть замучила, — удивительно, как даже при тяжелых обстоятельствах, Финисту удавалось сохранить саркастичный настрой. — А скорее он припас для нас что-нибудь похуже смерти. Для меня так уж точно.

— Что же нам теперь делать? — испуганно пробормотала Дугава.

Финист угрюмо молчал. Похоже, он совсем потерял надежду. Может, снова начать молиться Единому? Жаль, что никто из них не верит так истово, как Майли. Наверное, умирать, зная, что на другом берегу тебя ждет беззаботная блаженная жизнь, было бы не так страшно.

Петрас, который все это время пребывал в глубоком трансе, очнулся и с удовлетворенным видом осмотрел результат своей работы.

— Что ж, вы хотели злого колдуна, так получите теперь самого худшего из них, — он обращался скорее к мертвым, чем к живым, безумно при этом улыбаясь. Его глаза стали совсем шальные, сквозь них проглядывала горечь многолетних страданий и одиночества, изуродовавшая этого некогда привлекательного человека. Он чем-то напомнил Ягиню, Хозяйку леса: такой же потерянный, опустошенный, смертельно уставший. Жажда мести — единственное, что двигало им сейчас.

Петрас перевел взгляд на пленников:

— Не бойтесь. Много лет назад я дал себе зарок, что не пролью больше крови Стражей, если на то не будет крайней нужды.

— Что-то мне говорит, что она вот-вот настанет, — пробормотал себе под нос Финист.

Герде хотелось положить руку ему на плечо и как-то утешить, но руки были связаны.

— Сегодня вы будете моими гостями на пиршестве смерти. Глядите, ночь мертвецов вот-вот наступит, — продолжал пафосно вещать Петрас.

Пленники подняли глаза. В отверстии на потолке показался краешек луны. Некромант раздвинул канделябры и прошел вперед к горе из человеческих черепов. Вначале она показалась стихийным нагромождением, но, приглядевшись, Герда поняла, что это алтарь — высокий стол, длинной в человеческий рост. К нему была прикована девушка, странно похожая на огромную черную розу на длинном белом стебле. Сорочка прилипла к мокрому от пота телу. Черные кудри разметались по алтарю, приняв форму бутона. Не сдержав любопытства, Герда подались вперед и обмерла от ужаса. Жертвой оказалась Майли. Ее глаза были плотно закрыты, а губы едва заметно подрагивали во сне. Петрас мягко коснулся ее плеча. Глаза девушки резко распахнулись.

— Отец? — едва слышно позвала она хриплым ото сна голосом.

— Отец?! — эхом повторили Герда, Дугава и Ждан, ошалело переводя взгляды с Петраса на Майли и обратно. Герда никак не могла поверить, что это правда. Только Финист молча смотрел на некроманта с дочкой с печальной улыбкой на устах.

— Да, я ее отец, Петрас Кшимска, хозяин Будескайска, глава Стражей Ливонии, истинный медиум.

— Но… почему Защитники Паствы оставили вас в живых? — удивилась Герда.

— Да потому, что он продал им своих товарищей, так, последний из Гедокшимска? — с ожесточенностью и презрением ответил Финист за него.

Некромант недовольно скривился:

— Тогда нельзя было иначе. Я думал, что поступаю правильно, я не знал… не понимал, чем это может обернуться, но теперь я все исправлю. Теперь у меня хватит сил, чтобы стереть единоверческую заразу с лица Мидгарда.

— Отец, что ты такое говоришь? — признание Петраса стало для Майли такой же неожиданностью, как для остальных известие, что он ее отец. — Мне сказали, что ты умер, что я должна покинуть монастырь, чтобы сохранить наши земли и отдать дочерний долг.

— Дорогая моя Майли, я умер задолго до твоего рождения, в тот день, когда пожал руку Голубым Капюшонам и согласился на их коварный план. А долг ты мне свой отдашь совсем скоро, я тебе это обещаю.

Герда мелко задрожала. Неужели он собрался принести в жертву собственную дочь, свою плоть и кровь? Это немыслимо! «Он больше не Страж, он просто сумасшедший», — решила про себя Герда. Это помогло ей смириться. А вот Майли, похоже, этого еще не поняла и продолжала взывать к его разуму:

— Но как же все, чему ты меня учил? Как же мама? Она ведь тоже верила в Единого. Ты так любил ее, любил нас, заботился, я же помню.

— Заботился… — голос Петраса дрогнул. Лунный свет упал на его лицо, и стало заметно, как на его лбу между глаз залегла глубокая морщинка. Ему понадобилось время, чтобы собраться с мыслями и говорить дальше. — Я жил только ради этой ночи, дорогая. Ты моя маленькая черная роза, которую я, как рачительный садовник, пестовал все эти годы. Но чтобы заручиться поддержкой армии мертвецов, я должен принести жертву. Мне очень жаль, но ей можешь стать только ты.

Майли испуганно выдохнула и отчаянно дернула руками, чтобы освободиться, но веревки держали слишком крепко. Петрас печально улыбнулся и достал из-за пазухи острый кинжал.

— Не-е-ет, — закричала Майли. Глаза ее в этот момент стали такими же сумасшедшими, как у отца. — Остановись, они все просят, чтобы ты остановился. Ты мучаешь их. Ты мучаешь маму, она хочет, чтобы ты отпустил их. Здесь им невыносимо больно.