Корабль невест - Мойес Джоджо - Страница 13
- Предыдущая
- 13/105
- Следующая
Внебе над островом Моротай стояла полная луна. Она меланхолично освещала спящую землю, окутанную такой удушливой жарой, что даже ласковый морской ветерок, проникающий сквозь защитный экран из сизаля, не приносил прохлады. Ночную тишину нарушал только звук падающих на землю кокосов. Но теперь не осталось никого, кто мог бы подбирать спелые плоды, и они беспорядочно падали, создавая угрозу для утративших бдительность.
Теперь бoльшая часть Моротая погрузилась во тьму, только кое-где тускло светились окна строений, вытянувшихся вдоль дороги, что пересекала остров. Последние два года на этой стороне стоял непрерывный шум от военных машин союзных войск, в небе ревели самолеты, оставлявшие за собой инверсионный след, но сейчас здесь воцарилась непривычная тишина, нарушаемая лишь взрывами смеха где-то там вдалеке, хриплым шипением граммофона и звоном стаканов, едва различимым в неподвижном воздухе.
В сестринской палатке, стоявшей в палаточном лагере в нескольких сотнях ярдов от того, что некогда было американской базой, старшая медсестра Одри Маршалл из Австралийского главного военного госпиталя делала последние записи в оперативном журнале своего отделения:
– Эвакуация бывших военнопленных на кораблях с острова Моротай – на стадии рассмотрения.
– Получен приказ на перемещение в пределах подразделения: двенадцать бывших военнопленных и одна медицинская сестра отправляются завтра в Австралию на «Ариадне».
– Наличие койко-мест: занято двенадцать, свободно двадцать четыре.
Она посмотрела на эти две цифры и вспомнила тот страшный год, когда данные были совершенно иными и ей приходилось заполнять еще одну графу, а именно: «число умерших». Ее отделение осталось на острове в числе последних: из пятидесяти двух отделений сорок пять уже закрылись, пациенты отправлены на родину в Англию, Австралию и даже в Индию; медсестры уволены, все имущество подготовлено для продажи властям Нидерландов. А сборная солянка из оставшихся бывших военнопленных должна была быть отправлена в Австралию на «Ариадне» – последнем плавучем госпитале. Затем, вплоть до получения приказа возвращаться на родину, старшая медсестра будет иметь дело только с ранениями в результате автомобильных аварий или с обычными заболеваниями.
– Медсестра Фредерик говорит, я должна доложить вам, что в операционной сержант Уилкс танцует фокстрот с медсестрой Купер… Она уже два раза упала, – просунула голову в занавешенный дверной проем младшая медсестра Гор.
Ее всегда пылающее лицо сейчас еще больше раскраснелось от волнения и выпитого виски. В связи с надвигающимся закрытием госпиталя девушки совсем распустились. Они вели себя глупо и легкомысленно, распевали песенки и разыгрывали перед мужчинами сцены из старых фильмов. Их сдержанность и умение держать дистанцию напрочь испарились в насыщенном влагой воздухе. И хотя, строго говоря, они все еще были на службе, старшей медсестре не хватило духу устроить им выволочку – ведь бедняжки и так натерпелись за последние недели. Она не могла забыть их испуганные, вытянутые лица, когда с Борнео прибыли первые военнопленные.
– Иди и передай этой глупой девчонке, чтобы отвела его обратно. Меня не волнует, если она покалечится, но он уже сорок восемь часов на ногах. При всех его проблемах только перелома ему и не хватает!
– Будет сделано, старшая медсестра. – Опустив за собой занавеску, девушка исчезла, но затем ее лицо появилось снова. – А вы придете? Мальчики спрашивают, куда это вы подевались.
– Я скоро. – Она закрыла журнал и поднялась со складного стула. – Не жди меня.
– Да, старшая медсестра, – хихикнула девушка – и была такова.
Одри Маршалл поправила прическу перед маленьким зеркалом над тазиком для умывания и промокнула потное лицо полотенцем. Прихлопнула севшего на руку комара, одернула серые хлопчатобумажные брюки и прошла мимо операционной, где сейчас, слава богу, было тихо, в сторону палаты G, размышляя о том, насколько приятнее слышать звуки музыки и смех, чем стоны корчащихся от боли мужчин.
Бoльшая часть коек в длинной палатке, известной как палата G, была сдвинута в сторону, так что половина помещения превратилась в танцплощадку с песчаным полом, лежачие больные могли наблюдать за танцующими прямо с кровати. На столе в углу стоял граммофон, хрипло проигрывавший немногочисленные пластинки, еще не заезженные до конца. Импровизированный бар устроили в перевязочной, капельницы приспособили под виски и пиво.
Сегодня большинство присутствующих решили обойтись без форменной одежды: женщины надели светлые блузки и цветастые юбки, мужчины – рубашки и брюки с затянутыми на талии тонкими ремнями. Несколько сестер танцевали, одни – просто шерочка с машерочкой, другие, спотыкаясь на замысловатых па, – с оставшимся персоналом Красного Креста и физиотерапевтами. При появлении Одри Маршалл кое-кто остановился, но она кивнула, чтобы на нее не обращали внимания.
– Полагаю, мне следует сделать вечерний обход, – нарочито строгим голосом сказала она, словно ожидая получить слова ободрения от присутствующих в палатке.
– Нам будет не хватать вас, старшая медсестра, – взволнованно произнес лежавший в углу сержант Леви.
Одри Маршалл с трудом разглядела его лицо за поднятыми вверх загипсованными ногами.
– Тебе скорее будет не хватать обтираний мокрой губкой, – под одобрительный смех собравшихся заметил его приятель.
Она прошла по проходу между кроватями, измеряя температуру у заболевших лихорадкой денге и заглядывая под повязки, наложенные на тропические язвы, которые упорно не желали заживать.
Хотя эти выглядели не так уж плохо. Когда в начале года в госпиталь поступили освобожденные из плена индийцы, даже ее стали мучить ночные кошмары. Она вспомнила раздробленные кости, гноящиеся раны от штыков, раздувшиеся от голода животы. Доведенные до нечеловеческого состояния, многие сикхи не давали лечить себя. Они так привыкли к жестокости, что даже в таком жалком состоянии не ожидали ничего иного. А потом медсестры рыдали в своих палатках, оплакивая тех, которых японцы перед отступлением специально перекормили и которые умерли мучительной смертью после первого глотка свободы.
Некоторые сикхи и на мужчин-то были не слишком похожи. Безмолвные и не вполне адекватные, они оказались настолько истощенными, что их легко могла поднять с кровати одна медсестра. Чтобы восстановить полностью разрушенную пищеварительную систему, медсестры неделями кормили сикхов, точно новорожденных: разведенным сухим молоком – каждые два часа, картофельным пюре – чайными ложками, молотым кроличьим мясом и вареным рисом. Сестры прижимали к груди похожие на черепа головы, вытирали им после еды потрескавшиеся губы, пытаясь ласковыми словами и улыбками убедить индийцев, что это вовсе не прелюдия к очередному акту немыслимой жестокости. И постепенно в их запавших глазах загорался огонь узнавания, мужчины начинали понимать, где они находятся и что с ними делают.
Медсестры были настолько тронуты их страданиями, их безмолвной благодарностью, а также тем обстоятельством, что многие годами не получали весточки из дома, что спустя несколько недель даже попросили одного из переводчиков помочь им приготовить блюдо с карри для тех пациентов, кто был в состоянии переварить подобную еду. Ничего особенного, просто немного баранины со специями, индийские лепешки и отварной рис. Медсестры подали блюдо на подносах, украшенных цветами. Им хотелось убедить индийцев, что в мире еще осталось место для красоты. Но когда девушки вошли в палату и гордо поставили перед сикхами подносы с едой, те неожиданно полностью потеряли самообладание: им оказалось труднее перенести проявления доброты, чем грубую брань и побои.
– Пропустите с нами по маленькой, старшая медсестра?
Капитан поднял бутылку, приглашая ее присоединиться. Песня закончилась, и кто-то в дальнем конце палатки грубо выругался, когда следующая пластинка выскользнула из рук и упала на пол. Одри Маршалл пристально посмотрела на капитана. При том лекарстве, что он на данный момент принимал, алкоголь был ему категорически противопоказан.
- Предыдущая
- 13/105
- Следующая
