Страсти по мощам - Питерс Эллис - Страница 22
- Предыдущая
- 22/50
- Следующая
— Неверный и недостойный брат, — в негодовании прошипел приор, — что ты наделал? Не вздумай отрицать того, чему все мы были свидетелями. Ты не просто попустительствовал побегу преступника, но и помешал верному слуге задержать его. Ты намеренно повалил этого доброго человека, чтобы дать Энгеларду уйти. Ты предал церковь и закон, и тем самым поставил себя вне церкви и вне закона. Если можешь сказать что-нибудь в свое оправдание, говори сейчас.
— А по-моему, — смело отвечал брат Джон, — этого парня обвинили поспешно, без достаточных оснований, по одному только подозрению. Я разговаривал с Энгелардом, и у меня сложилось о нем свое мнение. Это славный малый, открытая душа — такой никогда ни на кого не напал бы исподтишка, не говоря уж о Ризиарте, которого любил и почитал. Я не верю, что он имеет отношение к гибели своего хозяина. Сдается мне, он не успокоится, пока не узнает, чьих это рук дело, и тогда помоги Господи убийце. Я дал парню эту возможность и желаю ему удачи!
Склонив друг к другу головки в знак взаимной поддержки, девушки выслушали Джона; и хотя смысл большинства английских слов был для Аннест неясен, она уловила пафос его речи и лицо ее просияло. Тут приор Роберт был бессилен, сам того не подозревая. Зато брат Кадфаэль понял это очень хорошо.
— Бесстыжий! — прогремел приор, рассвирепевший до того, что не сумел скрыть возмущения за обычной маской вкрадчивого благолепия. — Ты навлек бесчестие на наш орден и сам осудил себя, своими же устами. По валлийским законам, я не имею права карать за преступления, совершенные на этой земле. Расследованием преступления, которое вопиет об отмщении, займется королевский бейлиф. Но если подвластный мне человек преступил закон этого края, где мы гости, его ожидают две кары. За власти Гуинедда говорить не берусь, но наказать тебя своей властью я могу, и сделаю это. Тебе не отделаться обычной епитимьей. Я предам тебя строгому заключению до тех пор, пока не смогу обсудить твою судьбу со здешними светскими властями, и отказываю тебе в утешении и благодати святой церкви!
Сказав это, приор погрузился в раздумье. Бедный отец Хью совсем растерялся от этого потока угроз и обвинений.
— Брат Кадфаэль, — промолвил Роберт, собравшись с мыслями, — спроси отца Хью, есть ли здесь надежная темница, чтобы поместить туда этого нечестивца.
Признаться, брат Джон не ожидал такого поворота событий. Он ни в чем не раскаивался, но, как человек практичный, тут же осмотрелся по сторонам, оценивая возможность унести ноги. Как и Энгелард, он пригляделся к окружавшему его людскому кольцу, выискивая места, где оно было неплотным. Он широко расставил ноги и слегка пригнулся, очевидно примериваясь, как бы половчее двинуть Ричарда локтем в живот, подсечь ноги Жерому и броском вырваться на волю. Остановился брат Джон как раз вовремя, когда прозвучал спокойный голос брата Кадфаэля.
— Если Сионед не против, узника можно было бы поместить в ее усадьбе.
У брата Джона в тот же момент непостижимым образом исчезло всякое желание бежать.
— Мой дом в распоряжении приора Роберта, — с подобающим достоинством отозвалась Сионед по-валлийски. Она вновь овладела собой и больше не срывалась на английский язык. — В усадьбе есть амбары и конюшни — используйте, что вам сгодится. Я обещаю, что не подойду к узнику и не буду держать у себя ключ от его темницы. Отец приор может выбрать в сторожа любого из моих людей. Все необходимое узник получит из моего дома, но надзор за ним я поручу кому-нибудь другому. Боюсь, что если бы я сама взялась за это дело, после всего что случилось, кое-кто усомнился бы в моей непредвзятости.
Славная девушка, подумал Кадфаэль, переводя ее слова, не столько для Роберта, сколько для Джона. До чего сообразительна — сумела обойтись без явного обмана, и это после того, как несчастья обрушились на нее одно за другим. И великодушна — не покинет друзей в беде.
А «кто-нибудь другой» — та, кому предстояло позаботиться о пропитании брата Джона, — стояла рядом со своей хозяйкой. Темная головка да светлая головка — замечательная парочка! Однако вряд ли удалось бы найти столь неожиданный и простой выход, когда бы не наивность строго соблюдавшего обет безбрачия приходского священника.
— Лучше, наверное, и не придумать, — вежливо, хотя и с холодком произнес приор Роберт. — Благодарю тебя, дочь моя, за это достойное предложение. Пусть содержат его в строгости, посадят на хлеб и воду. Пусть плоть его хоть в какой-то мере искупит то зло, что причинил он своей душе. С твоего позволения мы с братьями отправимся вперед и подыщем надежную темницу, а заодно известим о случившемся твоего дядюшку, чтобы он прислал за тобой людей. Я не пробуду долго в доме скорби.
— Я покажу вам дорогу, — вызвалась Аннест, скромно стоявшая рядом с Сионед.
— Держите его крепко! — предупредил приор, когда все собрались, чтобы следовать за девушкой через лес по склону холма. Однако если бы приор присмотрелся внимательнее, он заметил бы: то, что он принимал за выражение покорности и смирения на лице Джона, больше смахивало на удовлетворение. Пленник двинулся в путь с той же готовностью, что и его стражи, и был скорее настроен не упустить из виду стройную, гибкую фигурку Аннест, чем изыскивать возможность побега.
Что ж, подумал Кадфаэль, отстав от остальных и посмотрев еще раз назад, на поляну, где стояла Сионед, Господь все расставит по своим местам! Уж Он-то никогда не сидит сложа руки.
Гвитеринцы нарезали молодых зеленых ветвей и смастерили носилки, чтобы отнести тело Ризиарта домой, в усадьбу. Когда подняли труп, оказалось, что крови под ним натекло гораздо больше, чем из раны на груди, хотя наконечник стрелы едва прорвал кожу и одежду. Кадфаэль, тоже вернувшийся на поляну, хотел было взглянуть поближе на тунику и рану, но сдержался, ибо рядом была Сионед, окаменевшая от горя, и всякое слово и действие, не связанное со священным траурным ритуалом, было сейчас недопустимо. Из усадьбы Ризиарта спустились все его слуги, чтобы отнести домой тело своего господина. Управляющий с бардом и плакальщицами остались ждать у ворот, чтобы в последний раз приветствовать возвращение Ризиарта в свой дом. Настало время прощального обряда, и всякое любопытство выглядело бы теперь кощунственным. Кадфаэль понял, что сегодня вечером продолжить расследование не удастся. Приор Роберт, и тот признал, что ему и его спутникам лучше держаться на почтительном расстоянии и не вмешиваться в траурный обряд общины, к которой они не принадлежат. Когда Ризиарта бережно уложили на носилки и приготовились нести домой, Сионед огляделась по сторонам в поисках еще одного человека, которому она собиралась доверить эту почетную ношу. Но его нигде не было.
— Где Передар? — спросила девушка. — Куда он подевался?
Никто не видел, когда он ушел, но он исчез. Он ускользнул, не сказав ни слова, как будто совершил нечто постыдное, за что мог бы ожидать упрека, а не благодарности. Сионед, на которую свалилось сразу столько переживаний, была обижена его уходом.
— Я-то думала, что он захочет помочь отнести моего отца. Передар был его любимцем и сам любил его. Он с детства рос в нашем доме как в своем собственном.
— Может быть, он усомнился в том, что ему окажут эту честь, — предположил Кадфаэль, — когда увидел, что тебя задело то, что он сказал об Энгеларде?
— И сделав после этого то, что с лихвой искупило его слова, — произнесла Сионед тихонько — так, чтобы услышал ее только Кадфаэль. Не было нужды говорить при всех о том, что Передар помог бежать ее возлюбленному. — Нет, я никак не возьму в толк, почему он ушел, не сказав ни слова.
Больше она говорить ничего не стала и лишь взглядом попросила Кадфаэля идти вместе с нею за носилками. Некоторое время они шли молча. Затем, не глядя на монаха, Сионед спросила:
— Ты нашел то, что искал?
— Кое-что, — отвечал Кадфаэль, — но пока не все.
— А есть что-нибудь такое, что мне нужно сделать, или, наоборот, не делать? Мне необходимо знать. Сегодня ночью мы будем обряжать покойного. — Она знала, что к утру тело окоченеет. — Если тебе что-нибудь от меня надо — скажи сейчас.
- Предыдущая
- 22/50
- Следующая
