Исторические анекдоты - Давтян Алексей Олегович - Страница 3

Он вынимает из кармана белый лист бумаги и читает экспромтом манифест, точно заранее изготовленный.

Императрица и все остальные слушатели в восхищении от этого чтения.

Это был Волков, впоследствии знаменитый актер. Екатерина Великая в признательность пожаловала импровизатору значительную пенсию с обращением ее на все потомство Волкова.

Во время съемок фильма «Вертикаль» Высоцкий написал несколько «альпинистских» песен. С одной из них связан забавный эпизод. Режиссер Станислав Говорухин несколько дней отсутствовал, куда-то уезжал по делам, а когда вернулся, то первым делом зашел в номер к Высоцкому и никого там не обнаружил. Он увидел на кровати какие-то исписанные листки, заглянул и прочел слова только что написанной песни: «Мерцал закат, как блеск клинка…» Перечитав эти строки раза два, Говорухин уже знал их наизусть. Он спустился в холл гостиницы и увидел Высоцкого, который сидел в буфете с гитарой, в окружении нескольких актеров. Не успели поздороваться, как Высоцкий похвастался, что написал великолепную песню для фильма и готов ее исполнить.

– Ну давай, – согласился Говорухин, который уже задумал розыгрыш.

Высоцкий ударил по струнам и запел: «Мерцал закат, как блеск клинка…» Не успел он пропеть и трех строк, как Говорухин прервал его:

– Да ты что, Володя! Ты шутишь… Это же известная песня, ее все альпинисты знают…

– Да не может быть! – не поверил Высоцкий.

– Как не может быть? Там дальше еще припев такой будет:

– Точно… – растерянно сказал Высоцкий. – Ничего не понимаю… Слушай, может быть, я в детстве где-нибудь слышал эту песню, и она у меня в подсознании осталась… Эх, какая жалость!..

– Да-да-да! – подхватил Говорухин. – Такое бывает довольно часто…

Но, увидев вконец расстроенного Высоцкого, во всем признался.

Валентин Гафт учился на одном курсе с Олегом Табаковым. Табаков решил подшутить над приятелем. Гафт играл учебный спектакль и по сюжету должен был уйти со сцены через дверь. Но выйти не получилось: с другой стороны дверь крепко держал Табаков. Гафт понял, в чем дело, и начал смеяться. Преподаватель сердито спросил, что случилось. Не желая выдавать друга, Гафт ответил: «А это я на вас без смеха смотреть не могу». Эта шутка чуть не стала причиной его отчисления. К счастью, обошлось.

Когда Гаррик представлял короля Лира в трагедии Шекспира, публика всегда громогласно его вызывала, а во время сцены, где он рыдает над телом Корделии, зрители буквально обливались слезами.

Король Лир оплакивает Корделию (фрагмент). Барри Дж.

Но однажды игра Гаррика показалась совершенно необыкновенною. Взор его не изъявлял печали, и он едва удерживался от смеха. То же самое заметили и у прочих актеров. Прекрасная Корделия вдруг вскочила с места и побежала за кулисы. Все актеры со смехом последовали за нею, и сцена опустела.

Публика не могла понять столь странной развязки трагедии, но вскоре громкий хохот зрителей первого ряда объяснил причину происходящего.

Оказывается, толстый лондонский откупщик занял место против самой сцены, а собака его – большой английский дог – вошла с ним в театр и по обыкновению поместилась у ног хозяина. Потом она приподнялась на задние лапы и, опершись передними на перила оркестра, спокойно следила за сценой. От тесноты и тучного телосложения откупщик вспотел и, чтобы вытереть пот со лба и затылка, снял свой огромный парик и надел его собаке на голову. Гаррик и другие актеры, увидев собаку в парике, при всем желании не могли удержаться от смеха.

Знаменитая певица Гризи была замужем за не менее знаменитым тенором Марио. Однажды во время своего пребывания в Петербурге госпожа Гризи гуляла по набережной Невы с двумя своими детьми. По дороге ей попалось навстречу одно высокопоставленное лицо, которое при виде певицы остановилось и завело с ней разговор.

– Это гризетки? – сказала особа, лаская детей певицы и намекая этим вопросом на ее фамилию.

– Нет, это марионетки! – ответила тотчас же Гризи, намекая на фамилию своего мужа.

Армен Джигарханян рассказывал такую историю: «Играли мы всякую революционную чепуху в советское время. Доходило до анекдота. У знаменитого актера Артюхова в ленинградском БДТ, где режиссером был великий Товстоногов, первенец родился. Понятно – пеленки, бессонные ночи, жуткий недосып. А мы играем пьесу, очень такую революционную, один из соавторов – Георгий Капралов, штатный кинокритик из «Правды». Владислав Стржельчик Баумана играл. Дожидаясь своего выхода на сцену, Артюхов за кулисами заснул, вот так, стоя. Его встряхнули: „Артюхов, твой выход!“ И вот он, не очухавшись, выбегает на сцену, бросает реплику Стржельчику-Бауману: „Владислав Игнатьевич, Баумана убили!“ (А надо было – „Подвойского“). Стржельчик, не моргнув глазом, говорит скорбным тоном: „Жаль, хороший был коммунист“. Самое смешное, что в зале – ну никакой реакции, какая разница, кого там замочили».

Талантливому актеру Людвигу Девриенту справляли юбилей. Выслушав все подношения, тосты, речи, стихи и спичи, он ответил:

– Что ж, господа! Двадцать пять лет я выражал то, чего не чувствовал, в настоящую минуту чувствую то, чего не могу выразить.

Знаменитый Живокини в переводной пьесе «Страсть по должностям» играл роль сумасшедшего, обещавшего устройство на престижные должности. В сцене с трактирным слугой он говорит:

– Ты мне нравишься, я хочу из тебя сделать человека.

– Покорнейше благодарю, – отвечает слуга.

– Только куда бы тебя определить?.. Гм! ты умен?

– Никак нет.

– Значит, глуп?.. Гм!.. Но учился чему-нибудь?

– Ничему не учился.

– Да знаешь ли хоть что-нибудь?

– Ничего не знаю!

– Гм… Глуп… Ничего не знает… Ничему не учился… Так я тебя, братец, помещу в Государственный совет!

Публика, весело хохотавшая до сих слов, замерла… На самом деле эта фраза должна была звучать так:

– Так я тебя помещу в егермейстерский комитет…

Злая шутка на сей раз сошла Живокини с рук.

Испанский танец. Эскиз декорации для «Арагонской Хоты» М. И. Глинки (фрагмент). Головин А. Я.

Однажды Жулковский играл роль безумца, запертого в комнате. Вот он бегает от двери к двери и, пытаясь их открыть, кричит:

– И здесь закрыто, и тут закрыто, и тут…

Неожиданно третья по счету дверь открылась. Спасая положение, Жулковский вынимает из кармана ключ, закрывает ее и восклицает:

– …и тут закрыто!

Иванов-Козельский плохо знал пьесу, в которой выступал. Как-то раз выходит он на сцену и видит старичка, игравшего вчера лакея. Суфлер замешкался, и знаменитый актер, чтобы не было заминки в действии, сказал старичку: