Отпуск по ранению.Сашка - Кондратьев Вячеслав Леонидович - Страница 11
- Предыдущая
- 11/62
- Следующая
– Разобраться-то разберемся, будь спок, – насмешливо осклабясь, ответил тот. – Но не отпускал тебя капитан. Жди. Возможно, какие приказания твоему ротному с тобой отправит.
– Муторно что-то… – вздохнул Сашка.
Из блиндажа слышался только комбатов голос, а немца словно и не было. Молчит, зараза! А чего молчит? Рассказал бы все, выложил начистоту, и отпустил бы его капитан. Упрямый немец. Зло на него поднялось у Сашки – все задумки из-за него, гада, пошли прахом. И вообще неурядь вышла – и дивчину эту убило, и комбат из-за этого не в себе, и в штабе никого, и немец не раскалывается… Всё к одному.
Наконец затихло в блиндаже, и потянулась тишина… Сашка уж полцигарки искурить успел, а оттуда ни слова. Думает комбат чего-то…
– Ко мне! – расколол тишину капитанов голос.
И Сашка с ординарцем, слетев мигом с лестницы, оказались опять в полутьме блиндажа.
Желтый свет керосиновой лампы освещал капитана сбоку, резко обозначая морщины у губ и прямую складку у переносицы. На столе лежал русско-немецкий разговорник и зловеще поблескивал вороненым металлом капитанов пистолет. Немец стоял в тени, и когда Сашка, проходя вперед, коснулся его плеча, то почувствовал, как бьет немца дрожь.
У капитана ходили желваки на скулах и играли руки. Он стоял – большой, в свалившейся с одного плеча шинели и оттого какой-то скособоченный, странно непохожий на себя прежнего, прямого и собранного. Он грузно опустился на табуретку, вытирая пот со лба и откидывая одновременно назад волосы, и тихо, словно бы через силу, выдавил:
– Немца – в расход.
У Сашки потемнело в глазах и поплыло все вокруг – и стены блиндажа, и лампа, и лицо комбата, даже качнулся Сашка… Но потом, придя в себя, бросился к немцу, схватил того за грудки и закричал:
– Да говори ты, гад! Говори! Убивать же будут! Понимаешь? Говори, чего капитан спрашивает! Говори, зараза!
Немец, обмякший, недвижный, только мотнул головой и закусил губу.
– Не понимаешь? Шиссен будут! Тебя шиссен! Говори…
– Прекратить! Не ломайте комедии! – крикнул капитан и, размяв чуть дрожащими пальцами папиросу, уже спокойнее добавил: – Выполняйте приказание.
– Вы мне, товарищ капитан? – упавшим голосом спросил Сашка, отпуская немца.
– Вам, – негромко сказал капитан, а Сашке показалось, будто гром с неба. – По исполнении доложить. Толик, пойдешь с ними, проверишь.
– Есть проверить! – вытянулся тот.
– Товарищ капитан… – начал заикаться Сашка. – Товарищ капитан… Я ж обещался ему… Я листовку нашу ему показывал, где все сказано… Где у тебя листовка? – подался он опять к немцу. – Где папир, которую тебе дал? Покажи капитану!
Немец, возможно, и понял, но даже рукой не шелохнул, чтоб достать листовку. Тогда Сашка рванул карман его мундира, выхватил оттуда сложенную аккуратно бумажку и ринулся к комбату:
– Вот она, товарищ капитан! Там сказано… Вы ж по-немецки читаете… Вот она!
Комбат листовку не взял, отстранил ее от себя будто брезгливо, и обескураженный, растерянный Сашка сунул ее опять в карман немцу.
– Сколько у вас в роте было человек? – спросил капитан, упершись в Сашку тяжелым взглядом.
– Сто пятьдесят, товарищ капитан.
– Сколько осталось?
– Шестнадцать…
– И ты гада этого жалеешь?! – гаркнул капитан, переходя на "ты".
– Я… я… не жалею… – У Сашки сметало рот, занемели губы, и он еле-еле выдавливал слова.
И сказал он неправду. Жалел он немца. Может, не столько жалел, сколько не представлял, как будет вести его куда-то… К стенке, наверно, надо (читал он в повестях о Гражданской войне, что к стенке всегда водили расстреливать), и безоружного, беспомощного стрелять будет… Много, очень много видал Сашка смертей за это время – проживи до ста лет, столько не увидишь, – но цена человеческой жизни не умалилась от этого в его сознании, и он пролепетал:
– Не могу я, товарищ капитан… Ну, не могу… Слово я ему давал, – уже понимая, что ни к чему его слова, что все равно заставит его капитан свой приказ исполнить, потому как на войне они, на передовой и приказ начальника – закон.
– Какое право имел обещать что-то? И кому – фашисту!
– Он не фашист, – вырвалось у Сашки.
– Выпить бы ему, товарищ капитан, перед этим, – осторожно вмешался Толик, чуть побледневший и наглость свою малость утративший.
Но капитан оставил это без внимания – и Сашкин возглас, и предложение Толика. Глядя на Сашку в упор, отчеканил:
– Повторите приказание!
Сашка утер рукавом липкий пот со лба… Он видел: пошло дело на принцип, и капитан от своего не отступится, придется покориться. Но повторить приказание просто физически не мог, не раскрывался рот, залип язык…
– Повторите приказание! – уже раздраженно и повысив голос, сказал комбат и потянулся к пистолету.
Толик дернул Сашку за полу ватника – не валяй дурака, дескать, а то плохо будет. Так понял его жест Сашка.
– Я жду! – прикрикнул капитан и положил ладонь на ручку ТТ.
Ординарец дернул Сашку еще сильнее, и Сашка, уже обессиленный этим неравным поединком, прошептал чуть слышно:
– Есть, немца – в расход…
– Не слышу! – перебил капитан.
– Есть, немца – в расход, – погромче повторил Сашка.
– О выполнении доложить!
– О выполнении доложить…
– Теперь сначала и как следует!
– Есть, немца – в расход. О выполнении доложить.
– Выполняйте! – Капитан отвернулся от Сашки и сел.
– Есть выполнять. – Сашка попытался повернуться по-строевому, но не получилось, не было силы в ногах, и услышал вслед:
– Отставить!
Пришлось еще раз. Старался Сашка прищелкнуть каблуками, но заляпанные грязью ботинки звука не давали, и ожидал он опять "отставить", но комбат сказал только:
– Выполняйте.
Сказал тихо, каким-то усталым, без прежнего напора голосом.
Когда Сашка повернулся, немец, понявший все, без Сашкиной команды пошел к выходу, тяжело топая ногами по лестнице. За ними вышел и Толик.
– Ты чего ломался? – бросился он на Сашку. – Из-за этого гада жизни лишиться хотел? Видишь же, не в себе капитан. Такой, он все может…
– Ладно, не суети… – Сашка неверной рукой стал выбивать искру и прижег свой чинарик. – Обещал я жизнь немцу. Понимаешь?
– Чокнутый ты, что ли? Обещал он! Тоже мне, командующий нашелся! Кто мы с тобой? Рядовые! Наше дело телячье… Приказали – исполнил! А ты…
– Не суети, говорю. – Сашка глубоко втянул в себя дым, даже раскашлялся и сказал немцу: – Кури тоже…
Тот вытащил свои сигареты и, видно забыв про свою зажигалку, потянулся к Сашке прикурить дрожащей сигаретиной. И тут столкнулся Сашка с его глазами…
Много пришлось видеть на передовой помирающих от ран ребят, и всегда поражали Сашку их глаза – посветлевшие какие-то, отрешенные, уже с того света будто бы… Умирали глаза раньше тела. Еще билось сердце, дышала грудь, а глаза… глаза уже помертвевшие. Вот и у немца сейчас такие же… Отвел Сашка взгляд, потупился.
А капитанский ординарец, когда немец сигареты доставал, ухватил цепким взглядом часы на его руке и уже не отпускал.
– Боишься ты, что ли? – сказал он, вскинув автомат. – Давай я.
– Не балуй! – ударил Сашка рукой по стволу ППШ. – Горазды вы тут… Ты бы взял его наперед, а тогда…
– Да я пошутил, – поспешил Толик.
– Нашел чем…
– Куда поведем фрица-то?
– Не знаю.
– К сараю пойдем, в сторону.
– Погоди, дай человеку докурить.
– Слушай, а куда ты трофей денешь? – спросил наконец Толик, не сводя взгляд с часов на руке немца.
– Какой трофей? – не понял Сашка.
– Часики фрицевские.
– А, часики… Что ж, трофей законный, в бою добытый… Ротному отдам. Ему без часов нельзя, а свои разбил он намедни при обстреле.
Толик помялся немного, потом сказал вроде небрежно:
– Я бы тебе буханку черняшки дал… за часики-то…
– Нет, ротному отдам.
– Обойдется твой ротный… Махры могу пачку в придачу. Идет?
Сашка слушал вполуха, а сам соображал, что же такого придумать? Хоть и повторил он приказание комбата, но до сих пор представить не мог, как выполнять его будет. И решил он, что надо наперво отделаться от этого Толика, чтоб не мешался. И он закинул:
- Предыдущая
- 11/62
- Следующая
