Куколка для монстра - Платова Виктория - Страница 38
- Предыдущая
- 38/96
- Следующая
Из деревянной мышеловки с кроватью и двумя стульями нет выхода. Меня мягко обвиняют в нескольких убийствах, два из которых я не помню, а в двух других была только свидетельницей. О причастности к убийству банкира и его жены мне сказал капитан – еще тогда, в своей квартире, наполненной воспоминаниями о горнолыжных курортах. Эрик и хирург-пластик всплыли позднее, когда я уже была заперта на этой даче, – они проявились на фотографиях, которые принес мне капитан. Там же были и мои фотографии – фотографии Анны Александровой до пластической операции, которые я уже видела. Меня не покидает странное чувство, что весь мой мир состоит только из изображений людей и изображений меня самой… Ничего живого, ничего конкретного.
Капитан выжидает – отсюда эти странные разговоры ни о чем и обо всем одновременно. Ему интересна моя точка зрения на разные вещи – те вещи, о которых я помню. Имя Олега Марилова больше не упоминается, капитан давно забросил бесперспективное дело расспрашивать меня о нем – так ребенок легко расстается с надоевшей ему игрушкой. Капитан вообще старается обходить острые углы, связанные с моей амнезией. Он – или они (я вспоминаю пять абсолютно разных манер подниматься по лестнице над моей головой) – гораздо больше интересуются прошлым Анны. Конечно, они знают обо мне гораздо меньше, чем знал Эрик, чем знал Илья, но и то, что им известно, вызывает в них почтительное удивление. Во всяком случае, именно это чувство написано на бесстрастном лице туземного божка смерти, когда я исподтишка, из угла своей смятой кровати под лестницей, смотрю на него.
Я думаю, это относится к моему прошлому. Но приходит день, когда я понимаю, что это не только прошлое. Но и будущее…
– Рано или поздно к тебе вернется память, – сказал мне Лапицкий, сидя в своей излюбленной позе: нога на ногу, руки сцеплены на круглом затылке, – но даже ее отсутствие не может служить достаточным аргументом, чтобы оправдать тебя на суде.
– Мне все равно.
– Отлично. После всего того, что ты успела натворить, тебе светит пожизненное. Или пятнадцать лет, как минимум. И считай это подарком судьбы. Ты в курсе?
– Мне все равно.
– И это после той блестящей жизни, к которой ты привыкла?
– Мне все равно. Я не помню своей жизни.
– Когда-нибудь вспомнишь.
– Чего вы хотите от меня?..
В комнату без стука вошел Виталик, принеся традиционные бутерброды и кофе. Из уважения к Лапицкому ассортимент их был более разнообразен, чем обычно: вместо вареной колбасы – салями, сыр и куски постной ветчины. Я молча наблюдала, как капитан поглощает один бутерброд за другим, не обращая никакого внимания ни на меня, ни на мой последний вопрос.
– Угощайся, – наконец сказал он. – Хочешь выпить? Сейчас Виталик принесет коньяк.
– По какому случаю фуршет?
– Может быть, это будет твой последний хороший коньяк в жизни.
– Мне все равно. Тем более что я люблю можжевеловую водку, – Анна дерзко выглянула из моих прикрытых сумерками глаз и напомнила о себе.
– Водки ты тоже не увидишь. Ничего хорошего в будущем тебя не ждет.
– Мне все равно…
– Хорошо, – мягко сказал капитан, постная ветчина сделала его терпеливым, – тогда вернемся к твоему последнему вопросу.
– Вопросу?
– Ты спросила – «чего вы от меня хотите», верно? Я молчала. Я начала понимать, что ветчина и салями неспроста. Неспроста они маринуют меня здесь так долго, что я уже потеряла счет времени.
– Чего вы хотите от меня?
– Тебя.
Неожиданный поворот. Полная неистовой жизни Анна обязательно обыграла бы эту неосторожную реплику, указала бы капитанишке-неудачнику на его истинное место. Но я так устала, что даже не нашла что ответить на эти бесцеремонные и туманные притязания.
– В смысле?
– Значит, так, девочка, расклад таков. По всему выходит, что ты нагадила везде, где смогла. Во-первых, Дамскер и его жена.
– Это недоказуемо.
– Ошибаешься. Доказать, что ты убила Дамскера и его жену, это как два пальца об асфальт. Здесь даже особо стараться не придется. Но даже если бы этого не было… Пистолет, из которого ты хотела грохнуть представителя закона, засвечен еще в двух убийствах.
– Представителя закона?
– Меня, меня… Ты ведь хотела это сделать? Так вот, сначала убит профессиональный альфонс, затем убит профессиональный врач, занимающийся пластической хирургией, и оба они связаны с тобой, оба замыкаются на тебе.
– Каким образом? – Это был бессмысленный вопрос, я знала – каким образом.
А в интерпретации Лапицкого это выглядело еще примитивнее и убедительнее:
– Один был твоим подельником и слишком много знал о тебе. Другой скроил тебя заново, следовательно, знал о тебе еще больше. Оба были неудобны для твоего нового лица. Разве это не аргумент?..
– Оперативно работаете. Слишком легко все получается.
– А так обычно и бывает. Интригу оставим для крутых Детективов.
Тема с убийствами всплывала в последнее время несколько раз, но я ничего не подтверждала и не отрицала, я предпочитала отмалчиваться. Вот и сейчас – пусть делают что хотят, но он не вынудит меня свидетельствовать против себя самой.
– И что дальше? Не забывайте, что я попала в катастрофу. Я была больна.
– Ну что ж, если ты была больна, то остаток жизни проведешь в тюремной больнице, будешь жрать баланду и пялиться в стены, крашенные охрой. Приятная перспектива, ты как думаешь?
– Мне все равно. Везите меня куда угодно, я не могу больше здесь оставаться.
Лапицкий отложил бутерброд, который жевал все это время, вытер губы тыльной стороной ладони и тихо заорал на меня:
– Ты не слышишь меня. Ты не хочешь меня слышать. Помнишь, о чем я говорил тебе еще в клинике? Я смогу защитить тебя.
– Вы готовы защитить меня? – Я испытующе посмотрела на капитана.
– При одном условии.
Мне плевать было на условия.
– Вы готовы защитить меня, даже после того, что узнали? Вы готовы защитить женщину, которую сами же обвиняете в убийстве четырех человек?
– Ты же сама просила меня о помощи.
– Теперь мне все равно – Ну что ж, – капитан вздохнул, – я смотрю, подбородок у тебя совсем зажил. И синяки сошли… Мне тоже все равно. Иди. Ты свободна.
Я ждала чего угодно, только не этого.
– Я свободна?
– Да. Можешь уходить. Дверь не заперта. Я поднялась с кровати, не глядя на Лапицкого, надела сапоги.
– Шубу получишь у Виталика. Убирайся. В это невозможно было поверить. Лапицкий по-прежнему сидел, закинув ногу на ногу и сцепив руки на круглом затылке. Он даже не потрудился поменять позы. Но мне было плевать на Лапицкого, только бы не остаться здесь, в каморке с зарешеченными окнами.
Дверь действительно была не заперта, капитан не соврал. Я толкнула ее и оказалась в узком коридоре с лестницей на верхний этаж. У двери на старом кожаном диване сидел Виталик.
– Мне нужны мои вещи, – тихо сказала я.
– Какие вещи? – Он отложил кроссворд, который разгадывал, и с удивлением воззрился на меня.
– Шуба. Надеюсь, она еще жива и не конфискована в пользу государства.
– Идем, – Виталик легко поднялся и, даже не взглянув на меня, углубился в плохо освещенный коридор. Я пошла следом, стараясь не отставать и все еще боясь, что Лапицкий передумает.
…Комната внизу была наполнена специфическим запахом мужчин, которые долгое время проводят вместе; переполненные пепельницы, пятна от кофе на столах, электрический чайник, шахматная доска с разнокалиберными фигурами, стоящая на холодильнике, – кто-то не доиграл партии… В углу работал телевизор – ему было абсолютно все равно, что в комнате никого нет.
Виталик на секунду исчез и появился с шубой. Он галантно распял ее на руках:
– Прошу, королева.
– Спасибо, – я отвыкла от таких знаков внимания и потому не сразу попала в рукава.
– Телефончик оставьте, – сказал Виталик невинным голосом опытного дамского угодника.
– Думаю, не стоит. Надеюсь больше никогда тебя не увидеть.
– Никогда не говори «никогда». Идем, я провожу тебя.
- Предыдущая
- 38/96
- Следующая
