Неугомонная мумия - Питерс Элизабет - Страница 23

• Предыдущая
• 23/70
• Следующая

Абдулла поднялся на холм вместе со мной. На его лице было написано отстраненное и задумчивое выражение – он явно ожидал разноса.

Неподалеку простиралась пашня. Группа пальм в полумиле свидетельствовала о наличии воды, а среди пальм можно было разглядеть крыши деревушки. Чуть ближе находился объект, который меня интересовал. Я заметила его еще по дороге – какое-то полуразрушенное строение.

– Что это, Абдулла?

– Это дом, госпожа, – изумленно сказал Абдулла, словно впервые его увидел.

– Там кто-нибудь живет?

– Не думаю.

– Кому он принадлежит?

Абдулла пожал плечами так, как умеют только арабы. Я без раздумий устремилась вниз, и он быстро сказал мне в спину:

– Это плохое место.

– Там есть стены и крыша.

– Но, госпожа...

Я остановилась и посмотрела на него.

– Абдулла, ты же знаешь, как меня раздражают твои мусульманские недомолвки. Говори. Что такое с этим местом?

– Там живут демоны, – неохотно ответил Абдулла.

– Понятно. Что ж, демоны так демоны. Эмерсон их разгонит, они его как огня боятся.

Спустившись вниз, я помахала Эмерсону, приглашая следовать за мной. Чем ближе мы подходили к полуразрушенному строению, тем больше оно мне нравилось и тем в большее недоумение меня повергало. Это не был обычный дом. Длинные стены, кое-где обрушившиеся, кое-где сохранившиеся, наводили на мысль, что когда-то здание было гораздо больше и затейливее. Судя по всем признакам, в нем давно никто не обитал. Вокруг простиралась бесплодная пустошь – ни деревца, ни травинки.

Необычный дом был построен из необожженного кирпича, чередовавшегося с каменными плитами. Некоторые каменные блоки своими размерами не уступали большим упаковочным ящикам.

– Из пирамид выкрали, – проворчал Эмерсон и нырнул в ближайший пролом.

Нет нужды говорить, что я не отставала от него ни на шаг.

За проломом находился внутренний дворик, с трех сторон которого когда-то имелись жилые помещения, а с четвертой – просто стена. Стена и помещения в южной части превратились в руины, но с двух сторон комнатки сохранились, хотя большинство из них оказалось под открытым небом. Сохранилась и крытая галерея, которую поддерживали несколько колонн.

Эмерсон щелкнул пальцами:

– Здесь был монастырь, Пибоди! Это монашеские кельи, а вот эта груда камней в дальнем углу, наверное, когда-то была церковью.

Я озиралась с неподдельным интересом:

– Как любопытно!

– Ничего любопытного. Брошенных храмов в Египте навалом. В конце концов, это же родина монашества, и религиозные общины обитали здесь еще во втором веке от Рождества Христова, моя дорогая. В ближайшей деревне живут копты.

– Ты мне никогда об этом не говорил, Эмерсон.

– А ты никогда и не спрашивала, Пибоди.

По мере осмотра я начала испытывать странное беспокойство, хотя для этого не было никаких оснований: в высоком безоблачном небе сияло ласковое солнце и, если не считать шуршания ящерицы или скорпиона, ничто не предвещало опасности. И все же в воздухе была разлита какая-то безысходность, она словно окутывала это странное место. Абдулле тоже было не по себе. Он следовал за Эмерсоном по пятам, то и дело тревожно оглядываясь по сторонам.

– Ты думаешь, это место покинули? – спросила я.

Эмерсон принялся теребить подбородок. Здешняя атмосфера повлияла, по-видимому, и на его железные нервы.

– Возможно, иссяк источник воды. Это очень старое строение, Пибоди. Ему тысяча лет, а может, и больше. За это время Нил вполне мог изменить русло, а опустевшее здание превратиться в руины. И все же наверняка разрушения – дело рук человеческих. Церковь была весьма крепкой, а от нее не осталось камня на камне.

– Должно быть, здесь произошла стычка между мусульманами и христианами.

– Или язычниками и христианами, мусульманами и христианами, христианами и христианами. Выбирай любую пару. Удивительно, как религия умудряется вызывать в людях самые свирепые чувства. Копты разрушали языческие храмы и преследовали тех, кто поклонялся старым богам, они убивали своих единоверцев за малейшие отступления от догмы. После мусульманского завоевания к коптам поначалу относились терпимо, но их собственная нетерпимость в конце концов вынудила завоевателей уподобиться их примеру.

– Все это дела давно минувших лет. В этом здании наша экспедиция прекрасно разместится. В кои-то веки у нас будет достаточно места для хранения находок.

– Здесь нет воды.

– Воду можно доставлять из деревни. – Я взяла карандаш и принялась составлять список первоочередных дел: – Так, починить крышу, восстановить стены, вставить двери и оконные рамы, убрать...

Абдулла кашлянул.

– Изгнать ифритов, – напомнил он.

– Ах да, демоны... конечно... – Я сделала пометку.

– Ифриты? – изумленно повторил Эмерсон. – Пибоди...

Я оттащила его в сторонку.

– Понятно, – ответил он, выслушав мои объяснения. – Что ж, я исполню все необходимые ритуалы, но сначала надо сходить в деревню и покончить с юридическими формальностями.

Предложение было разумным, и я с готовностью его поддержала.

– Вряд ли у нас возникнут трудности с оформлением аренды, – сказала я, когда мы бок о бок шагали к деревне. – Здание давно стоит заброшенным и едва ли представляет для местных жителей какую-то ценность.

– Будем надеяться, что местный священник не верит в демонов. Ничего не имею против того, чтобы устроить представление ради Абдуллы, но изгонять дьявола чаще, чем раз в день, не собираюсь.

Завидев нас, жители деревушки дружно высыпали из своих хижин.

Обычные требования бакшиша чередовались с другим заклинанием:

– Мы христиане, благородный господин!

– А потому я обязан дать бакшиш побольше, – усмехнулся Эмерсон.

Большинство построек теснилось вокруг колодца. Церковь, скромное куполообразное строение, была не выше соседних домишек.

– Жилище священника, – Эмерсон указал на строение с куполом. – А вот, если не ошибаюсь, и его хозяин.

В дверях стоял высокий, мускулистый человек в темно-синем тюрбане – неизменном головном уборе египетских христиан. Некогда тюрбан предписывалось носить презренному религиозному меньшинству, но теперь он стал скорее предметом гордости.

Вместо того чтобы выйти нам навстречу, священник замер в картинной позе: руки скрещены на груди, голова надменно поднята. Фигура, что и говорить, величественная. Лица было почти не разглядеть, ибо его скрывала самая примечательная борода, какую я когда-либо видела. Она начиналась на уровне ушей, смоляной чернотой заливала щеки и верхнюю губу, черным водопадом спускалась почти до пояса. Брови священника были необычайно косматы. Лишь по ним можно было судить о чувствах их обладателя, и в данный момент брови особого оптимизма не внушали: они были нахмурены.

Заметив священника, большинство сельчан потихоньку улизнули. Осталось пять-шесть человек. На них были те же синие тюрбаны, и брови их выглядели так же неприязненно, как и у святого отца.

Эмерсон невольно рассмеялся:

– Дьяконы.

Он завел приветственную речь на великолепном арабском, после чего наступило молчание. Но вот борода священника дрогнула и раздался глухой, словно из бочки, голос:

– Доброе утро.

У мусульман, с которыми мне приходилось общаться, за формальным приветствием всегда следует приглашение зайти в дом, поскольку гостеприимство предписано Кораном. Мы напрасно ждали подобной любезности от наших единоверцев, если пользоваться этим термином в широком смысле. После долгого молчания священник спросил, что нам нужно.

Его показное недружелюбие вывело из себя Абдуллу, который, хотя и является во многих отношениях замечательным человеком, все же не лишен известного предубеждения против своих соотечественников-христиан. В деревню Абдулла вошел с таким видом, будто ничего хорошего от этого визита не ждет.

– Эй вы, грязные свиноеды, как вы смеете так обращаться с великим повелителем? Вы знаете, что перед вами господин Эмерсон, Отец Проклятий? А это его главная жена, премудрая и опасная врачевательница Ситт-Хаким! Они оказали честь вашей деревне, почтив ее своим присутствием. Пошли, господин Эмерсон, нам не нужна помощь этих презренных людишек.

• Предыдущая
• 23/70
• Следующая