Послушник дьявола - Питерс Эллис - Страница 39
- Предыдущая
- 39/50
- Следующая
— Передай от меня привет Найджелу и Розвите. Скажи, что я постоянно молюсь об их счастье. Мне бы хотелось быть там и увидеть, как их обвенчают, — ровным голосом проговорил Мэриет, — но теперь я не могу на это надеяться.
Леорик, уже стоя, посмотрел на сына и с трудом проговорил:
— О тебе заботятся здесь? И о душе, и о теле?
По измученному лицу Мэриета расплылась бледная, но теплая и ласковая улыбка.
— Как никогда в жизни. Я здесь среди друзей, равный среди равных. Брат Кадфаэль знает.
К удивлению Кадфаэля, их прощание прошло иначе, не совсем так, как в прошлый раз. Леорик повернулся уходить, потом обернулся, мгновение помедлил, борясь со своей несгибаемой гордыней, как-то неловко шагнул вперед и запечатлел на поспешно подставленной щеке Мэриета поцелуй, смахивающий на удар. Кровь прилила к «ушибленной» скуле юноши, а Леорик выпрямился, повернулся и вышел из сарая.
Молча и как будто ничего не ощущая, он двинулся через двор к калитке, а глаза его, казалось, были обращены внутрь и ничего не видели вокруг, так что он боком ударился о столб ворот и даже не заметил этого.
— Подожди! — окликнул его Кадфаэль. — Зайдем в церковь, поговорим по душам. У нас еще есть время.
В маленькой однонефной приютской церкви было сумрачно, холодно и очень тихо. Леорик, непрестанно потирая руки с набрякшими венами, повернулся к своему спутнику и в гневе обрушился на него:
— Разве это порядочно, брат? Ты обманом привел меня сюда! Ты сказал, что мой сын смертельно болен.
— Так оно и есть, — ответил Кадфаэль. — Ты же сам слышал, как он сказал, что чувствует близость смерти. Как, впрочем, и ты, и мы все. Эта болезнь заключена в нас с момента рождения и до конца жизни. Значение имеет только то, как мы проходим свой путь. Ты слышал, что сказал твой сын. Он признался в убийстве Питера Клеменса. Почему же тебе не сообщили об этом, чтобы Мэриету не пришлось говорить самому? Потому что кроме брата Марка, Хью Берингара и меня о признании Мэриета никто больше не знает. Мэриет считает, что его стерегут здесь как преступника, что сарай — это тюрьма. Но я заявляю тебе, Аспли, что это не так. Мы трое, слышавшие признание твоего сына, абсолютно уверены, что он лжет. Ты его отец, ты четвертый, кто знает об этом, и только ты поверил в его вину.
Леорик яростно и горестно покачал головой:
— Хотел бы я, чтобы это было так, но я лучше знаю. Почему ты говоришь, что он лжет? Какие у тебя доказательства против неоспоримых фактов, которые есть у меня?
— В обмен на твои несомненные факты я дам тебе одно-единственное доказательство моей правоты, — сказал Кадфаэль. — Как только Мэриет услышал, что в убийстве обвинили другого человека, он сделал признание перед представителем закона, и это признание может стоить ему жизни. Но он решительно отказывался и отказывается до сих пор повторить это признание священнику и испросить наказания и отпущения греха, который он не совершал. Вот почему я уверен в его невиновности. А теперь скажи, если найдешь, что сказать, — какие у тебя есть веские причины считать его виновным?
Надменная седая голова Леорика продолжала печально двигаться из стороны в сторону. Он отрицал сказанное Кадфаэлем.
— Видит Бог, как бы я хотел, чтобы ты был прав, а я ошибался, но я видел и слышал. Я никогда не забуду этого. И если теперь я должен рассказать обо всем, поскольку речь зашла о жизни невиновного человека, а Мэриет, к его чести, очистил свою душу, почему бы мне не рассказать тебе первому?
— Мой гость благополучно уехал, день был такой же, как все другие. Я отправился поохотиться с соколом и собаками, со мной были капеллан, егерь и конюх, все трое честные люди, и они могут подтвердить мои слова. В трех милях к северу от нас есть глухая чаща, она тянется широким поясом. Голос Мэриета издалека услышали собаки. Потом мы подъехали ближе и увидели его самого. Мэриет звал Барбари, свистел, подзывая лошадь, на которой ехал Клеменс. Наверное, собаки сначала услышали свист и, не залаяв, бросились искать Мэриета. Когда мы подъехали, он уже привязал лошадь к дереву, — ты ведь слышал, он хорошо управляется с лошадьми. Пробравшись через чащу, мы увидели, что Мэриет обхватил мертвеца руками под мышки и тащит в лес, чтобы спрятать там, подальше от тропы. В груди Питера торчала стрела, а за спиной у Мэриета были лук и колчан. Тебе этого мало? А на мой оклик — что он сделал? Он не стал отрицать своей вины. Я приказал ему возвращаться с нами и дома посадил под замок, пока обдумывал, как мне поступить, как избежать ужасного позора; и он ни разу не запротестовал, он покорно исполнял все мои требования. Когда я сказал, что при известном условии сохраню ему жизнь и скрою его смертный грех, он выбрал жизнь и монастырь. Думаю, он сделал это только ради нашего честного имени и ради спасения собственной жизни. Таков был его выбор.
— Да, он выбрал, он не просто согласился, — произнес Кадфаэль, — он сказал Айсуде то, что позже повторил и нам, — он пришел в монастырь по собственной воле и собственному желанию. Он никогда не говорил, что его заставили. Но продолжай.
— Я сделал все так, как обещал ему: отвел коня подальше на север, в направлении, куда должен был ехать Клеменс, там отпустил его бродить по болотам; если бы его поймали, люди решили бы, что всадник погиб, утонул. А тело со всем, что на нем было, мы тайно отнесли на то место, где была яма старого угольщика. Капеллан прочел молитвы и совершил полагающиеся обряды, а потом мы положили его в приготовленную кучу дров и подожгли ее. Теперь мне отвечать за это. Я ни о чем не сожалею и готов к расплате.
— О расплате позаботился твой сын, он все взял на себя — не только смерть Клеменса, но и то, что ты сделал, чтобы скрыть ее. Но он не хочет покаяться духовнику. Ведь сокрытие правды — тоже смертный грех, — сурово проговорил Кадфаэль.
— Но почему? — исступленно вскричал Леорик. — Почему он на все согласился и все принял, если у него было объяснение? Почему?
— Потому что это объяснение было бы жестоким ударом для тебя, ты бы его не перенес. И невыносимым для него самого. Из любви, конечно же, — ответил Кадфаэль. — Сомневаюсь, что он видел много тепла по отношению к себе за свою жизнь, но те, кому любви недостает, чаще всего сами щедро дарят ее.
— Я любил его, — запротестовал Леорик, одновременно сердясь и терзаясь, — хотя он всегда причинял неприятности, всегда шел наперекор.
— Идти наперекор — способ привлечь внимание, — проговорил Кадфаэль задумчиво, — если послушание и добродетель остаются незамеченными. Но оставим это. Ты хотел доказательств. Место, где вы наткнулись на Мэриета, находится не более чем в трех милях от твоего манора — минут сорок верхом, да? А вы приехали туда далеко за полдень. Сколько часов пролежал там мертвый Клеменс? И вдруг там оказывается Мэриет и пытается спрятать тело и свистит, подзывая лошадь, которая без всадника бродит где-то поблизости. Даже если он убежал и метался по лесу в ужасе от содеянного, разве он не подумал бы о лошади, прежде чем бежать? Либо хлестнул бы ее, чтобы умчалась, либо поймал и уехал на ней куда-нибудь подальше. Что же он делал все эти часы после того, как Клеменс умер, и до того, как стал привязывать коня и прятать тело? Ты никогда не думал об этом?
— Думал, — медленно произнес Леорик, уставившись широко открытыми глазами на Кадфаэля, — я думал, что он, как ты сказал, убежал в ужасе от того, что натворил, и вернулся уже днем, чтобы все убрать с глаз подальше.
— Так он говорит теперь, но ему стоило большого труда выудить из своего ума и души такое объяснение.
— Тогда что же вынудило его согласиться на такую страшную ложь? — прошептал Леорик, содрогаясь от мелькнувшей надежды и от ужаса — боясь поверить догадке. — Как мог он нанести такой удар и мне, и самому себе?
— Быть может, из боязни нанести еще более сильный удар? И из любви к кому-то, кого он имел основания подозревать, как ты заподозрил его самого. У Мэриета огромный запас нерастраченной любви, — сказал брат Кадфаэль, — а ты не позволял ему отдать большую ее часть тебе. Он и отдал ее кому-то другому, который ее не отверг, хотя скорее всего и не оценил должным образом. Мне нужно напоминать тебе, что у тебя два сына?
- Предыдущая
- 39/50
- Следующая
