После любви - Платова Виктория - Страница 16
- Предыдущая
- 16/112
- Следующая
– Мне приснился странный сон, мадам.
– Странный?
– Сон со значением.
«Сон со значением » – таких сложных построений еще не встречалось в примитивном французском Ясина, должно быть, он тайком занимается самообразованием. Нужно подарить ему франко-арабский словарь, я видела его в библиотеке Доминика, – жалкий, пыльный, никем не востребованный. Ясину же он может пригодиться.
– Сломанные стрелы. Змея. Несколько кошек. И вы, мадам.
– Пестрая компания.
– Все дело в кошках, мадам. Я не могу сказать, что делали вы и что делали кошки. Но… Это не очень хороший сон.
– Не очень хороший?..
Лицо и руки Ясина скрываются в облаке рыбьей чешуи, больше похожей на пелену снега или дождя, я уже успела забыть, что где-то существует снег, существует дождь. И мартовская жижа как лучшая декорация для эпического финала – «Оставь меня в покое, идиотка!»
Что делали кошки в сне Ясина? Что делала там я? Какое мне вообще дело до снов рыбного божка, от них можно было бы и отмахнуться. Если бы не сплетни и враки, которые распускают Хаким и Хасан. Ясин не может рассказать мне свой сон в подробностях, потому что я пришла не одна, и, значит, все дело в Алексе? Или все-таки в кошках? Но ведь никогда раньше мы не вели разговоры о снах!..
Скорей бы он закончил чистить тунца.
– Я должен вас предостеречь, мадам.
– Отчего?
Я обеспокоена, но не только и не столько словами Ясина, а тем, как они смотрятся со стороны. Путаные символы, путаные окончания, Спасители мира при таком раскладе впадают в скуку и нигилизм первыми.
– Просто предостеречь. Вы должны быть осторожны. Нужно положить конец всему этому. И немедленно.
– Хорошо, я буду осторожна.
– Все как обычно, мадам? – Ясин вовсе не кажется успокоенным, нож, обратной (зазубренной) стороной которого он снимал с тунца чешую, подрагивает.
– Да.
Неожиданно в лодку бьет волна, и, чтобы удержаться, я хватаюсь пальцами за запястье Алекса. Пытаюсь ухватиться – и обнаруживаю пустоту: Алекс даже не подумал помочь мне. Такие мелочи, как волны и девушки, нуждающиеся в помощи, его не занимают. Тем более что Ясин уже вспорол рыбье брюхо.
Я молю бога, чтобы все прошло «как обычно».
Есть!..
Покопавшись в потрохах, Ясин извлекает на свет ключ. Не такой эффектный, какой была курительная трубка, но тоже заслуживающий внимания. Незатейливая бородка с двумя зубцами, узкое тело, на наконечник намотана часть тунцовых внутренностей – ее не разглядеть.
Алекс присвистывает.
– Это шутка? – помедлив, спрашивает он.
– Нет, – отвечаю я.
– Фокус?
– Нет.
– Профессиональный трюк?
– Вы готовы раскошелиться? – Я с трудом скрываю торжество. – Выложить энную сумму?
Так и не ответив мне, Алекс лезет в задний карман брюк за бумажником. Энная сумма, с которой он готов расстаться, составляет десять евро.
– А верхняя шкала, по которой вы оплачиваете удивление… Максимум… Он существует?
Алекс теребит десятку в руках:
– Это и есть максимум.
– Значит, мне удалось удивить вас по максимуму?
– Да. Я должен отдать деньги вам? Или этому парню?
– Рыба стоит намного дешевле десяти евро. И Ясин не возьмет больше, чем стоит рыба.
– А ключ?
– Ключ входит в стоимость.
Я терпеливо объясняю Алексу все то, что три года назад объяснял мне сам Ясин. Пока я делаю это, Ясин заворачивает рыбу в бумагу и помещает ее в пакет. Туда же отправляется ключ.
– А если бы вы выбрали другую рыбу? – Алекс мгновенно становится похож на ребенка, пристающего ко взрослым с вопросом «куда по ночам девается солнце?».
– Я получила бы что-нибудь другое.
– Вы всегда что-нибудь получаете?
– Всегда.
– А если бы рыбу выбирал я?
– Вы же не любите рыбу и морепродукты!
– И все же…
– Я вас понимаю, Алекс. Когда я столкнулась с этим впервые – тоже подумала: профессиональный трюк, не иначе.
– И?
– О трюке речи не идет.
– Вы часто здесь бываете, Сашa?
– Несколько раз в неделю. Иногда чаще, иногда реже.
– И ни разу не ушли с пустыми руками.
– Ни разу.
– Рыба не в счет!
– Ни разу. Хотите попробовать сами? Несколько секунд Алекс колеблется.
– Нет.
У него нет и причин оставаться в лодке дольше. Оттолкнувшись от скамьи, Алекс вспрыгивает на пирс; он не оглядывается, в полной уверенности, что я последую за ним. Прихватив рыбный пакет. И я готова это сделать, но что-то мешает мне. Рука Ясина, крепко перехватившая мою руку.
– Подождите, мадам! – понизив голос до шепота, говорит Ясин.
– Собираетесь рассказать о своем сне подробнее? Без свидетелей?
«Sans temoin» – вот как это прозвучало, неясно, понял ли меня Ясин.
– Человек, с которым вы пришли, мадам… – Рыбак старается не смотреть в сторону Алекса. – Он опасный.
– Для кого?
Подозреваю, что со стороны пирса мы выглядим дурацки, араб и белая женщина, неожиданно ставшие заговорщиками, рыбная фронда. Чтобы хоть как-то смягчить впечатление, я присаживаюсь на корточки перед осьминогами – четырьмя маленькими и одним побольше. Ясин следует моему примеру.
– Для кого он опасен, Ясин?
– Для вас. Для всех.
– Значит, и для вас тоже?
Ясин ненадолго задумывается: похоже, такая мысль еще не приходила ему в голову. Лоб Ясина собирается складками, брови ползут к переносице, рот приоткрывается: за ним поблескивают диковатые неровные зубы.
– Я всегда могу уплыть, – покончив с театральной паузой, говорит он. – Туда. В океан.
И то правда: в обществе тунцов, салаки и скумбрии Ясину ничто не угрожает.
– А в чем заключается опасность?
Ясин приподнимает щупальце осьминога и принимается сосредоточенно рассматривать его, как будто именно там заключены все ответы на все вопросы, вопрос о гипотетической опасности Алекса Гринблата – не исключение.
– Этот человек опасный, мадам!..
Наконец до меня доходит, что Ясин не сможет сказать мне больше – даже при желании, проклятый языковый барьер, не позволяющий одному человеку приблизиться к истине, которой обладает другой. (Постскриптум: не забыть в следующий раз втюхать Ясину франко-арабский словарь, хотя гарантий, что французская истина является по совместительству и арабской истиной, не существует.)
– Держитесь от него подальше.
Дружеский совет (если невнятные стенания рыбака можно считать дружеским советом) явно запоздал, никаких сожалений по этому поводу я не испытываю. Скорее – бесшабашную, почти истерическую веселость.
– Обещаю вам быть предельно осторожной, Ясин!
Я кладу руку на руку Ясина, все еще держащего за руку осьминога (можно ли считать щупальца руками?). Пальцы Ясина кажутся мне холодными, липкими, покрытыми слизью, как можно принять их сторону, как можно поверить им?
Ясин врет.
Водит меня за нос – типично арабская, типично магрибская манера. И вообще, у Ясина дурной глаз, дурной глаз! Хасан и Хаким не так уж неправы.
– А сон?..
– Приходите одна, мадам! Приходите одна, и я расскажу вам свой сон.
Мерзавец!..
– Обязательно приду, Ясин. Вы меня заинтриговали.
«Intrigue» – вот как это прозвучало, неясно, понял ли меня Ясин.
– Этот человек опасный! Опасный!
В какой-то момент мне кажется, что не руки Ясина – осьминожьи щупальца обхватывают меня, ощущение не из приятных, оно заставляет вспомнить те дни (тот день) когда я была облеплена рыбьей чешуей, бр-р, гадость какая, ни один ключ того не стоит, ни одна курительная трубка! Побыстрее бы отрешиться от всего этого, и от Ясина заодно; Алекс Гринблат, скучающий на пирсе в ожидании, кажется мне едва ли не избавителем, с которым можно общаться, не прибегая к помощи словаря.
Я освобождаюсь от щупальцев, предварительно сунув в них мятую бумажку в двадцать дирхам, примерно столько стоит потрошеный тунец.
– Мне пора, Ясин.
– Да, мадам! Помните, что я вам сказал. И приходите одна.
– Да. Да…
Я выскакиваю из лодки как ошпаренная, ничьей помощи мне не понадобилось. Завидев мои маневры, Алекс поворачивается на сто восемьдесят градусов и быстрым шагом удаляется от края пирса, теперь мне придется бежать, чтобы нагнать его. Алекс – такой же мерзавец, как и Ясин. Меня окружают мерзавцы!..
- Предыдущая
- 16/112
- Следующая
