Хрустальная ловушка - Платова Виктория - Страница 52
- Предыдущая
- 52/92
- Следующая
— Я распоряжусь.
…Спустя десять минут носилки с Инкой проплыли мимо Марка и Ольги в сторону гостиницы. Двух дюжих молодцев из охраны патронировал Артем Львович. Инка спала, и, глядя на ее бледное, осунувшееся лицо, Ольга испытала к подруге чувство щемящей нежности. Не доверяя беспечному доктору, Марк двинулся рядом с носилками и даже поправил свесившуюся руку ненавистной юной тещи.
У порога номера Артем Львович отдал последние распоряжения Марку:
— Запомните, полный покой. Ей нельзя двигаться. Я наложил специальные жестко фиксирующие повязки. Немецкие.
"Купленные в том же сомнительном секонд-хэнде для русских каменщиков, что и «Nagelschuhe», — вдруг подумала Ольга.
— Загляну к вам через два часа. Ей нужно будет сделать еще один обезболивающий укол.
— Хорошо, — кротко ответил Марк, хотя в глазах его читалось: «Пошел ты к чертовой матери!»
Артем Львович удалился, Марк плотно прикрыл дверь, и они остались в номере втроем: Марк, Ольга и спящая Инка.
Ольга села на постель в Инкиных ногах: до чего же она хороша! Скованное сном страдание лишь придало Инке прелести. Только бы ничего серьезного, молила про себя бога Ольга, только бы ничего серьезного. Отец просто не переживет…
Отец.
Отец обожает свою молодую жену. Он готов ради нее на все. Ольга была уверена, скажи Инка отцу: «Игорь, брось к чертовой матери этот свой нефтяной бизнес, и уедем в заповедник Аскания-Нова выращивать фазанов», — он бы согласился.
Он бы согласился на все: на должность егеря, на должность матроса каботажного флота, на должность директора парка аттракционов — лишь бы она оставалась с ним. К счастью, Инке даже в голову не приходило оставить Москву; единственное, о чем она могла попросить его: «Почему бы тебе не стать пэром Англии, милый?» Отец любил Инку со всем сдержанно-истерическим пылом стареющего мужчины. Но он никогда не был смешон в своей любви, и это нивелировало почти тридцатилетнюю разницу в годах.
Отец.
Что будет, когда он узнает? Ольга поежилась. Если хотя бы один волосок упадет с головы Инки, если хотя бы одна косточка не встанет на место, — он разнесет этот курорт к чертовой матери… А пофигист Артем Львович… Лучше даже и не думать о его горестной судьбе.
Неожиданно Ольга почувствовала, что ее клонит в сон: сопротивляться этому не было никакой возможности. Напрасно она приняла нитразепам, но кто же знал, что все так обернется?..
— Что с тобой, кара? — спросил Марк.
— Я же приняла снотворное, милый, — жалобно сказала Ольга, — и теперь я ужасно хочу спать… Представляю, как чудовищно это выглядит со стороны. Завалиться в берлогу в такой момент… Инка бы меня не простила.
— Ничего не чудовищно, кара. Вот что, ложись-ка ты на кушетку и поспи. А Инке мы ничего не скажем.
— Ты думаешь?
— А ты думаешь по-другому?
Он ласково приобнял ее за плечи и отвел к кушетке. Когда Ольга улеглась, свернувшись калачиком, он прикрыл ее пледом. Впервые за последние дни все существо ее погрузилось в относительный покой. Казалось, несчастье, произошедшее с Инкой, снова сблизило их, прежние болезненные подозрения были забыты, а на ее рефлексии по поводу душевного здоровья теперь можно было просто наплевать.
— Все будет хорошо, Марк, — сказала она, нашла его руку и пожала ее. — А ты? Что ты собираешься делать?
— Возможно, свяжусь с Игорем, — осторожно подбирая слова, сказал Марк.
— С папой? — Ольга даже приподнялась. — Стоит ли?
А вдруг ничего серьезного? Ведь этот врач сказал, что еще неясно…
— Таких Айболитов нужно отстреливать в специально оборудованных тирах. А если что-нибудь с позвоночником и мы просто теряем здесь время?
— Может быть, стоит подождать хотя бы несколько часов?
Пусть Инка проснется…
— Не знаю, — Марк уклонился от ответа.
Теперь Ольге стало ясно, почему так волновался Марк, почему он развил такую бурную деятельность: все дело не в Инке, а в ее муже и Олыином отце, непосредственном начальнике Марка. Марк уговорил Ольгу приехать сюда, а Ольга совратила Инку: собственно, и совращать не пришлось, идея понравилась Инке с самого начала, она даже попыталась форсировать сроки поездки. Но разве объяснишь это отцу, если с Инкой действительно произошло что-то серьезное.
В подобном случае он поступит как самый обыкновенный школьник: спихнет всю вину на них и попробует на них же отыграться. Ольга защищена родственным иммунитетом — дочь все-таки. Но Марк… Марку может не поздоровиться.
Тогда тем более непонятно, почему он так жаждет ввести отца в курс дела.
— Я бы на твоем месте повременила со звонком, милый.
Отец непредсказуем, как Отелло, Царевна-лягушка и Микки Маус вместе взятые, — еще успела сказать Ольга, почти сразу же проваливаясь в сон.
…Когда она проснулась, было почти темно, только над изголовьем широкой Инкиной кровати горел ночник. На него была наброшена косынка, которую Инка привезла из Ниццы, — предмет страстных мечтаний самой Ольги. Инка так и не уступила ей эту косынку, хотя Ольга готова была обменять на нее свое вечернее платье. Платье надевалось лишь однажды — на первую годовщину их свадьбы с Марком.
Ольга с трудом приходила в себя после сна: ее организм по-прежнему сопротивлялся снотворному — та же сухость во рту, то же легкое головокружение. Она даже не смогла сразу оторвать голову от подушки.
Легкие волны чужого разговора покачивали ее — надо же, Марк и Инка в состоянии мирно беседовать, должно быть, на время повального мора и чумы в городах Европы они заключили перемирие.
— Все в порядке. Он прилетит через несколько часов, — сказал Марк. — Он уже звонил из порта.
— Отлично, — в Инкином тихом голосе не было даже привкуса боли. — Стоило пострадать для того, чтобы выманить его из этого проклятого московского гнезда, ты прав…
— О ком это вы? — подала голос Ольга.
Марк сидел на кровати, в Инкиных ногах, — там же, где сидела она, перед тем, как заснуть; должно быть, Марк видит Инку в том же ракурсе — ракурсе обольстительной молодой женщины, страдания которой лишь придают ей дополнительный шарм. Услышав реплику жены, Марк вздрогнул от неожиданности.
— Ты проснулась, кара? — Через секунду он был уже возле кушетки. Травмированная Инка была тотчас же вероломно забыта.
— О твоем отце, Лелишна.
Ольга улыбнулась и закинула руки за голову: слава богу, Инка! Инка с ее обычным, чуть хрипловатым голосом, живая и невредимая; во всяком случае — живая.
Ольга вскочила с кушетки и бросилась к подруге.
— Как ты себя чувствуешь. Инка?
— Отвратительно. Надеюсь, что Игорь меня не бросит.
— С ума сошла! Что у тебя с ногами?
— Понятия не имею… Ничего не чувствую.
Ольга осторожно присела на краешек кровати и отогнула одеяло.
— Во всяком случае, внешне все выглядит нормально.
— А ты что, хотела бы, чтобы из ноги торчали обломки костей? Это порадовало бы твое любящее сердце?
— Во всяком случае, — вклинился Марк, — ты в состоянии плоско шутить. Это уже хорошо.
— Пошевели пальцами, — скомандовала Ольга, пристально разглядывая Инкины ноги: земский докторишко Артем Львович упаковал их в какие-то скобы (только при наличии буйной фантазии сооружение на Инкиных ногах можно было назвать жесткофиксирующими повязками). Штанины горнолыжного костюма были разорваны с обеих сторон: очевидно, в первый момент испуганные свидетели подумали о жестоких переломах.
На лице Инки отразилось страдание.
— Не могу.
И действительно, она не могла пошевелить пальцами, хотя и старалась сделать это. По мере того как Инка пыталась привести в чувство непослушные ноги, на ее лице отразилась вся гамма чувств — от призрачной надежды до мрачного отчаяния.
— Черт, черт, черт, — наконец с яростью выдохнула она. — Почему это все не случилось с тобой, Марик, душка?
— Я всегда знал, что ты трогательно ко мне относишься, — Марк подошел к Ольге и обнял ее за плечи, — но должен тебе сказать: мое здоровье, с точки зрения экономики страны и функционирования концерна твоего мужа, объективно важнее. И потом… Ты знаешь, что если человек ломает ноги, то это значит, что он просто идет не туда? И бог дудит ему об этом в иерихонскую трубу. Передает по семафорной азбуке.
- Предыдущая
- 52/92
- Следующая
