Битвы божьих коровок - Платова Виктория - Страница 37
- Предыдущая
- 37/87
- Следующая
– Но как я могу… Мы незнакомы…
– Не нужно никакого особого знакомства. Скажете, что виделись на какой-нибудь богемной вечеринке. Ну, я не знаю… К примеру, на Лиговке, у Эль-Хамади…
– Но я не хожу на богемные вечеринки.
– Неважно, он и не вспомнит. Он стольким потаскухам тычет эти визитки, ухлопывает на них такое количество денег, что давно можно было бы накормить всю голодающую Африку.
– А кто такой Эль-Хамади?
– Еще один кретин. Давно собираюсь на него настучать в компетентные органы как на исламского фундаменталиста, да все как-то руки не доходят.
– А он исламский фундаменталист?
– Не знаю… Проповедует какое-то эзотерическое учение, впечатлительным дурам головы морочит… Да какая вам разница! Эль-Хамади ни при чем. Эль-Хамади – повод. А вы только намекните моему кобельку на возможность близости – все остальное он сам сделает.
Настя спрятала визитку в карман и вопросительно посмотрела на деньги. Ей не особенно хотелось брать их; взять – означало обмануть Марину. Ведь ни о какой (господь наш всемогущий!!!) близости (Пресвятая Богородица!!!) и речи быть не может (ныне, присно и во веки веков!). И вообще, чур меня, чур!.. Но, с другой стороны, если она не возьмет деньги, это будет выглядеть подозрительно.
Когда купюры перекочевали в Настин карман, Марина спросила:
– А профессиональная аппаратура у вас есть?
– Аппаратура?
– Ну да. Видеокамера, “жучки” всякие…
– Этого добра навалом, – соврала Настя. – А для чего?
– Господи ты боже мой! Чтобы его низость получила документальное подтверждение, мы ведь с вами уже говорили об этом.
– Да, да, я помню.
– Отлично. Как мы условимся?
– Я позвоню вам через неделю.
– Хорошо, через неделю. Но, думаю, вам хватит и трех дней. С женщинами вашего типа у него все развивается довольно стремительно.
– С женщинами моего типа?
– С самоуверенными стервами. Кстати, а почему вы назначили мне встречу именно в этом ресторане?
Настя набрала в легкие побольше воздуха и выдохнула:
– Иногда, знаете, люблю здесь пообедать. Вдали от родных деревянных… Приятно расплачиваться гринами. Чувствую себя как в Америке.
– Бред, – отрезала Марина. – Америки не существует. Как таковой.
– То есть как это – “не существует”? – испугалась Настя. – А что же тогда существует?
– Островок в океане. Возможно, даже Северном Ледовитом. Там много киностудий, и все они делают фильмы. Про некое виртуальное пространство, которое все условились называть Америкой. Америка – это декорация, не больше. А этот ресторан – еще одно место, где бывает мой муженек. То есть – тоже декорация, здесь он иногда разыгрывает сцены соблазнения. Так что все очень символично. Вы не находите?
– Нахожу, – только и смогла сказать Настя.
– Кстати, Анастасия Кирилловна… Как называются ваши духи?
– “Наэма”. Вам не нравятся?
– Отчего же… Есть в них что-то такое… В букете… Думаю, мой подонок будет приятно удивлен…
Марина еще раз с удовольствием щелкнула ногтем по фотографии подонка.
– Я его голым в Африку пущу. Он у меня допрыгается, скотина!
…Это была тридцать шестая сигарета за сегодня, и отдавала она сливовыми косточками. Далеко за флагом остались запахи коньячного спирта (двадцать девятая сигарета) и сыра “Рокфор” со слезой (тридцать первая сигарета). А впереди Забелина ждали еще имбирь, лаванда, жженый сахар – вплоть до баклажана с чесноком.
Запах баклажана с чесноком был запахом сороковой сигареты.
Запахом принятия решения.
А принимать решение было необходимо. Особенно после того, что всплыло во время обыска в доме убитой гражданки Елены Сергеевны Алексеевой. Которую Забелин запомнил как Мицуко.
Хотя поначалу ничто не предвещало никаких особенных сюрпризов.
В Сосновую Поляну, на улицу Пограничника Гарькавого, Забелин выехал уже отягощенный кое-какими знаниями. О происшедшем в особняке и о самом особняке, и о его бывшем хозяине.
Замок в стиле “Здравствуй, Дракула” был построен два года назад в самом заброшенном углу Юкков, в глубоком овраге между двумя холмами. Почему Андрей Иванович Манский выбрал именно это вовсе не престижное и глухое место, хотя кругом было полно живописных склонов, так и осталось загадкой для администрации поселка.
Но факт оставался фактом: Манский предпочел именно низину с прилегающим к ней леском и примкнувшим болотцем. Некоторое время (сразу после того, как постройка дома была закончена) к особнячку шастало множество любопытных из числа местных жителей. И дальних соседей-толстосумов, владельцев унылого, как бабские рейтузы, кирпичного евростандарта. В среде аборигенов особнячок получил прозвище “Чертова мельница”. А в среде завистливых и бескрылых соседей – “С понтом Нотр-Дам”.
Майский поселился на “Чертовой мельнице”, когда строители еще доделывали единственную башенку с круглым зарешеченным окошком, вокруг которого кольцом обвивался дракон. Когда же особняк был закончен полностью, в нем появилась и молодая жена Майского, Татьяна.
Манский и Татьяна представляли собой довольно колоритную пару. Он – высокий брюнет, она – невысокая блондинка. Манский часто бывал в разъездах (бумажный комбинат в Карелии требовал его постоянного присутствия). Татьяна же практически все время проводила в загородном особняке. Чей она занималась – неизвестно. И вообще, образ ее жизни никак не напоминал образ жизни жены преуспевающего бизнесмена. Фитнесс-центры и бассейны она не посещала, дорогие магазины и дорогие вечеринки – тоже. Кроме того, у Майских никогда не было даже приходящей домработницы (хотя площадь дома была довольно внушительной).
И никогда не было гостей.
Впрочем, по Юккам ходили слухи, что время от времени на “Чертовой мельнице” собирается какое-то общество. Кто-то когда-то видел огни и множество теней в узких окнах и даже слышал голоса. Но это были только слухи: единственная машина, принадлежащая Майской, стояла в гараже. А никаких других машин к особняку никогда не подъезжало.
"С понтом Нотр-Дам” будоражил сознание жителей Юкков недолго. Его мрачная архитектура перестала потрясать воображение, к тому же в округе появился новый объект пристального интереса юкковской общественности.
Ровно через полгода после ввода в строй “Чертовой мельницы” в отрогах примыкающей к Юккам Русской Деревни осел известный сериальный актер Владислав Хомутов.
Сериал, где играл Хомутов, пользовался бешеной популярностью и успел стать национальным достоянием. У его дома вечно торчали толпы любопытных. К нему стекались грубо сколоченные джипы и эстетские “Рено”, там можно было увидеть весь питерский бомонд. Нельзя сказать, чтобы этот бомонд (никому по большому счету не известный) особенно любил выскочку Хомутова. Многие помнили его еще по буфету старого, разваливающегося “Ленфильма”, где он постоянно сшибал копеечки на пиво. Но теперь, спустя каких-нибудь три года, студийный выпивоха стал российским киногероем № 1, и каждый спешил припасть к царственной руке любимчика фортуны.
А Майские никакого интереса не представляли. Подумаешь, еще один тусклый богатенький, с тусклой лопатой, гребущей такие же тусклые денежки. А дальше – полная неизвестность и мрак забвения. Слава – вот единственная валюта, вот единственное мерило ценностей…
Но “Чертовой мельнице” все же удалось еще раз напомнить о себе.
Это случилось в тот день, когда Андрей Майский убил свою жену.
Об этом не узнали бы так быстро, если бы сам Манский не пришел в администрацию Юкков и не сообщил об этом. Вид еще совсем недавно преуспевающего бизнесмена был страшен. Заросший и – несмотря на позднюю зиму – в рубашке с короткими рукавами и в ботинках на босу ногу, Манский бешено вращал глазами и твердил только одно:
– Я принес жертву в Имболк… Я убил свою жену… Я убил свою жену.
А прибывшей на место происшествия оперативной группе оставалось только констатировать очевидное: Манский действительно убил свою жену. Увиденное поразило оперативников: Татьяна Манская лежала на широкой мраморной плите (очевидно, до того, как стать смертным одром женщины, она служила самым тривиальным обеденным столом). Горло Манской было перерезано, а все вокруг залито кровью. Кровью был наполнен и таз, стоящий у стола. А нишу между перепончатыми щелями окон занял черный камень метров полутора в диаметре. Камень был украшен пентаграммой, заключенной в круг. На пяти концах перевернутой пентаграммы находилось пять предметов: блюдце с землей, стакан с водой, оплывшая свеча и догоревшая дотла ароматическая палочка. Нижнюю же, обращенную к столу вершину пентаграммы прикрывала довольно внушительных размеров книга. На обложке книги значилось: “Антон Шандор Л а Вей. Сатанинская Библия”. Значение предметов было не совсем понятно оперативникам, да и сам Манский, окончательно повредившийся в мозгах, ничего толком объяснить не мог. Он твердил только одно:
- Предыдущая
- 37/87
- Следующая
