Выкуп за мертвеца - Питерс Эллис - Страница 30
- Предыдущая
- 30/44
- Следующая
— Милорд Овейн, я привел к вам своего сына, чтобы представить его. Единственный сын, которого родила мне жена, умер больше двух лет тому назад, и я был одинок, пока не появился вот этот сын от другой женщины. Он представил доказательства того, что я его отец, и я признал его своим сыном. А теперь я прошу вашего согласия.
Он стоял радостный и гордый тем, что у него есть такой сын. Все умолкли, и в тишине явственно раздался звук, привлекший внимание Кадфаэля. Из-за дыма фигуру молодого человека трудно было разглядеть в полутемном зале, но зато ясно слышался звук его шагов. Тот шел, слегка прихрамывая и тяжело ступая на одну ногу. Когда сын Гриффри подошел к столу принца, на лицо ему упал свет факела. Кадфаэль так и впился в него глазами. Этого человека он хорошо знал, хотя теперь черные волосы его были причесаны и гордо откинуты со лба, лицо не выглядело мрачным, скорее радостным и открытым, и под мышкой он не держал костыль.
Кадфаэль перевел взгляд с Аниона ап Гриффри на Гриффри ап Лливарча, безрадостную и одинокую жизнь которого внезапно согрел этот нежданный сын. В складках домотканого плаща отца сверкала длинная булавка с большой золотой головкой и тонкой золотой цепочкой. Ее Кадфаэль тоже видел раньше и очень хорошо запомнил.
Точно так же, как еще один свидетель этой сцены. Эйнон аб Итель, не желая никого беспокоить, вошел в зал из внутренних покоев, как свой человек в доме, и незаметно подошел сзади к столу принца. Естественно, человек, к которому были прикованы все взгляды, привлек и его внимание. Красный свет факелов играл на золотом украшении. Истинный владелец этой булавки прекрасно знал, что второй такой не может быть ни у кого.
— Черт побери! — воскликнул Эйнон аб Итель вне себя от изумления и негодования. — Какой наглый вор! Носит мою золотую булавку прямо у меня на глазах!
Воцарилось зловещее молчание, все повернулись в сторону обвинителя. Широкими шагами обогнув стол, Эйнон спрыгнул с помоста прямо перед отпрянувшим в испуге Гриффри и ткнул пальцем в булавку, сверкавшую на темном плаще:
— Милорд, эта булавка моя! Это золото из моей земли, мне ее специально изготовили. Второй такой не существует! Когда я вернулся из Шрусбери, ее не было на воротнике плаща, и с тех пор я ее не видел. Я подумал, что потерял ее где-нибудь по дороге, и не стал искать. Есть о чем горевать — из-за какой-то безделушки! А теперь я с удивлением вижу ее снова. Спросите у этого человека, каким образом к нему попала моя вещь.
Люди повскакивали со своих мест, послышался угрожающий ропот. В Уэльсе кража считалась самым страшным преступлением, и, если вора ловили с поличным, пострадавший имел право его убить. Гриффри стоял, лишившись дара речи и оцепенев от ужаса. Анион бросился между своим отцом и Эйноном:
— Милорд, это я дал ее отцу. Я не крал… Я совершил месть! Мой отец ничего не знал, — если тут кто и виноват, то только я…
Крупные капли холодного пота выступили у Аниона на лбу. Если он немного и знал по-валлийски, то сейчас позабыл и выкрикивал бессвязные фразы по-английски. На минуту все удивленно смолкли. Овейн поднял руку, призывая к молчанию:
— Сядьте и замолчите. Это мое дело. Мне нужна тишина, и тогда здесь свершится правосудие.
Послышался ропот, но все повиновались. Кадфаэль тихонько обогнул стол и сошел с помоста. Однако, хотя он сделал это незаметно, все же привлек внимание принца.
— Милорд, — обратился Кадфаэль к Овейну, — я из Шрусбери, и я знаю Аниона ап Гриффри, а он знает меня. Он вырос в Англии, и, если нужен переводчик, я берусь ему помочь.
— Хорошее предложение, — одобрил принц и задумчиво посмотрел на Кадфаэля. — Брат, уполномочен ли ты выступать от имени Шрусбери? Судя по всему, речь пойдет об известном нам деле, и этот город выдвигает обвинение. А коли так, выступаешь ли ты от имени графства и города или только от имени аббатства?
— Здесь и сейчас, — смело произнес брат Кадфаэль, — я выступаю от имени их всех. И если что-то впоследствии поставят мне в вину, то отвечать за все буду я.
— Насколько я понимаю, ты приехал сюда именно по этому делу?
— Да, это так. И в связи с этим я как раз разыскивал эту золотую булавку, так как она исчезла из комнаты, где лежал Жильбер Прескот в день своей смерти. Плащ Эйнона, к которому она была приколота и в который укутали больного, был передан Эйнону аб Ителю без этой булавки. После его отъезда мы вспомнили про нее и принялись искать. И только теперь я вижу ее снова.
— Исчезла из комнаты, где убили человека, — заметил Эйнон. — Брат, ты нашел не только булавку. Ты можешь отослать наших людей домой.
У Аниона был испуганный вид, но он стойко держался под обвиняющими взглядами, загораживая отца. Белый как полотно, он трясущимися губами произнес:
— Я не убивал. — Голос у него сел, но, судорожно сглотнув, Анион продолжал: — Милорд, я не знал… Я думал, это булавка Прескота. Да, я взял ее с плаща…
— После того, как убил Прескота! — резко сказал Эйнон.
— Нет! Клянусь! Я не дотрагивался до этого человека. — Анион в отчаянии повернулся к Овейну, который слушал с бесстрастным видом. Пальцы его играли с кубком, но взгляд был внимательный. — Милорд, выслушайте меня! Мой отец ни в чем не виноват, он знает лишь то, что я ему рассказал, и сейчас я расскажу вам то же самое. Видит Бог, я не лгу.
— Дай мне булавку, — сказал Овейн, и Гриффри трясущимися пальцами поспешно отстегнул ее и положил на ладонь принца. — Я видел ее так часто, что у меня нет и тени сомнения, чья это вещь. От тебя, брат, и от Эйнона я узнал, как случилось, что она оказалась возле постели шерифа. А теперь можешь рассказать, Анион, как она попала к тебе. Я понимаю по-английски, а брат Кадфаэль будет переводить на валлийский, чтобы все в зале тебя поняли.
Набрав побольше воздуха, Анион начал свой рассказ:
— Милорд, я никогда раньше не видел своего отца, и он меня тоже. Но у меня был брат, и я с ним случайно познакомился, когда он приехал в Шрусбери продавать шерсть. Я старше его на год. Я привязался к брату. Один раз, когда он приехал, меня не было в городе. Завязалась драка, убили человека, и моего брата обвинили в убийстве. Жильбер Прескот повесил его!
Овейн перевел взгляд на Кадфаэля, выжидая, пока тот переведет все это на валлийский. Затем он спросил:
— Ты знаешь об этом случае? Было ли такое решение справедливым?
— Как знать, кто убил? — ответил Кадфаэль. — Случилась уличная драка, молодые люди напились. Жильбер Прескот по натуре был склонен к поспешным решениям, но справедлив. Разумеется, в Уэльсе юношу не повесили бы. Ему бы пришлось заплатить за пролитую кровь.
— Продолжай, — обратился Овейн к Аниону.
— С того дня я затаил в душе злобу, — сказал Анион, с горечью вспоминая прошлое. — Но как мне было добраться до шерифа? Только когда ваши люди привезли раненого Прескота в лазарет аббатства, мы оказались рядом. Я лежал там со сломанной ногой, которая к тому времени уже почти зажила, и мой враг оказался всего в двадцати шагах от меня, в моей власти. Монахи обедали в трапезной, все было тихо, и я вошел в комнату к шерифу. Он убил моего родственника, и по закону кровной мести я должен отомстить. Я полукровка, но в тот момент чувствовал себя валлийцем и собирался убить его! У меня был единственный брат, веселый и добрый, а шериф повесил его за случайный удар, нанесенный в пьяной драке! Я вошел в эту комнату, чтобы убить. Но я не смог! Когда я увидел своего врага в таком состоянии, старого, больного и измученного… Я стоял возле кровати, смотрел на него и не чувствовал ничего, кроме грусти. Я подумал, что мстить уже не нужно — все уже отомщено. Тогда я решил поступить иначе. Там не было суда, который бы установил размер платы за кровь и заставил бы заплатить, но зато оказалась золотая булавка в плаще, лежавшем у постели шерифа. Я подумал, что она принадлежит ему. Откуда мне было знать? Вот я и взял ее как плату за кровь. Но к концу дня стало известно, что Прескота убили. Когда меня допросили, я понял, что, если узнают про булавку, скажут, что это я убийца. И я сбежал. В любом случае я собирался когда-нибудь отыскать отца и рассказать ему, что смерть брата отомщена, но, поскольку я напугался, пришлось удирать в спешке.
- Предыдущая
- 30/44
- Следующая
