Окно в природу - Песков Василий Михайлович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/40
• Следующая

Наверху места уже не хватало, заняли низ у самой воды. И по буграм, вырезая на склонах площадки, рубили дома. Так сложился облик городка, бегущего вверх по откосу.

В летнюю навигацию население Плёса возрастало в несколько раз. Рельсовый путь Иваново-Вознесенск — Кинешма сделал невыгодным вывоз хлеба из Плёса гужевым транспортом. И городок быстро утих. Тишина была уже главной его примечательностью, когда Левитан первый раз сошел с парохода на пристань.

В Плёсе художник нашел то, что искала его душа. Поселившись в домике с окнами на реку, он обрел житейский покой и жадную страсть работать. Исчезли мнительность, неуверенность в своих силах. Его зонт над этюдником видели то у воды, то на кручах над речным плесом, то в окрестных деревнях.

Тихая жизнь городка, мир простых радостей, близость к природе пробудили все лучшее, чем была богата эта натура. Плёс оказался для Левитана тем же, что и сельцо Михайловское для Пушкина. Жилось и работалось радостно. Расширился жизненный горизонт. Молодой еще человек, видевший в Москве главным образом приказчиков, коридорных, половых, извозчиков, увидел тут, на Волге, основы жизни, начал понимать историческую силу народа.

И хотя полотна Левитана «безлюдны», мироощущение человека, писавшего их, явственно проявляется. Чехов, увидев холсты, привезенные другом из Плёса, сказал: «…на твоих картинах появилась улыбка».

В Плёсе состоялось открытие Левитаном Волги. Волжских пейзажей до него написано было много. Левитан в своих наблюдениях и переживаниях постиг душу великой реки. Он почувствовал здесь просторы России, волжский плес, в котором отражался маленький городок, подарил художнику острые ощущения переменчивой красоты. Картины «Вечер. Золотой плес», «После дождя. Плёс», «Свежий ветер. Волга», глубоко волнующие нас сегодня, — результат и громадного мастерства и особого строя души, способной остановить волнующие мгновения жизни.

Плёс подарил живописцу много таких мгновений. Полотна, привезенные с Волги, сразу поставили Левитана в ряд великих художников. Всеобщее любопытство вызвал и маленький городок. Сюда устремились художники. Перебывало их, начинающих и маститых, в городке много, и каждый увозил на холстах «свой Плёс». Но имя Левитана для Плёса — то же самое, что имя Толстого для Ясной Поляны, Тургенева — для Спасского-Лутовинова, Чехова — для Мелихова. Левитан ездил сюда три лета подряд. Написал много больших полотен и полсотни этюдов. Мотив знаменитой картины «Над вечным покоем» подсказан был обликом деревянной церквушки, стоявшей над плесом.

Волжский маленький городок пробудил талант Левитана. И сам он навечно прославлен художником. По знакомым картинам мы знаем с детства: есть где-то Плёс, хорошо бы там побывать… Левитан сохранил сердечную благодарность местечку на Волге. Незадолго до смерти, вспоминая лучшее, что увидел, о Плёсе сказал: «Никогда не забуду…»

Более ста лет минуло с той поры, когда по желтым дорожкам в гору ходил Левитан. За сотню лет сколько воды унесла в море Волга! Выросли, переменились города на ее берегах. А Плёс остался Плёсом. И это его старинное постоянство обернулось сегодня ценностью. Тут царствует пешеход.

Глиняные дорожки змейками убегают на кручи мимо таинственных, непролазно-зеленых каньонов. Весной овраги пенятся белым цветом черемух и служат приютом для соловьев. Летом тут пахнет нагретыми лопухами, ежевикой, жасмином. Внизу, в потемках, журчат ручейки, вверху, на припеке, гремят кузнечики. Осенью по оврагам шуршат дрозды, как детские самолетики из бумаги, скользят над желтеющим миром сороки. В пахучем царстве зарослей тут хочется заблудиться. Но невозможно. Дорожки выводят тебя на вершину откоса под полог громадных старых берез.

Отсюда Волга — как на ладони.

На лодке переправиться можно на левый берег (из Ивановской в Костромскую область). Через реку, как бы со стороны, городок виден весь целиком. Видна внизу слева бывшая рыбачья слобода, виден в ней домик, где жил Левитан. И в мелких подробностях видны уступы кружевной зелени леса, уступы домов, садов, паутина желтых дорожек, освещенные солнцем полянки и темные русла оврагов, плешины на круче, вытоптанные туристами. Светел, зелен, радостен городок! А у ног его — зеркало Волги. Город похож на большой многопалубный пароход, приставший тут и не желающий уплывать — так ему хорошо. Как мачты, белеют церквушки. Нижняя палуба — самая оживленная. Плотно друг к другу стоят дома. Почти что все двухэтажные, низ — каменный, верх — деревянный. Заборы. Наличники. Двери с коваными запорами. В окнах — герань. У заборов — скамейки с обязательными старушками. Девятнадцатый век! Кажется, вот сейчас выйдет купчина в поддевке и проследует, оглядевшись, к лабазам у церкви. В огородах возле домов пахнет укропом, нагретой ботвой помидоров. Пахнет яблоками, колотыми дровами, вяленой рыбой, дымком. Куда-то в зеленые джунгли склона чешуйчатой змейкой уползает дорожка, мощенная камнем…

Таким видит Плёс человек, сошедший на два-три часа с теплохода. Но на всю жизнь запоминается этот старинный городок на Волге.

В Африке есть птица величиною с воробья и похожа на воробья, но более многочисленная. «Что за сеть растянута в половину неба?» — «Это ткачики, — ответил мне спутник.

— В этой туче больше миллиона птичек, очень не любимых африканцами.

Сядут на поле — урожаю конец! Видите старика и мальчишку с трещоткой? Они не дают ткачикам сесть. Эта птичка подобна саранче…»

В другом месте мы увидели жилище ткачиков: из-под соломы, которой одет был старый ствол дерева, вылетали резвые птицы. Я заглянул под солому и увидел гнезда, так густо сидевшие, что ладонь ребром можно было просунуть между этими «квартирами». Спугнутые птицы сразу возвращались в гнезда. А дальше виднелись новые гнезда, прикрытые соломой.

Из одного неспешно выползла небольшая неядовитая змейка. «Конечно, в этой соломе можно кое-что найти», — проводил змею мой приятель.

Вечером мы говорили о ткачиках, об их похожих на тучу скоплениях. А утром одна из птиц, похожая на воробья, устроила нам веселое представление. «Иди скорее сюда», — позвал я приятеля. У нашей машины возле зеркала вилась знакомая птичка, она боролась со своим отражением в зеркале. Вокруг толпилось несколько любознательных постояльцев гостиницы, а птица «клевала» зеркало и, видимо, решила прикончить «соперника». Минут пятнадцать продолжался этот поединок. (Вы видите его на снимке.) Когда птица в изнеможении села на зеркало, какая-то сердобольная старушка-путешественница накрыла зеркало платочком. «Жалко, но представление окончено!» — сказали все хором.

В другой раз подобную картину я увидел спустя неделю там же, в степи Серенгети. Что-то остановило мое внимание… Боже мой, прямо в метре от меня около зеркала грузовика, из которого только что вылез шофер, сидела большеклювая птица с названием носорог и делала то же самое, что делал малютка ткачик — нападала на свое отображение в зеркале. Большая птица не обращала на меня внимания. Я поднял камеру и стал снимать. Сразу вспомнил: птица эта замуровывает самку в гнезде и, пока та сидит на кладке яиц, носит ей еду и через маленькое отверстие передает подруге.

Я помню снимок: носорог передает добытое где-то яйцо. «Свое берегут, а за чужим охотятся», — подумал я, не переставая снимать. Носорог старался достать клювом «соперника». Но чем больше он ярился, тем агрессивней был «соперник»… Кончилась пленка, но мне не хотелось уходить. «О, я понимаю!..» — сказал шофер грузовика. Ему, наверное, не раз приходилось наблюдать подобное.

• Предыдущая
• 7/40
• Следующая