Тингль-Тангль - Платова Виктория - Страница 50
- Предыдущая
- 50/83
- Следующая
– Да.
– Что это? Берега прекрасных озер? – пальцы Ямакаси касаются Васькиных век. – Они заросли лилиями? Они заросли камышом?..
– Это всего лишь глаза, – уточняет Васька.
– А это? Что это? Чудесный склон чудесной горы? – пальцы перемещаются ниже.
– Это всего лишь нос…
– Может быть, это – вершина бархана? Гребень волны?
– Это губы, милый…
Густопсовая банальщина, любовный примитив. Штамп, стершийся от частого употребления, как правило, за ним следуют манипуляции с застежкой от лифчика и просьба раздвинуть ноги; услышав такую неказистую игру слов Васька рассмеялась бы в лицо любому парню, попросила его покинуть помещение и больше не утруждать ее визитами.
Но в исполнении Ямакаси банальщина вдруг приобретает сакральный смысл.
– Ты все еще хочешь знать, нравишься ли ты мне?
– Да.
– Вот что я скажу тебе, кьярида… Только не обижайся на меня.
– Я постараюсь, – упавшим голосом говорит Васька.
– Я… Я хочу жениться на тебе!
Ослепительно сверкнув, глаза птицы Кетцаль на мгновение подергиваются матовой пленкой и тут же снова выпускают свет; перья птицы переливаются и дрожат. Она распускает хвост (украшенный картинками непристойного содержания) и оглашает окрестности победным криком.
В этом – весь Ямакаси. Никогда не поймешь, шутит он или говорит серьезно.
– Я согласна, – хохочет Васька. – Только при одном условии.
– Можешь не прописывать меня в своем колумбарии…
– Нет-нет… Я не то хотела сказать… При условии что Тобиас Брюггеманн будет на нашей свадьбе шафером.
– Не волнуйся, кьярида, – улыбка сходит с лица Ямакаси и все черты его обостряются. – От Тобиаса Брюгге-манна тебе не отвертеться.
…Они повторяют полеты два или три раза в неделю: предпочтение отдается центру, Васильевскому и Петроградке, Чук и Гек не встретились им ни разу. Взбираясь на крышу, Васька непременно вспоминает о Гоа и юго-западной оконечности Португалии (живы ли перцы? что-то они запропали, могли хотя бы звякнуть, вот и верь после этого в вечную любовь).
Вспоминает – и тут же забывает.
Ревнивая близость неба не позволяет ей думать ни о чем другом, кроме самого неба. Касаясь макушкой его внешнего края, видя впереди себя (или чуть справа, или чуть слева) полотняную спину Ямакаси, Васька чувствует себя почти счастливой.
И нет никаких других причин, чтобы не чувствовать себя подобным образом.
Ямакаси вовсе не альфонс, как можно было бы предположить, исходя из содержимого рюкзака. Каждое из его возвращений после непродолжительной отлучки знаменуется фруктами, мясной нарезкой, холодными вареными креветками и пивом. А недавно он подарил Ваське дорогое белье из дорогого магазина: говорят, девушкам нравятся, когда их парни дарят такие вещи. Ямакаси считает себя ее парнем – это произвело на Ваську гораздо большее впечатление, чем само белье.
Лучше не думать о нем – о белье, не о Ямакаси.
Выбор белья обнаруживает, что Ямакаси знает в нем толк. Фирма не самая раскрученная, скорее – отличающаяся аристократизмом и респектабельностью. К тому же фактура и цвет белья идеально подходят к Васькиной коже. Для парня, у которого есть только одна жилетка, одни штаны и сандалии эспарденьяс, такой выбор можно считать поразительным. Скольким же еще девушкам он дарил то же самое?
– Оказывается, ты большой специалист по женскому белью, – подначивает Ямакаси Васька.
– Совсем не специалист. Купил первое попавшееся.
– Что-то непохоже.
– Неужели ты ревнуешь, кьярида?
– Вовсе нет, – гневно отвечает Васька и в ту же секунду понимает:
конечно же это ревность. Ревность и больше ничего.
– Можешь выбросить, если хочешь, – теперь уже Ямакаси подначивает ее.
– Еще чего!..
Белье действительно прекрасно. Но лучше не думать о нем.
Можно, например, подумать о татуировках. У нее тоже есть татуировка (пятилистник на правом плече); татуировка была сделана года три назад в состоянии алкогольного опьянения, в какой-то сомнительной tattoo-лачуге на окраине города. Владелец лачуги, явно находившийся под кайфом, представился как мастер, гы-гы, татуажа. Одного взгляда на мастера хватило бы, чтобы бежать из лачуги куда глаза глядят. Но Васька была не в состоянии передвигаться и к тому же безумно хотела испохабить тело хоть каким-нибудь изображением. После получасового рассматривания каталога, она остановилась на крылатом солнечном диске, и, согласовав с мастером, гы-гы, татуажа рисунок, место расположения рисунка и вопрос оплаты за рисунок, со спокойной совестью заснула в кресле.
Мастер разбудил ее через четыре часа.
У Васьки раскалывалась голова и страшно жгло плечо, но все это стоило перетерпеть ради потрясающего своей красотой крылатого солнечного диска.
– Можно уже посмотреть? – трепеща от радости, сказала Васька.
Мастер, гы-гы, татуажа надолго задумался.
– Может, пивка? – неожиданно предложил он.
– Не покатит.
– Водочки?
Васька никогда не похмелялась, а потому отвергла и водку.
– Тогда косячок, а? – не унимался мастер. – Есть косячок с отличной таджикской анашой.
– Не парь мне мозги. И дай сюда зеркало.
Шумно вздохнув, мастер, гы-гы, татуажа вручил ей небольшое круглое зеркало в металлической оправе и, пятясь задом, затрусил в противоположный конец комнаты.
То, что Васька увидела в зеркале, потрясло ее до глубины души и минут на пять лишило дара речи. Вместо роскошного солнечного диска, украшенного крыльями и драконами, она увидела жалкую пародию на цветок яблони или пятипалой сирени; во времена ее покойного дедули и покойных родителей такие стилизации именовались фестивальной ромашкой.
Васька не стала устраивать скандал (хотя могла бы) и не покалечила мастера, гы-гы, татуажа (хотя могла бы), она просто сказала ему: «Чтоб ты сдох», и гордо покинула салон. Некоторое время горе-мастер бежал за ней и высказывался в том духе, что пятилистник – это совсем неплохо и ненамного хуже, чем крылатый солнечный диск, и что сам по себе такой пятилистник означает тайны пола, и что он передает скрытые значения и скрытую сущность вещей.
Со временем Васька привыкла к пятилистнику и больше не мечтала избавиться от него, и даже стала находить в нем суровую прелесть.
О татуировках Ямакаси не скажешь, что они прелестны. Их слишком много, они перетекают друг в друга и иногда противоречат друг другу, невозможно выявить, что доминирует в этом сообществе: геометрические узоры, растительные узоры или стоящие особняком символы (крылатого солнечного диска среди них нет).
Васька почти уверена: в необычных татуировках Ямакаси зашифровано нечто, что помогает ему летать, а значит, помогает летать самой Ваське…
А может, в них нет ничего такого, и то, что делает с крышами и со своим телом Ямакаси, – не совсем полет. А хорошо рассчитанная, проверенная многолетними тренировками цепочка трюков.
Голая акробатика.
Впрочем, все это не так уж важно.
Железные холмы редко бывают пустынны, они скрывают в своих складках определенное количество самых разнообразных персонажей, из наиболее часто встречающихся:
– романтически настроенные влюбленные парочки с неизменным шампанским и пластиковыми стаканчиками к нему
– психоделически настроенные бомжи с неизменной жидкостью для очистки стекол
– настроенные на премиальные кровельщики, трубочисты и установщики спутниковых антенн
– молодые люди с гитарами и пивом
– нудисты с детективами в мягких обложках
– абитура с учебниками в твердых обложках
– потенциальные самоубийцы
В основном все они – милейшие люди, улыбчивые и открытые; на Ямакаси они реагируют, как реагировали бы на появление в воздухе покойного дирижабля «Италия», открытой платформы с президентом РФ или выездной лавочки секс-шопа:
хлопки, свист, одобрительное улюлюканье.
Иногда в тело крыш бывают вмонтированы мансардные окна, и нужно помнить еще и об этом, чтобы не влезть в историю.
- Предыдущая
- 50/83
- Следующая
