Сокровенное таинство - Питерс Эллис - Страница 37
- Предыдущая
- 37/54
- Следующая
– Скажи ему, что время не терпит, – промолвил Хумилис и странно улыбнулся.
Аббат Радульфус, как всегда внимательный и серьезный, выслушал Кадфаэля и задумался, не торопясь дать ответ. За окном обшитых темными деревянными панелями аббатских покоев, пробиваясь сквозь пелену облаков, нещадно палило жаркое, похожее на раскаленную докрасна сковороду, солнце. Стоял такой зной, что розы успевали и распуститься, и осыпаться за одни сутки.
– А хватит ли у него сил, чтобы вынести этот путь? – спросил наконец аббат. – И не слишком ли тяжкое бремя мы возлагаем на брата Фиделиса, ведь ему придется взять на себя ответственность за больного на все это время.
– Именно то, что силы брата Хумилиса убывают день ото дня, и заставляет поторопиться, – сказал Кадфаэль, – Если уж вообще организовывать эту поездку, то только сейчас – медлить нельзя. Брат Хумилис верно говорит, что это не может существенно повлиять на то, сколько ему осталось жить, – несколькими днями больше, несколькими меньше, вот и вся разница. Что же касается брата Фиделиса, этот юноша добровольно возложил на себя все тяготы забот о друге, никогда не уклонялся от них, и сейчас, безусловно, останется верен себе. А если Мадог возьмется их отвезти, они попадут в надежные руки. Никто не знает реки лучше него, и он заслуживает всяческого доверия.
– В этом я полагаюсь на твое слово, – кивнул Радульфус. – Но согласись, рискованно затевать такое дело. Правда, брата Хумилиса я понять могу – он просит об этом по зову сердца. Но ты хоть подумал о том, как усадить его в лодку? И потом, ты уверен, что в Сэлтоне его ждет радушный прием, что о нем позаботятся?
– Отец аббат, когда лорд Мареско постригся в монахи, Сэлтон отошел его кузену, которого он почти не знает. Но нынешний лорд сдает землю и дом в аренду, а арендатор родом из тех краев и помнит брата Хумилиса еще ребенком, да и слуги в доме остались старые. Мы сплетем носилки из ивовых прутьев и отнесем больного к мельничному пруду, а там его будет дожидаться лодка. Слава Богу, от лазарета до мельницы рукой подать.
– Коли так – решено, – согласился аббат. – И думаю, нам лучше поторопиться. Ты, надо полагать, знаешь, где отыскать этого Мадога, вот и займись этим. На сегодня я освобождаю тебя от всех других обязанностей. А если ты с ним столкуешься, то не худо было бы им уже завтра пуститься в путь.
Кадфаэль поблагодарил аббата и удалился, довольный результатами беседы. В прежние времена он, случалось, покидал обитель и без спросу, правда, тому всегда находились веские оправдания. Ныне разрешение было получено, и монах с удовольствием предвкушал возможность прогуляться в город. Обед за семейным столом с Элин и Хью вместо однообразной строгости монастырской трапезной – это уже само по себе праздник. А разве не славно побродить вдоль реки, поискать Мадога, поболтать о том о сем с рыбаками, да и с самим Ловцом Утопленников? Однако прежде чем уйти из обители, Кадфаэль заглянул к брату Хумилису, чтобы сказать ему, что дело улажено. У постели больного, как обычно, сидел Фиделис, заботливый, внимательный и старавшийся не бросаться в глаза.
– Аббат Радульфус дал тебе разрешение, – заявил Кадфаэль с порога. – А мне он велел сегодня же отправляться в город и поискать Мадога. Так что ежели я договорюсь с лодочником, ты уже завтра сможешь двинуться в путь.
Позади дома Хью Берингара, что возле церкви Святой Марии, имелся небольшой тенистый фруктовый сад, посередине которого был разбит цветник и стояли скамьи, обвитые плющом. На одной из них, вдыхая аромат цветов, сидела Элин Берингар, а поблизости в траве играл ее сынишка Жиль. Малышу еще только к Рождеству должно было исполнится два года, но для своего возраста он был высоким и плотным, твердо стоял на крепеньких ножках и, видно, был похож, на кого-то из отдаленных предков, а не на смуглого худощавого отца и не на стройную белокурую мать. Кожа у мальчика была гораздо светлее, чем у Хью, но темнее, чем у Элин. Головку малыша украшали золотистые кудряшки. В этом кареглазом несмышленыше уже чувствовалась незаурядная сила воли, чем, впрочем, он походил на обоих родителей. Все лето стояла жара, и малыш играл нагишом, отчего с головы до пят почернел, как лесной орех.
Жиль был счастливым обладателем хитроумной игрушки – двух вырезанных из дерева ярко раскрашенных рыцарей с укрепленными на шарнирах конечностями. Стоило подергать за нити, как рыцари начинали приплясывать и рубить друг друга мечами с чрезвычайно кровожадным видом. Констанс, служанке Элин, всецело посвятившей себя заботам о маленьком тиране, пришлось оставить его, чтобы распорядиться о приготовлении обеда, и мальчонка тут же шумно потребовал, чтобы крестный поиграл с ним вместо нее.
Кряхтя и шутливо сетуя на свои старые ноги, Кадфаэль присел на корточки и, взявшись за нити, повел в бой одного из рыцарей. В такого рода искусстве монах поднаторел с тех пор, как у него появился крестник. Он знал – нужно вести себя осторожно. Не приведи Господи, малыш догадается, что крестный ему поддается, – крику не оберешься. Гордый наследник Берингаров считал себя истинным рыцарем и страшно обижался, если кто-то сомневался в том, что он способен одолеть любого в честном бою. Однако, с другой стороны, поражение тоже отнюдь не приводило его в восторг. Так что монаху приходилось проявлять настоящую виртуозность, чтобы крестник не догадался, что ему подыгрывают, и мог гордиться честно одержанной победой.
– Если хочешь поговорить с Хью, придется немного подождать, – промолвила Элин, с улыбкой глядя на сынишку, увлеченно дергавшего за нити, – он вернется домой к обеду. У нас сегодня оленина – Хью решил, что за лето оленей развелось столько, что можно и охоту устроить.
– Ручаюсь, – с усмешкой отозвался Кадфаэль, – что и иные вполне добропорядочные горожане пришли к такому же выводу.
Разговаривая, он не забывал энергично манипулировать нитями, так что меч деревянного рыцаря молотил воздух, как ветряная мельница.
– Что ж тут такого, – улыбнувшись в ответ, сказала Элин, – если простой человек и побалуется олениной, какая в том беда? Хью знает, когда и на что можно закрыть глаза. Пусть и бедняки запасутся хорошим мясом – королю в его нынешнем положении все равно не до оленей. Хотя долго это, наверное, не продлится. – Говоря это, Элин склонилась над своим шитьем, время от времени бросая ласковый взгляд на сидящего на траве голенького малыша, в упоении дергавшего деревянного рыцаря за нити крепкими загорелыми ручками. – Роберта Глостерского все его друзья уговаривают согласиться на обмен, да он и сам понимает, что императрица Матильда без него как без рук. Ему придется уступить.
Кадфаэль наконец устал и отпустил нити. Деревянные рыцари упали в объятия друг друга, а Жиль возмущенно заверещал и задергал нити с удвоенной силой. Пока малыш возился с игрушкой, монах обратился к матери.
– Послушай, Элин, – сказал он серьезно, всматриваясь в нежное лицо молодой женщины, – может статься, что у меня возникнет срочная нужда в твоей помощи. Могу я рассчитывать на то, что если я вдруг заявлюсь к тебе или пришлю весточку и попрошу прийти и принести то, что мне потребуется, ты выполнишь мою просьбу?
– Можешь не сомневаться, – с улыбкой ответила Элин, – когда бы и куда бы ты меня ни позвал, я приду без промедления и принесу все, что ты попросишь. А что ты опять задумал? Или это тайна?
– Пока тайна, – грустно отозвался Кадфаэль. – Не сердись, девочка, я ничего не могу тебе рассказать, потому что и сам покуда блуждаю в потемках, не видя выхода, и даже не уверен, что мне вообще удастся его найти. Но все же может так случиться, что очень скоро мне придется прибегнуть к твоей помощи.
Проказник Жиль, которого вовсе не занимал непонятный разговор старших, тем временем подхватил своих рыцарей и направился к дому, откуда уже доносился дразнящий аромат оленины.
Вскоре из замка прискакал проголодавшийся Хью. Элин подала на стол оленину, и шериф во время обеда с вдумчивым интересом выслушал рассказ монаха обо всем, что происходило в аббатстве.
- Предыдущая
- 37/54
- Следующая
