Выбери любимый жанр

Любовники в заснеженном саду - Платова Виктория - Страница 39


Изменить размер шрифта:

39

Как никто.

Но эту близость выбил бесконечный, непрекращающийся чес по городам, по два концерта в день, презентации, пати, на которых мы должны были не забывать, что беспробудно, запойно влюблены друг в друга… Ночные клубы, закрытые вечеринки, съемки, бесконечные интервью… Домашние заготовки для этих чертовых интервью писала нам Виксан, Ленчик делал окончательную правку. Чем откровеннее — тем лучше; непристойности должны произноситься с невинными улыбками на лице, «плохие хорошие девочки», вот что должно остаться в памяти.

И мы были плохими хорошими девочками. Мы снимались для самых разных журналов, в самых разных позах, нет, не каких-нибудь разнузданных: откровенного порно не было никогда. Только легкий намек, который заводил и вышибал пробки.

Ради чего?…

Теперь, когда «Таис» рухнул, вывалился из всех чартов, из всех топов… Теперь, когда о нас вытерли ноги все те, кто совсем недавно боготворил… Теперь я думаю… Ради чего все это было? Ради Ленчиковой «бээмвухи»? Ради двухэтажной квартиры с видом на Большую Неву, в которой мы тихо ненавидим друг друга?… Или ради тех уродов, которые поначалу платонически и робко любили нас, потом — мастурбировали на наши плакаты, а потом начали откровенно оскорблять? От матерного ореола, который окружал «Таис», и свихнуться было недолго. Или мы уже свихнулись?

— Я устала, — сказала как-то Динка Ленчику. — Я устала… Дай нам отпуск, Ленчик… Хотя бы на месяц… Иначе я просто не выдержу…

Чуть больше года назад, когда мы еще были на пике популярности, она сказала это после концерта, измотанная, несчастная, лежа на кровати в стылой гостинице какого-то областного центра — то ли Ижевска, то ли Иркутска…

— Потерпи, — ответил ей Ленчик. — Уйти сейчас, когда все только о вас и говорят, уйти даже на время… Это недальновидно. Поверь мне, я взрослый человек, я — знаю…

— Я устала… Я видеть ее больше не могу…

«Ее» — относилось ко мне, такой же усталой, такой же выпотрошенной. Но, в отличие от Динки, у меня не было сил даже на бунт. Даже на ответ. И все-таки я ответила.

— Меня, положим, тоже с души воротит…

— Вот и славно, — тотчас же уцепилась Динка за мои слова. — Мы друг друга не перевариваем на сегодняшний момент, самое время друг от друга отдохнуть… А потом, с новыми силами…

— «Потом» — не будет. Будет сейчас, сегодня, завтра, — Ленчик умел быть жестоким. — И вы тоже будете… Вы будете делать то, что я скажу.

— Пошел ты… — даже обычное злое остроумие покинуло тогда Динку. Ее и хватило только на эту детскую фразу.

— Нет, пойдешь ты. Вот только каково тебе будет без этого всеобщего обожания? Без тусовок, без статей, без шепота за спиной?… Без этого быдла, которое готово душу дьяволу заложить, лишь бы иметь возможность к тебе прикоснуться? Хочешь снова стать никем?

— Ну, никем я, положим уже не буду…

— Будешь. Ты еще слишком маленькая…

— Слишком маленькая? Как толпу заводить — не маленькая… Как перед жлобами задницей вертеть — не маленькая… Как журналюг провоцировать — не маленькая… Как пошлости нести — не маленькая…

— Ты еще слишком маленькая и не знаешь, что люди очень быстро все забывают. А уж кумиров — сам бог велел… Соскочишь — и больше не запрыгнешь. Я сам не дам тебе запрыгнуть. Ну что, все еще хочешь соскочить?

Нет, соскочить Динка не хотела. И я не хотела. Мы сорвались сами. Потом, позже.

Сами, сами…

Мы выросли, вернее, — постарели на два года. Мы перестали быть подростками, и наша запретная страсть всех задрала. Надоела, достала, вывела из себя. Страсть должна убивать, а не выводить из себя, так сказал когда-то Ленчик, совсем по другому поводу.

Я даже и предположить не могла, что Динка так быстро сломается.

Сначала были невинные коктейли на вечеринках, потом — рабоче-крестьянское пиво, потом напитки потяжелее. И пошло-поехало. А в ту неделю, впав в депрессию, Динка вообще не просыхала. Я оставила с ней Владика, нашего бывшего охранника, когда-то безнадежно влюбленного в Динку. Влюбленного и теперь — по инерции. Владик — здоровенный детина с устрашающе развитыми мускулами и устрашающе низким лбом, Владик не даст Динке наделать глупостей…

* * *

…Я наткнулась на их голоса, стоило мне просочиться в предбанник Ленчикова кабинета; рабочий день для офиса закончился, и его секретарши уже не было. А были — голоса из-за двери.

Ленчика и Виксана.

Когда-то это уже было — Ленчик и Виксан, и я за дверью. Вот только тогда «Таис» только начинался, а теперь от него остались одни воспоминания. Изменилось все. Только Ленчик и Виксан не изменились, они по-прежнему цапались, они по-прежнему хотели что-то друг другу доказать.

— …я больше не буду писать… Это просто чудовищно… Эти, мать их, тексты… Эти программные заявления… — голос Виксана, и без того давно ставший бесплотным, теперь напоминал шелест крыльев падшего ангела.

— Чудовищно что?

Ленчик, как всегда, был спокоен. Но я-то знала, что это обманчивое спокойствие, что лед может треснуть в любой момент, и тогда вспухшая, мутная вода вырвется наружу. Я знала, два года — достаточный срок, чтобы знать.

— Чудовищно что, Виксанчик?

— Концовка… Ты не боишься?

— Чего?

— Кого…

— Хорошо, кого? Тебя, что ли? Но ты уже впряглась, ты согласилась… Это — твоя вещь, ты ведь ее начала…

— Нет… Я не буду в этом участвовать… Не могу…

— Мне тоже жаль, — ай, Ленчик, зачем же так неприкрыто врать, жалость в твоих словах и не ночевала.

— Жаль?!! После всего, что ты мне только что сказал, ты говоришь о жалости? Я не подпишусь под этим, не подпишусь…

— Ты уже подписалась. Ты согласилась… Ты сделала половину работы… Кой черт, две трети… Я не могу менять стиль… А финал… Ты представляешь, каким фантастическим он был бы, если бы ты его написала… Ты ведь можешь… Ты ведь его чувствуешь… Так же, как и я… Если бы я обладал хотя бы четвертью того таланта, которым обладаешь ты…

— …такая мерзость тебе бы и в голову не пришла… Скажи, что ты пошутил, Ленчик… Скажи, иначе жить дальше — бессмысленно.

— Твою мать… Неужели ты не понимаешь… Это — единственный способ остаться… Это — единственный выход для девчонок…

В кабинете воцарилась тишина. Надолго. Наверняка они собачатся из-за текстов, из-за чего же еще… Наш последний альбом провалился с треском, но винить в этом несчастную Виксан… Дело ведь совсем не в ней, даже я в состоянии сообразить, что к чему… Даже я…

— Господи, Леня… Это просто творческий кризис… Нужно подождать… Переждать… Перетерпеть… У любого проекта бывает подъем и бывают спады… Девчонки страшно устали, мы тоже…

— «Таис» — не любой проект! — Ленчик неожиданно перешел на фальцет. — Я вложил в него душу, я вложил в него все… Надеюсь, хоть этого ты не будешь отрицать?

— А сколько ты получил?

— Ну, ты тоже вроде не внакладе… Мы сорвем еще больше, если ты… Если ты останешься со мной, Вика… Если будешь на моей стороне… Ну сколько тебе можно объяснять, какие еще доводы привести?!… Ты же видишь, во что они превратились за два года…

— Превратились? Да ты сам их в это превратил…

— Не без твоего участия, душа моя… Не без твоего. До последнего времени тебя все устраивало…

— Если бы ты знал, как я об этом жалею…

— А я — нет…

— Ты просто психопат…

— Лучшей вещи для них и придумать будет невозможно… Они не только все чарты возьмут, они останутся в них надолго… Ох, как надолго… И перешибить это будет невозможно. Никому… Я бы мечтал об этом на их месте… Ты на моей стороне?…

Сейчас она скажет «да». Свое обычное полузадушенное «да». К чему только копья ломать, у Ленчика звериная интуиция, она никогда его не подводила. Закрыть глаза и верить. И все будет хорошо. Интересно, какой ход придумал Ленчик?… С некоторых пор — с тех самых, когда наша популярность стала заметно подволакивать ногу, я часто закрываю глаза. И каждый день думаю о том, что Ленчик обязательно что-нибудь изобретет. Какую-нибудь фишку, которая снова сделает нас тем, кем мы были.

39
Перейти на страницу:
Мир литературы