Выбери любимый жанр

Исповедь монаха - Питерс Эллис - Страница 29


Изменить размер шрифта:

29

А тут еще — мало им было хлопот! — из своих покоев наверху спустился Жан де Перронет, в том же костюме, какой был на нем во время ужина. Значит, хоть он из вежливости и удалился, но спать так и не лег. И брат Хэлвин тоже встал со своей постели и теперь сидел тут, встревоженный и молчаливый. Все, кого эта ночь застала под крышей Вайверса, потихоньку, почти украдкой, стекались в холл.

Все, да не все. Кадфаэль еще раз обвел взглядом собравшихся и убедился, что одного действующего лица не хватает. В отличие от других, кого внутренний голос толкал примкнуть к остальным, Элисенда предпочла уединиться.

Перронет, судя по выражению его лица, многое передумал за то время что прошло с момента, когда подчинившись воле хозяина, он остался в доме вместо того, чтобы принять участие в поисках. Когда он вошел в холл, лицо его было сурово и замкнуто и догадаться о том, что творилось у него в душе и в мыслях, не смог бы никто. Он неспеша оглядел молчаливый, скорбный круг присутствующих и наконец остановил взгляд на Сенреде, который стоял понурив голову возле самого очага и глядел невидящим взглядом на языки пламени. От его сапог поднимался пар.

— Если я правильно понимаю, — осторожно начал Перронет, — дело приняло дурной оборот. Вы нашли пропавшую служанку?

— Да, мы нашли ее, — ответил Сенред.

— С ней что-то случилось? Неужто худшее? Скажите, она мертва?

— Да, мертва, но не мороз тому виной. Ее зарезали, — сказал Сенред уже без всяких околичностей, — и оставили лежать там же, на обочине. И все шито-крыто, нигде ни души, хотя преступление совершено недавно, уже после того, как пошел снег.

— Она без малого восемнадцать лет у нас прожила, — сказала Эмма, сцепив руки под грудью и горестно сжимая и разжимая пальцы. — Бедная она, горемычная, такой конец встретить!.. Это ж надо — погибнуть от руки какого-то паршивого бродяги, лежать-околевать на дороге! Врагу не пожелаешь такой смерти!

— Мне очень жаль, — сказал Перронет, — что вас постигло такое горе и что случилось это именно сейчас. Но скажите, не может ли быть, что обстоятельства, приведшие меня в ваш дом, и жестокая смерть этой женщины как-то между собой связаны?

— Нет! — воскликнули в один голос муж и жена даже не потому, что пытались обманом ввести своего гостя в заблуждение, а потому что сами всеми силами отталкивали от себя страшную догадку, запрещали себе об этом думать.

— Нет, — снова повторил Сенред, уже спокойнее. — Молю бога, чтобы это было не так, и уверен, что это не так. Это жестокая, нелепая случайность, но не более того.

— Да, по воле случая порой совершаются большие несчастья, — вежливо, но довольно-таки сдержанно согласился Перронет. — И это может омрачить любой праздник, даже свадьбу. Не угодно ли вам отложить наше бракосочетание хотя бы на день?

— Нет-нет, к чему? Это наша печаль, ты тут вовсе ни при чем. Другое дело, что произошло убийство, и я обязан уведомить об этом шерифа и выслать людей на поиски злодея. Насколько я знаю, родственников у нее нет, так что хоронить ее придется нам самим. Мы выполним все, что требуется. И на тебе это никак не должно отразиться.

— Боюсь, что уже отразилось, — промолвил Перронет, — не на мне, так на Элисенде. Если не ошибаюсь, эта женщина ее няня, и она была дорога ее сердцу.

— Верно. И это еще одна причина, почему лучше поскорее увезти ее отсюда — в другой дом, в другую жизнь. — Тут он поглядел вокруг, ища глазами Элисенду, впервые как вернулся после поисков, и крайне удивился, не обнаружив ее среди женщин, но одновременно с облегчением вздохнул: дело и без того запутанное, а ее присутствие осложнило бы все еще больше. Если ей удалось заставить себя уснуть, тем лучше, пусть себе спит. Дурные новости подождут до утра. Из комнаты, где приводили в порядок тело Эдгиты, гуськом потянулись служанки. Они сделали все, что могли, и теперь, разбившись на кучки, бестолково перетаптывались в холле, испуганные и пришибленные. Сенред недовольно повел плечами, словно желая физически освободиться от их тягостного присутствия. — Эмма, вели женщинам разойтись и ложиться спать. Они свое дело сделали и нечего им тут толкаться. Да и вам, друзья мои, пора преклонить головы. Все, что можно было сделать, уже сделано. Теперь надо набраться терпения и послушать, какие новости привезет из Элфорда Эдред. Однако я не вижу нужды в том, что бы все лишали себя сна. — И повернувшись к Перронету, он добавил: — Я послал Эдреда и с ним еще двоих к моему сюзерену известить его о случившемся. В наших краях так заведено, что о всяком убийстве следует доносить ему лично. И он не меньше меня самого будет этим обеспокоен и примет необходимые меры. А мы, Жан, с твоего позволения, перейдем в солар. Здесь, в холле, люди пусть устраиваются на ночь.

Глядя на мрачное, озабоченное лицо Сенреда, Кадфаэль подумал, что у него бы гора с плеч свалилась, если бы Перронет еще раз галантно устранился и предпочел бы не вмешиваться в жизнь чужого дома, но, увы, теперь рассчитывать на это не приходилось. И как бы он ни ходил кругами вокруг да около, лишь бы скрыть истинную причину, по которой его управляющий был направлен в Элфорд, неразрывная связь этого места с разыгравшейся трагедией становилась слишком очевидной и рано или поздно должна была окончательно открыться. А Сенред был не тот человек, чтобы без зазрения совести врать и изворачиваться — он этого не любил, да, по правде сказать, и не умел.

Женщины привыкли повиноваться, и по команде сразу же разошлись, испуганно перешептываясь на ходу. Мужчины затушили все факелы, кроме двух у входной двери, иначе вошедшим с улицы было бы не видно, куда ступать, и позаботились о том, чтобы огонь в очаге потихоньку горел до утра. Перронет вслед за хозяином дома направился в солар. На пороге Сенред обернулся и подал Кадфаэлю знак присоединиться к ним.

— Ты наш свидетель, святой брат. Ты сможешь подтвердить, где и как мы ее нашли. Да ведь ты же сам и приметил, что на нее напали, уже когда снег пошел. Может, подождешь с нами моего управляющего, послушаем, какие новости он нам доставит?

При этом ни словом, ни намеком хозяин не дал понять брату Хэлвину, что приглашение в равной степени относится и к нему тоже, а во взгляде Кадфаэля Хэлвин прочел скорее предостережение воздержаться от подобного шага, нежели настоятельную рекомендацию его совершить. Но Хэлвин совету не внял и предпочел сделать по-своему. События развивались таким образом, что неизбежно давали обильную пищу для размышлений, особенно если иметь в виду возложенную на него обязанность в самом скором времени благословить перед богом брачный союз — тогда как одно только намерение заключить этот союз уже привело к гибели человека. Он испытывал настоятельную потребность самому разобраться, чем в действительности были вызваны все эти ночные походы и, если потребуется, сложить с себя всякие обязательства. Решительно сжав губы, он заковылял вслед за удалявшейся троицей — сначала медленно, с трудом переставляя костыли по тростниковым циновкам, устилавшим каменный пол холла, а потом гулко постукивая ими по дощатому настилу солара. Там он устроился на скамье в самом темном углу, как бы давая понять, что не претендует на внимание, но желает услышать все из первых уст. Сенред же понуро сел к столу и, раздвинув в сторону локти, обхватил голову своими большими, крепкими руками.

— Ваши люди пошли пешком? — спросил Перронет.

— Да.

— Тогда нам придется ждать изрядно, пока они снова сюда доберутся. А по другим дорогам вы никого не отрядили?

— Нет, — не захотел кривить душой Сенред, но и никаких объяснений или доводов приводить не стал. Еще каких-нибудь четверть часа назад, подумал внимательно наблюдавший за всем Кадфаэль, он бы уклонился от прямого ответа или просто бы оставил вопрос без внимания. По-видимому, он решил, что тайну все равно сохранить не удастся и махнул на это рукой. Убийство заставляет выволакивать на свет многие больные темы, тогда как само при этом сплошь и рядом навсегда остается скрытым в кромешной мгле.

29
Перейти на страницу:
Мир литературы