Эшафот забвения - Платова Виктория - Страница 12

• Предыдущая
• 12/96
• Следующая

Братны, который помнил все и следил за всем, подошел ко мне и сунул в руки пухлую папку:

– Это сценарий, судьба которого так тебя волновала. Можешь с ним ознакомиться, чтобы иметь представление о том, что я собираюсь делать. В общих чертах, конечно, обычно от всего этого эпистолярия камня на камне не остается. – Он сказал это без всякого кокетства.

– А что с главной героиней? Нас ждет такая же волнующая выбраковка поголовья?

– А ты мне все больше и больше нравишься. И шутишь симпатично. Вот только главная героиня уже утверждена. Тебе как ассистенту остается мелкая второстепенная шушера. Рабочий день с девяти, будем отстреливать всех остальных. Прошу не опаздывать.

– Я очень пунктуальна.

– Подойдешь к Музону, она подготовит тебе пропуск. А насчет зарплаты будем разговаривать завтра с директором группы. Внакладе не останешься.

– А Музон?..

– Музон – это Муза. Она же Музей, она же Пегас, она же Эрато, – терпеливо пояснил Братны. – Ты ее видела. Придумаешь кличку поэлегантнее – получишь прибавку к пенсии. До завтра.

Братны покинул павильон. Следом за ним потянулись все остальные. Я едва не поддалась искушению прилепиться к Сереге Волошко, так счастливо материализовавшемуся из нашего вгиковского прошлого, но это был лишь минутный порыв: я не имела права возвращаться к прошлому, каким бы соблазнительным оно ни казалось. Я для Волошко всего лишь один из ассистентов, не больше. Зато с дядей Федором можно сойтись поближе, тем более что сам он последние несколько часов демонстрировал сходные чувства. Мое неожиданное появление в съемочной группе заинтриговало его. Заинтриговало настолько, что утренняя сцена бойни была благополучна забыта.

…Спустя полчаса мы с Бубякиным уже сидели в кафе и мило болтали. От коньяка, галантно предложенного дядей Федором, я отказалась: после сегодняшнего дня, насыщенного волшебными событиями, я не нуждалась в допинге. Дядя Федор пил за двоих и вводил меня в курс кинематографических дел, то и дело поглядывая на папку со сценарием.

– Забавная у вас команда, – поощрила я его. Этого было достаточно, чтобы дядя Федор пустился в пространные рассуждения – Тебе крупно повезло, старуха, – нежно шептал он, опрокидывая стопку за стопкой. – Такого финансирования, как у нас, нет ни у кого в этой стране. Разве что Никита Михалков вырвет зубами что-то похожее.

– Неужели Госкино расстаралось?

– Держи карман шире! Никаких государственных вливаний. Только спонсорские. К нам меценаты в очередь стоят, а Анджей еще раздумывает, у кого взять, а кого послать подальше. Одних слезливых импортных дураков до фига. Все на задницы падают и потные гульдены норовят всучить. Озолотимся!

– Надо же. Что-то не очень верится.

– Сама увидишь. Анджей – это турбина по всасыванию денежек. Он кого угодно обработает.

– Я видела.

– Как тебе пробы?

– Веселее не придумаешь. Над актрисулями так же издевались?

– Нет, там все было пристойно, старые же люди. Главной героине шестьдесят пять лет.

– Что ты говоришь!

– Слыхала, была такая актриса, Татьяна Александрова? Я вздрогнула и на секунду прикрыла глаза, чтобы не потерять сознание. Я знала одну роскошную суку по фамилии Александрова. Только ее звали Анной: имя, самое нейтральное для убийства… Под этим именем, как под толщей воды, долго прятали меня самое. Прошлое не отпускает, оно и здесь настигло меня, оно скалит зубы из любого угла, даже великий фокусник Братны не поможет…

– Что с тобой? – участливо спросил дядя Федор. – Тебе плохо?

– Нет-нет, все в порядке. Так что эта актриса? – Я старательно избегала фамилии, мне еще придется столкнуться с ней, и нужно хотя бы подготовиться к этому.

– Я и сам ничего о ней не знал, преданья старины глубокой. На каком только погосте ее Анджей отрыл, ума не приложу. А когда-то была звездой, все Политбюро в наманикюренных лапках держала, мощная старушонка. Кто теперь об этом помнит? Вот они, превратности фортуны, невыносимая легкость бытия. “Сик транзит глория мунди” [1]. Да что с тобой? Может, коньячку плеснуть для расширения сосудов?..

– Не нужно.

– Смотри… Странно, что ты ничего о ней не знаешь… Извини за бестактность, сколько тебе лет?

– Много, – устало сказала я.

– Сорок? Сорок пять? – На большее он не решился.

– Примерно.

– Ничего, что я на “ты”? – Дядя Федор ухватил в горсть свой собственный нос и вопросительно уставился на меня.

– Ничего.

Должно быть, я действительно очень сдала за последнее время, да и моя седина может ввести в заблуждение кого угодно…

– Наверное, в молодости у тебя была уйма поклонников, – решил польстить мне дядя Федор.

– Они все умерли. – На этот раз я сказала правду.

– Ну, ничего, в сорок пять баба ягодка опять. Найдем тебе подходящего старичка из числа матерых эпизодников. Здесь такого добра навалом – на все случаи жизни. Все кафе засидели, как мухи.

– Федор, – я предупредительно подняла палец, – не зарывайся!

– Все, больше не буду. Лучше выпьем за процветание отечественного кино!..

… – Это ты, Ева? – как всегда, встретил меня Серьга, стоило мне только открыть дверь.

– Да. Это я. – Отныне никаких псевдонимов, ежедневные игры в актрис закончились так же внезапно, как и моя прежняя жизнь в качестве работницы видеопроката. Не будет больше ни Анук Эме, ни Роми Шнайдер, ни даже соблазнительной дурочки Мэрилин.

– Ты почему так долго?

– Мне нужно кое-что сказать тебе. Серьга. – Его необходимо подготовить к переменам в моей жизни, неизвестно, как отнесется маленький мариец к моей начинающейся карьере ассистента.

– Щто случилось? – Неистребимый марийский акцент, мягкое "щ” моментально вылезли наружу – Серьга насторожился. Я нечасто баловала его такими заявлениями.

– Давай пообедаем, а потом я тебе все расскажу. Пока я готовила обед. Серьга мрачно крутился вокруг меня на своем кресле, выписывая самые невероятные виражи. К еде он так и не притронулся и трижды мстительно уронил ложку. Каждый раз я молча поднимала ее, аккуратно мыла и снова совала Серьге в руки. После четвертого раза моя кротость дала трещину.

– Если не хочешь есть – так и скажи.

– Не хочу. Этот хрен Бубякин тебя подснял, я так и знал. Этим и должно было кончиться. Кому охота возиться с инвалидом и делать вид, щто периодически впадаешь в нирвану.

– Не говори глупостей.

– Странно, щто ты вообще так долго продержалась.

– Я никуда не ухожу.

– Тогда щто такого ты хотела мне сказать?

– Я получила работу. У Анджея Братны. Ассистент режиссера по работе с актерами. Как тебе такой поворот сюжета?

– Фиговый поворот. Мне не нравится.

– Там хорошо платят.

– И запупыривают тоже хорошо, в укромном уголке под лихтвагеном. Знаю я все эти киношные штучки, сплошная порнуха, – склочно заявил Серьга, – и вас, баб, знаю как облупленных.

– Нам нужны деньги.

– Птицам деньги не нужны, – продолжал упрямиться Серьга.

– Я делаю это ради нас с тобой. – Это было почти правдой, если не учитывать мой собственный, внезапно возникший острый интерес к Братны. – Подкопим денег… Мы же хотели съездить к тебе домой летом. – “Домой летом” было убийственным аргументом, сразу же разрушившим хлипкую оборону Серьги.

Многочисленная родня Серьги, долгое время сидевшая на его тонкой жилистой шее, в одночасье потеряла кормильца и теперь влачила жалкое существование в глубине марийских лесов. Бедственное положение родственников сводило Серьгу с ума, но ничем помочь им в нынешнем своем состоянии он не мог Мало того, его увечье каким-то странным, языческим образом подточило весь род Каныгиных: его сестра, так удачно вышедшая замуж за непьющего агронома, медленно угасала от лейкемии, дядька потерял правую руку на совхозной лесопилке, а двоюродный братан Борьша угодил в колонию за мелкое хулиганство.

– Ну, раз пошла такая пьянка, я тоже должен тебе кое-щто сказать. Хотел сюрприз сделать, да ладно… Гошка Полторак меня на службу пристраивает.

• Предыдущая
• 12/96
• Следующая