Тингль-Тангль - Платова Виктория - Страница 56

• Предыдущая
• 56/83
• Следующая

Ни разу.

Вторая странность заключалась в том, что Чук был один.

Существовала и третья странность – Васька даже не сразу сообразила, кто именно стоит перед барной стойкой: Чук или Гек. Конечно же они не были похожи. Вернее, были похожи, как могут быть похожи брюнет и блондин. Вернее, Васька просто забыла, кто из них брюнет, а кто блондин, в её воображении они с некоторых пор проходили под довольно расплывчатым оперативным псевдонимом перцы,

как вариант – отцы

как вариант – зайцы-энерджайзеры

как вариант – Гоа и юго-западная оконечность Португалии.

Оба они нравились Ваське. Нравились настолько, что Васька даже выучила одно слово по-португальски: специально для того, чтобы доставить удовольствие кому-то из них. Тому, кто бывал на юго-западной оконечности Португалии.

Там бывал Чук.

Или Гек?

Не суть важно, а русский перевод прекраснейшего португальского слова гласил: «тросик для фотоаппарата».

Не слишком впечатляюще.

Оба они нравились ей, и секс с ними тоже нравился, так почему Васька не может сообразить, кто же стоит сейчас перед ней – Чук или Гек? Масть могла бы ей помочь, но полумрак у барной стойки обманчив, блондин? брюнет? – так сразу и не разберешь.

– Привет, – сказала S часть дуэта ЧукГек.

– Привет, – ответила Васька, тотчас нацепив на себя приятельскую улыбку. – Куда же вы запропали, парни? Я думала о вас.

– Вряд ли ты о нас думала, Гек погиб.

В первую секунду Васька почувствовала облегчение: если Гек исключается, то перед ней – Чук, двух мнений быть не может. Значит, она назовет Чука именно Чуком и не поставит себя в дурацкую ситуацию. Но что сказал Чук?

ВрядЛиТыОнасДумалаГекПогиб.

Вот так, безо всякой интонации, плотно подогнав слова друг к другу и оставив лишь небольшие зацепки, зазоры, выступы, чтобы, ухватившись за них и подтянув тело, можно было добраться до вершины смысла: ГЕК ПОГИБ.

– Как погиб? Что значит погиб?

– Это значит, что его больше нет, – Чук смотрит на Ваську так, как будто она виновата в смерти Гека.

– Мне очень жаль… Сварить тебе кофе?

– Свари.

На Чука уже оборачиваются, весь его вид диссонирует с обстановкой «Ноля»: потрепанные джинсы, черная майка, тяжелые ботинки на ногах, уйма кожаных браслетов на запястьях, а еще скейтборд, торчащий из рюкзака. Чук чертовски молод, чертовски высок, чертовски загорел, мускулист, пропорционально сложен; он – явная угроза для постоянных посетителей ресторана, всех этих небедных людей, не таких молодых, высоких, загорелых и мускулистых. Пришедших сюда с подружками, невестами и любовницами, Васька ни секунды не сомневается, что в непристойных фантазиях подружек, невест и любовниц парни, подобные Чуку, фигурируют всегда. В качестве водопроводчиков, сантехников, садовников, инструкторов по фитнесу и горным лыжам, шоферов-дальнобойщиков, коммивояжеров с набором насадок для пылесоса.

Насадки интересуют скучающих самочек больше всего.

Дерьмообразный официант Виталик уже смотрит в их с Чуком сторону и недвусмысленно семафорит Ваське рукой: «сплавляй своего дружка к чертовой матери, пупхен, не зли папашек».

Иди ты в жопу, мысленно отвечает Васька.

– …Как это произошло? Когда?

– В тот вечер, когда мы виделись в последний раз. Помнишь?

В последний раз они виделись в тот вечер, когда Васька познакомилась с Ямакаси. К несчастью, Васька почти не помнит Чука и Гека в контексте этого вечера, они не были водопроводчиками, сантехниками и коммивояжерами, их роль свелась к тому, чтобы представить Ваське

человека-паука

человека-кошку

человека-ядро

но Васька думала о них тогда, – прежде, чем забыть окончательно. С печалью. С предчувствием возможного несчастья. Они слишком тяжелы, слишком неповоротливы для того, чтобы одолеть крыши, пусть качаются на волнах, пусть качаются в небе, пусть присасываются к загубникам аквалангов и крутят педали, а крыши им не по зубам – и вот, пожалуйста. Так и случилось.

– Гек сорвался с крыши? Разбился насмерть?

– Точно, – кофе уже стоит перед Чуком, но он даже не думает к нему прикасаться.

– Я ведь говорила вам…

– Я тоже говорил ему – «не стоит, брателло, может, человек-паук и прав». Он не послушал меня. И тебя тоже. Почему ты не пришла на похороны, Васька?

Чук – странный парень, как она могла прийти на похороны, если даже не знала, что Гек погиб?

– Я ничего не знала про похороны.

– Разве Ямакаси ничего тебе не сказал?

Это что-то новое. Настолько новое, что Васька машинально берет чашку с кофе, до сих пор стоявшую перед Чуком, и отхлебывает из нее глоток.

Самая настоящая бурда.

Шайзе.

– А он должен был сказать?

– Он ведь теперь твой парень, я прав?

– Он ничего мне не говорил… Он знал?

– Он знал. Мы виделись.

– Когда?

– На следующий день… После того… После того как это произошло.

На следующий день после того, как они с Ямакаси познакомились. На следующий день после того, как погиб Гек. Какое из событий важнее?

То, что связано с Ямакаси.

В том, что связано с Ямакаси, слишком много неясностей, недоговоренностей, она и раньше подозревала это. Неясность, недоговоренность, зыбкость воздушных потоков, обманчивая надежность кровельного железа, обманчивая доступность пожарных лестниц, хитросплетение татуировок, хорошо отрепетированная пустота азиатских глаз. Он кажется наивным простачком и хитрым змием одновременно, он пялится в дурацкие порномультяшки и вынюхивает места, у которых когда-либо задирал лапу Шаброль.

Не последний, между прочим, режиссер, уж не влюбилась ли Васька?

Определенно да.

Да. Да. Да.

Кем бы он ни был на самом деле. Не Шаброль – Ямакаси. Она влюблена в него, как кошка. Кошка влюблена в человека-кошку. Смешно.

– Чему ты улыбаешься? Ведь Гек погиб, ты разве не поняла? – на скулах Чука появляются красные пятна. – Какие тут могут быть улыбки?

– Прости, – в этом месте не мешало бы устыдиться, но Васька не испытывает никакого стыда. – Это не имеет никакого отношения к Геку. Я сожалею, что он погиб. Я потрясена… Вы что, случайно встретились?

– С кем?

– С Ямакаси.

Чук долго и пристально вглядывается в лицо Васьки, прежде чем ответить:

– Нет, он заходил ко мне.

– Зачем?

– Забрать сумку.

Какая сумка, при чем здесь сумка? До сих пор Ваське был известен чахоточный рюкзак из «Ганга», а сумка никогда не всплывала. Но все еще можно прояснить, если расспросить Чука обстоятельнее.

– Ты имеешь в виду рюкзак?

– Да нет, это была сумка, – Чук смотрит на Ваську с недоумением. – Обыкновенная спортивная сумка.

– А почему эта сумка оказалась у тебя?

– Он жил у меня пару дней, когда появился в городе. Мой друг – не Гек, другой парень… Он попросил приютить одного крутейшего человека… На время, пока тот осмотрится в Питере.

– Ямакаси был этим крутейшим человеком?

– Да.

– И откуда же он приехал?

– Я не знаю. Никогда не спрашивал. Видел только бирку от ручной клади на его сумке. Но она как-то быстро исчезла.

Бесполезно выспрашивать у Чука, что именно было написано на бирке, он наверняка не запомнил. Вряд ли он вообще придал ей хоть какое-то значение. Но Васька – разумная девушка, хотя, в силу редкой психологической особенности, ни за что бы не поладила с надписями на бирках и со всеми другими надписями тоже. Это не мешает Ваське оставаться разумной, и разум подсказывает ей, что именно означает бирка: Ямакаси прилетел в Питер самолетом. А для того, чтобы попасть в самолет, необходимо пройти паспортный контроль. А для того, чтобы попасть в объятья паспортного контроля, а до этого купить сам билет, нужно как минимум, иметь паспорт.

Конечно же у Ямакаси был паспорт.

И в него была вклеена фотография (узкие азиатские глаза, узкий рот, узкие полоски татуировок вместо бороды), и был вписан год рождения, и место рождения, и настоящее имя.

• Предыдущая
• 56/83
• Следующая