Послушник дьявола - Питерс Эллис - Страница 37
- Предыдущая
- 37/50
- Следующая
Джейнин излучал, как всегда, искреннюю веселость, широко улыбаясь всему, что видел вокруг. Окинув приветливым взглядом собравшихся во дворе монахов, он узнал брата Кадфаэля; лицо молодого человека осветилось еще большей радостью, и он поздоровался с монахом подчеркнутым наклоном своей красивой головы.
— Он знает тебя, — сказал брат Павел, уловив этот жест.
— Брат невесты — ее близнец. Мы повстречались, когда я ездил к отцу Мэриета. Их семьи соседствуют.
— Какая жалость, что брат Мэриет нездоров и не может прийти сюда, — с сочувствием проговорил брат Павел. — Я уверен, он хотел бы присутствовать на свадьбе брата и пожелать молодым счастья. Он еще не встал на ноги?
Тем, кто принял столь большое участие в судьбе Мэриета, было лишь известно, что он упал, у него вывихнута нога, что его уложили в постель и он очень слаб.
— Парень ковыляет с палкой, — ответил Кадфаэль. — Мне бы не хотелось, чтобы в таком состоянии он пускался в путь. Через день-два поглядим, можно ли будет позволить ему попробовать свои силы.
Когда Айсуда решила спешиться, Джейнин соскочил с седла и придержал ей стремя. Девушка доверчиво оперлась на его плечо и спрыгнула, легкая, как перышко; они оба засмеялись и, повернувшись, пошли к группке прибывших ранее. Следующими ехали Аспли. Леорик, такой, каким его видел и запомнил Кадфаэль, прямой как стрела, с непроницаемым лицом, величественно держался в седле. Суровый, нетерпимый, но благородный человек, честно исполняющий свой долг и требующий безусловного повиновения. Полубог для своих слуг, которому они слепо доверяли, бог для своих сыновей. Кем он был для покойной жены, трудно было себе представить, впрочем, как и то, какие чувства она испытывала к младшему сыну. Блестящий первенец, ехавший рядом с отцом, спрыгнул с коня легко, как птица, — высокий, сильный, красивый. Каждое движение Найджела делало честь его предкам и его имени. Монастырская молодежь, глядя на него, тихонько повторяла про себя слова восхищения. И это было заслуженно.
— Трудно быть вторым при таком брате, — произнес брат Павел, всегда чутко реагировавший на тайные муки молодых.
— И правда трудно, — отозвался задумчиво Кадфаэль.
Дальше следовали родственники и соседи, мелкие лорды с женами, — самоуверенный народ, способный постоять за себя; они правили в своих, пусть ограниченных, мирках, чувствуя себя абсолютными хозяевами. Все спешивались, конюхи уводили лошадей на конюшню, и двор постепенно пустел; вспыхнувшее было возбуждение и многоцветье погасло, снова воцарился привычный, неукоснимо соблюдаемый порядок. Близился час вечерни.
Брат Кадфаэль после ужина пошел в свой сарайчик взять кое-какие сухие травы, необходимые брату Петру, повару аббата, для приготовления обеда, который должен был состояться на следующий день и на котором вместе с каноником Элюаром должны были присутствовать Аспли и Линде. Мороз к ночи усилился, воздух был пронзительно свеж, на небе высыпали звезды, и даже самый легкий звук звоном колокола отзывался в холодной темноте. Кадфаэль почуял позади себя шаги по заиндевевшей тропинке между плетнями; они были почти невесомыми, но он их различил: кто-то маленький, легкий на ногу шел, сохраняя расстояние между собой и Кадфаэлем, одновременно ловя раздававшиеся впереди шаги и настороженно прислушиваясь, не идет ли кто сзади. Когда Кадфаэль отпер дверь сарайчика и вошел внутрь, его преследователь остановился, давая хозяину время высечь искру из кресала и зажечь маленький светильник. Потом в дверном проеме показалась девушка в темном плаще; ее волосы были распущены по плечам, как и тогда, когда он увидел ее в первый раз, щеки разрумянились от мороза, а глаза при свете лампы сияли, как звезды.
— Входи, Айсуда, — пригласил Кадфаэль, перебирая пучки трав, висящие под потолком. — Я все время думал, как бы поговорить с тобой. Мне бы следовало знать, что ты сама об этом позаботишься.
— Только я ненадолго, — проговорила она, входя и закрывая за собой дверь. — Все думают, что сейчас я в церкви и молюсь за душу моего отца.
— Тогда почему ты этого не делаешь? — спросил Кадфаэль, улыбаясь. — Ладно, садись, успокойся и, если хочешь спросить меня о чем-нибудь, спрашивай.
— Я поставила свечу в церкви, чтобы видели, что я туда заходила, — сказала Айсуда, усаживаясь на скамью у стены. — Мой отец был прекрасным человеком, Бог позаботится о его душе и без моих просьб. А я хочу знать, что на самом деле случилось с Мэриетом.
— Тебе, наверное, сказали: он неудачно упал и пока не может ходить.
— Брат Павел сообщил нам об этом. И еще он добавил, что скоро все пройдет. Это правда? Он обязательно поправится?
— Конечно поправится. При падении он разбил голову, но рана уже затянулась, и вывихнутой ноге тоже нужно лишь немного побыть в покое, и она опять будет держать его, как раньше. Он в хороших руках, брат Марк заботится о нем, а брат Марк — его верный друг. Скажи мне, как отец Мэриета принял известие о болезни сына?
— Лицо дяди Леорика оставалось суровым, — ответила Айсуда, — хотя он и сказал, что огорчен, но сказал так холодно, — кто поверит ему? И все же он опечален.
— Он не просил разрешения навестить Мэриета?
Девушка состроила презрительную гримасу, выражавшую ее отношение к мужскому упрямству.
— О нет! Он перепоручил его Богу и считает, пусть, мол, Бог беспокоится о нем. А сам и близко не подойдет. Но я пришла спросить, не возьмешь ли ты меня с собой, я хочу повидать Мэриета.
Кадфаэль долго в задумчивости смотрел на Айсуду, потом сел рядом с ней и рассказал все, что случилось, — что ему было известно и о чем он догадывался. Девушка была умной, смелой и решительной, она знала, чего хочет, и готова была сражаться за это. Она прикусила губу, услышав, что Мэриет признался в убийстве, и загорелась гордостью и признательностью, когда Кадфаэль подчеркнул, что она — единственный человек, за исключением его самого, брата Марка и Хью как представителя закона, знающий об этом, а также, добавил Кадфаэль к ее утешению, и о том, что его признанию не поверили.
— Конечно, это сущая чепуха! — воскликнула Айсуда. — Слава богу, ты видишь его насквозь. А его дурак-отец поверил? Да ведь он никогда не понимал Мэриета, с самого его рождения, никогда не ценил, не пытался поговорить с ним. И все-таки его отец — человек порядочный, я ручаюсь, он никогда никому сознательно зла не причинит. У него должны быть веские причины полагать, что преступление совершил Мэриет, а у Мэриета не менее веские причины не разубеждать его, даже если он обиделся на отца за то, что тот с готовностью поверил в ужасный поступок сына, своей плоти и крови. Брат Кадфаэль, говорю тебе, я никогда раньше не видела столь ясно, как похожи они — оба гордые, упрямые, одинокие; они несут ношу, выпавшую на их долю, не прибегая к помощи родных, знакомых, вассалов и всех прочих. Я готова стукнуть их по их дурацким макушкам. Но к чему это приведет? Ведь правдивый ответ они дадут разве что на исповеди.
— И все-таки ответ нужно получить, — сказал Кадфаэль. — А если уж ты собираешься бить их по макушкам, обещаю, что ни на той, ни на другой не будет выбрита тонзура. Завтра мы отправимся вместе в приют, чтобы ты могла попрактиковаться на одном из них, но только после обеда — до обеда я собираюсь уговорить твоего дядю Леорика навестить сына, хочет он того или нет. Скажи, тебе известны планы на завтра? Ведь до свадьбы остается всего один свободный день.
— Завтра все собираются присутствовать на мессе, — в Айсуде вспыхнула надежда, — а потом мы, женщины, будем заниматься свадебными нарядами и украшениями — стежок тут, стежок там. Найджела это не касается. Он свободен, пока мы не пойдем на обед к господину аббату. Кажется, они с Джейнином намеревались пойти в город, сделать последние мелкие покупки. Дядя Леорик после мессы будет, наверное, один. Ты можешь поймать его.
— Постараюсь, — заверил Айсуду Кадфаэль. — А после обеда у аббата, если тебе удастся ускользнуть, я отведу тебя к Мэриету.
- Предыдущая
- 37/50
- Следующая
