Вернуться в осень - Стретович Павел - Страница 1

• 1/96
• Следующая

По стеклу автобуса мелкими каплями-брызгами моросил дождь. Проплывавшие мимо дома и опустевшие улицы казались погрустневшими и приунывшими. Подслеповато хмурились на низкое небо окна и витрины магазинов. Одиноко проскакивали киоски мини-кафе и «Союзпечати», обордюренные от вездесущего асфальта городские липы и клены. Редкие прохожие прятались под зонтиками, ставшими совсем привычными за последние недели. Низкое плотное небо, казалось, специально злило и раздражало людей...

Сергей устало прислонил голову к стеклу и закрыл глаза...

– ...На улице опять дождь. – Ленка кивнула головой на окно в кухне.

Сергей прислушался – из детской комнаты доносились смех и веселая возня. «Маша... Ма-аша! Я же сказала – не трожь. Не трожь, говорю!» – Голос старшенькой, Саши, был требовательно-назидательным. Раздался звучный шлепок и тут же обиженный рев младшенькой Маши.

– Под ванной вроде опять течет. – Зеленые Ленкины глаза казались виноватыми.

– Что? А-а, посмотрим. – Сергей достал из тумбочки в прихожей фонарик, прошел в ванную и опустился на колени. Луч фонаря внимательно прошелся в глубине несколько раз.

– Ни-че-го. Когда кажется, креститься надо. – Он всегда посмеивался над надуманными страхами жены.

– Прости. – Ленка улыбнулась. – Не будь букой. Я же тебя люблю...

Сергей сглотнул подступивший комок к горлу. Дождь за окном автобуса усилился – крупные капли стекали по стеклу, оставляя причудливые узорные дорожки. «Следующая – „Вернадского“». Голос водителя в тон погоде был недовольным и ворчливым. В автобус, сразу через все двери, ворвалась шумная ватага ребятишек-младшеклашек, разбрызгивая капли мокрыми прозрачными дождевиками. «Марь-Паллна, а Лапин не двигается!»; «У Доссена – новый Дум, сам играл!»; «Лапин! Немедленно подвинься!»; «Видел? Вот это мобила!»; «Акопов! Не Доссен, а Денисов!» Сразу стало тесно. Сергей улыбнулся и начал пробираться к выходу, стараясь не сильно натыкаться на мокрые дождевики. Автобус медленно и мягко подъехал к остановке, двери, лязгнув и «фыркнув», расползлись в стороны. С тоской поглядев на усилившийся дождь – как всегда, поленился взять зонтик, – Сергей поднял воротник куртки и спрыгнул с подножки...

...С Ленкой он познакомился случайно, в пригородной электричке, даже не познакомился, а столкнулся в пелене недовольства и раздражения. Начавшаяся разгораться ссора из-за места в переполненном вагоне грозила перерасти в настоящую бурю. Обязательным посчитала свое участие и добрая половина вагона, в основном дачники, и уставшему после ночной смены Сергею пришлось уступить, перебравшись на весь остаток пути в тамбур. Разгневанная зеленоглазая тигрица оставила о себе не самое лучшее впечатление.

Бывший военный, офицер-танкист, уволившийся из армии после грянувшего всеобщего сокращения, Сергей к двадцати семи годам еще не успел обзавестись семьей. Да и не слишком стремился, предоставив судьбе самой распоряжаться, как ей заблагорассудится. Знакомые, бывало, подтрунивали: мол, пора и совесть иметь, об обществе подумать, в стране рождаемость падает, а он слова «папа» и «где зарплата» еще не слышал...

Дождь немного притих, небо «поднялось» повыше, чуть раздвинув тяжелые облака и оставив после себя мелкую нудную морось.

Во дворе своего дома Сергей остановился и, немного подумав, завернул в стоявшую посреди детской площадки беседку. Пошарив рукой по скамейкам, выбрал место посуше и, чиркнув зажигалкой, закурил. Дома. Все перед глазами было знакомым, вместе не раз обхоженным, «обгулянным» и «потроганным». Потускневшие от времени блочные пятиэтажки, обступившие двор, тяжелые ветви каштанов, кучки битого кирпича и сложенные «горбыли», оставшиеся после недавнего капремонта, сиротливо стоявшие под кустами сирени у подъездов скамейки, одинокие без попрятавшихся от дождя вездесущих бабушек и мам с колясками, пожухлая вытоптанная трава у детских качелей и турничков. Качели-качельки...

– ...Меня Маша зовут! Давай играть вместе! – Глазки пятилетней дочки дружелюбно смотрели на спрыгнувшего с качелей мальчугана на пару лет старше ее. Ошалевший от такой бесцеремонности малец не нашелся что ответить, кроме невнятного: «Угу». Маша, радостно засмеявшись, схватила мальчика за руку и потащила за собой.

– Слушай, она без комплексов. – Лена улыбнулась и положила голову ему на плечо.

– Не пропадет. – Сергей немного поерзал, устраиваясь на скамейке поудобнее для прижавшейся к нему жены.

Потухшая сигарета в руке начала чуть заметно подрагивать. Сергей выбросил ее, встал и, еще раз оглядев двор, направился домой. Полная баба Женя с первого этажа, перенесшая из-за дождя «наблюдательный пункт» под козырек подъезда, удобно устроилась у входной двери на складном стульчике. Почему-то всегда с недовольным лицом, баба Женя считала себя очень проницательной, из-за возраста и накопленного жизненного опыта. Сергей поздоровался – дородная бабуля нехотя кивнула в ответ. Нашарив в кармане ключи, остановился у почтового ящика – в щелку виднелась Ленкина «Комсомолка-толстушка»...

...Месяц спустя после случая в электричке он как-то по делу наклонился к окошку обменного пункта и неожиданно встретился с зелеными глазами своей давешней «тигрицы». От прошлого гнева «сверкающих молний» и «острых зубов» ничего не осталось, зеленоглазая улыбнулась и почему-то смутилась. Удивительно, но уже этим вечером он провожал ее после работы домой.

Сергей не сразу смог объяснить себе, чем Лена отличалась от большинства знакомых ему девушек. Он почувствовал, но не сразу разглядел и выявил ту внешнюю защитную скорлупу уверенной и деловой, умеющей добиваться своего Елены, за которой скрывалась совсем другая Ленка: далеко не уверенная, совсем не деловая и совсем не желающая добиваться чего-то своего. Он наткнулся на тот контраст противоположностей, когда «острозубая тигристость» оказалась лишь оболочкой, защищающей от «добрых» советов, злой критики и сплетен всегда оправдывающих себя во всем «добрых» знакомых.

Чаще всего они встречались на железнодорожном вокзале, где любили поговорить в кафе о пустяках за чашечкой кофе, погулять по вечерним улицам и бульварам или тихо посидеть на скамейке в сквере. Лена с состраданием относилась ко многому из того, что обычно вызывает у людей неприязнь или отвращение: не любила обличений, смущенно жалея и лежащего на скамейке в парке горького пьяницу, и вызывающих брезгливость остро пахнущих бомжей, и всегда стоящих на одних и тех же «занятых» местах попрошаек, чаще всего просто не желающих работать. Его тянуло к Ленке, совсем не по-современному не самолюбивой и не обидчивой, отзывчивой и сердечной, не желающей видеть в других недоброе и злое, оправдывая людей их проблемами и неурядицами.

Сергей только начинал сознавать, что чувствует в ней ту уже забытую и далекую женственность жены, хранительницы домашнего очага других годов, которая со времен, наверное, Французской революции потеряла свою привлекательность для большинства представительниц слабого пола. В феминистской погоне за эмансипированностью и равными правами, стараясь доказать, что они ничем не хуже, а во многом даже и лучше мужчин, современные амазонки потихоньку теряли ту свою маленькую, предназначенную только для них нишу в сердцах еще не отдающих себе в этом отчета мужчин, превращая теплоту в страсть, а ласку и нежность – в сексуальность и похотливую чувственность. Зеленые в крапинку глаза умели быть и требовательными, и гневными, и, что совсем покоряло Сергея, ласково-мягко-покорными.

Неожиданно начавшееся знакомство стало быстро набирать силу...

Сергей остановился на межэтажной площадке, не доходя пролета до двери своей квартиры. Недавно жильцы, облагораживая подъезд, скинулись и повесили на окна тюлевые занавески, создающие на лестнице приятный мягко-уютный полусвет. Комфортный вид портила стоявшая на низеньком подоконнике банка из-под кофе, приспособленная под пепельницу. Сергей немного подумал и опустился на корточки возле окна, снова чиркнув зажигалкой...

• 1/96
• Следующая