Легенда о гетмане. Том II (СИ) - Евтушенко Валерий Федорович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/47
• Следующая

Фирлей и Лянцкоронский, с осунувшимися, как и у Вишневецкого лицами, на которых лихорадочным блеском светились глубоко запавшие глаза, согласно кивнули.

— Ждали больше, подождем еще, — добавил князь, — главное, что атаки прекратились. А деньги нам самим нужны.

Хмельницкому был дан ответ, что если он готов со своими войсками отойти от Збаража, выполняя условие перемирия, то за татар пусть не беспокоится. Если Ислам Гирею угодно оставаться у Збаража, пусть остается.

Запорожский гетман, прочитав ответ, лишь хмыкнул, не выразив особых эмоций, но хан был откровенно разочарован.

— Хитрый шайтан этот лях Ярема, — сказал он Богдану, — если бы не он, мы давно взяли бы Збараж и все повернулось бы по-иному…

И, помолчав, добавил с явным уважением:

— Великий воин.

Дальнейшим казацко-татарским хитростям был положен конец прибытием в Збараж королевского офицера полковника Минора. Он передал вождям осажденных послание Яна Казимира, в котором тот высоко оценивал доблесть героических защитников города. Согласно королевскому указу Фирлей стал сандомирским воеводой, Вишневецкий — перемышльским старостой (что было очень кстати, с учетом того, что его владения на Левобережье находились в руках восставших), Лянцкоронский был назначен старостой стебницким и брацлавским воеводой. Минор сообщил также, что согласно заключенному перемирию осада со Збаража должна быть снята безо всяких условий.

Глава четвертая. Как это начиналось

В конце августа польские хоругви покидали Збараж. Князь Вишневецкий ехал среди своих драгун, перед ними на исхудалых конях и сами похожие на скелеты неторопливо двигались «крылатые» гусары. За драгунами шла татарская хоругвь князя, за ней венгерская, потом кирасиры, хоругви Дмитрия Вишневецкого, следом тянулся обоз и артиллерия. За хоругвями князя Иеремии выступали со своими войсками Фирлей, Лянцкоронский, Остророг, Конецпольский. Измученные двухмесячной осадой и голодом, измотанные неимоверным нервным напряжением, усугублявшимся отражением бесконечных атак татар и казаков, но выстоявшие в этих яростных сражениях и не покорившиеся врагу, польские воины ступали гордо и уверенно под сенью своих знамен, колыхавшихся над хоругвями. Их оставалось немного, всего чуть более восьми тысяч, но теперь это были испытанные ветераны, цвет королевских войск Речи Посполитой.

В стороне от выдвигающихся из Збаража польских войск волновалась бесчисленная казацкая конница, а еще дальше темнела огромная конная масса татар. Полки запорожской пехоты стояли отдельными квадратами, блестя на солнце наконечниками копий. Гетман Хмельницкий на горячем, нетерпеливо танцующем под ним аргамаке, находился в первой шеренге своих войск, с любопытством вглядываясь в лица возглавлявших свои хоругви польских военачальников. Столкнувшись взглядом с Александром Конецпольским, он насмешливо поклонился, приветствуя своего бывшего начальника, но тот лишь гордо отвернулся в сторону. Когда же скрестились полные взаимной ненависти взгляды холодных голубых глаз князя Вишневецкого и темно-ореховых Богдана Хмельницкого, то, казалось, они подобно стальным клинкам, высекли целый сноп искр. Гордая улыбка зазмеилась по губам князя, он не скрывал своего превосходства над противником, который при таком численном преимуществе не смог его одолеть. При приближении хоругвей князя по рядам казаков и татар прокатилось гулкое: «Ярема!» Они, как никто другой, прекрасно понимали, кому обязаны тем, что им так и не удалось овладеть Збаражем.

Вишневецкий не обращал внимания на эти крики, погрузившись в воспоминания о событиях недавнего прошлого, благодаря которым польское войско оказалось в Збараже, окруженном несметными полчищами запорожского гетмана и крымского хана…

…В том, что миссия Адама Киселя, прибывшего в феврале 1649 года в Чигирин для выработки условий мирного договора, окажется безуспешной, мало у кого вызывало сомнение. Князь Иеремия, хорошо знакомый с обычаями и историей Запорожской Сечи, знал, что одному лишь гетману Сагайдачному удавалось поддерживать среди казаков более или менее твердую дисциплину и добиться беспрекословного повиновения его приказам. К остальным казацким предводителям запорожцы относились без особого почтения и нередко, собравшись на «черную» раду, свергали и убивали своих гетманов. Высокий авторитет Хмельницкого держался и усиливался за счет его побед при Желтых Водах, Корсуне и Пилявцах, но в глазах своего ближайшего окружения — генеральной старшины, он не был непререкаемым. Тот же Кречовский или Нечай пользовались среди казаков и у присоединившихся к восстанию народных масс не меньшим уважением. Да и сами эти массы далеко не все пошли сражаться под знаменами запорожского гетмана, было немало всяких ватаг, которые вообще никому не подчинялись. Вкусив сладость свободы и, сбросив с себя панское ярмо, каждый считал себя казаком, равным запорожцам или реестровикам, и не имел желания вновь возвращаться под власть польских магнатов. Таких ватаг, численностью две-три и более тысяч человек становилось все больше, они действовали не только на казацкой территории, но и за Горынью, нападая на панские поместья и даже войсковые подразделения.

Разделяя мнение большинства магнатов о том, что переговоры Киселя с Хмельницким ни к чему не приведут, и, располагая сведениями, что запорожский гетман ждет веснойхана с восьмьюдесятью тысячами конницы, чтобы вместе вторгнуться в пределы Речи Посполитой, Ян Казимир решил нанести превентивный удар. Находившимся в его непосредственном подчинении кварцяным войскам он приказал с наступлением весны стягиваться на Волынь, а командование над остальными вооруженными силами в пределах Малой Польши возложил на бельского каштеляна Андрея Фирлея, одним из предков которого в свое время был великий коронный гетман[18],брацлавского воеводу Лянцкоронского и коронного подчашего Остророга.

Комиссия Адама Киселя не успела еще возвратиться в Варшаву, как в конце февраля Лянцкоронский перешел Горынь с целью не допустить соединения большого количества сконцентрировавшихся в районе Бара ватаг с Хмельницким. Впрочем, боевые действия начались здесь еще раньше, когда отряд поляков, возглавляемый шляхтичем Стрижевским, внезапным ударом захватил Бар, правда, ненадолго и вскоре был выбит оттуда. Спустя буквально две недели Ляннцкоронский с подошедшим ему на помощь Остророгом подступил к Бару, гарнизон которого вынужден был опять оставить город и отойти к Шаргороду. В течение марта-апреля Лянцкоронский и Остророг очистили от ватаг и немногочисленных казацких гарнизонов прилежащую к Горыни местность до самого Заславля, попутно разгромив казацкие полки Таборенко и Кривоносенко, после чего в начале маяотошли на отдых к Бару.

Тем временем, Ян Казимир, сохраняя еще остатки надежды на мирные переговоры с запорожским гетманом, выслушав доклад Киселя, направил в Чигирин своего посланника шляхтича Смярковского, который застал Запорожское Войско уже накануне выступления в поход. В отсутствие гетмана казацкие полковники заподозрили Смярковского в шпионаже и он был казнен. Получив эти сведения, король не стал больше терять времени и 11 мая отдал приказ регулярным войскам к выступлению. Сразу же после этого Фирлей, к которому примкнул великий коронный хорунжий Александр Конецпольский и некоторые другие польские магнаты со своими хоругвями, перешел Горынь, направившись в сторону Заславля. Вскоре Фирлей получил сведения, что туда же движется регулярный казацкий полк Ивана Донца, направленный сюда гетманом для усиления гарнизонов, расположенных у Горыни. Отправив навстречу Донцу полковников Коссаковского, Суходольского и Рожажовского с приказом сковать продвижение казаков к Заславлю, Фирлей двигался вслед за ним. Вблизи села Шульжинцы произошло сражение, в результате которого казаки потерпели поражение, Донец погиб, его сестру, считавшуюся начинающей волшебницей, зарубили в рукопашном бою, а старуху Солоху, выдававшую себя за колдунью, обнаруженную в казацком таборе, сожгли на костре.

Таким образом к концу мая обширная территория Подолии от Бара до Звягеля (ныне Новоград-Волынский) оказалась очищенной от казацких гарнизонов и различных ватаг местных опрышков. Окрыленные успехом, вожди польского войска соединились между собой, при этом Лянцкоронский и Остророг, оставив Бар, подтянулись к Фирлею. Объединенными силами они предполагали двигаться к Староконстантинову, но полученные известия о подходе к Межибожу, где Лянцкоронский оставил гарнизон из немецкой хоругви Корфа и полка Синявского, крупных казацких сил, заставили их скорректировать свои планы. Лянцкоронский, взяв четыре отборных хоругви Остророга, поспешил на выручку своих подчиненных, Фирлей же с основными силами продолжал движение к Староконстантинову.

• Предыдущая
• 6/47
• Следующая