Не тяни леопарда за хвост - Питерс Элизабет - Страница 46
- Предыдущая
- 46/76
- Следующая
Кафф поджидал в коридоре.
— Итак, миссис Эмерсон?
— Вы еще спрашиваете? Думаете, я не заметила трещины в стене слева? Кому вы приказали подслушивать? Мистеру Джонсу?
— Вы необычайно проницательны, мэм! — Инспектор в восхищении покачал головой. — Джонс в отпуске, если помните. В Скотланд-Ярде несколько человек говорят по-арабски. С вами, конечно, не сравнить, мэм. Вы им владеете в совершенстве! Почему, позвольте узнать, вы интересовались дамой по имени Айша?
— Позвольте задать встречный вопрос. Что вам о ней известно, инспектор?
— Ничего такого, что послужило бы поводом для ареста или хотя бы вызова в участок. Умоляю вас, миссис Эмерсон, держитесь от этой особы подальше.
— Я же не на обед собралась ее приглашать, инспектор. — Реплика прозвучала достаточно, на мой взгляд, иронично, но без излишнего сарказма. — Должна, однако, напомнить, что речь идет не о мелкой сошке вроде вашего арестанта, а о персоне, имеющей влияние в местной египетской общине. Точнее, в преступной части этой общины, поскольку назвать владелицу опиумных притонов столпом общества язык не повернется. Хотелось бы узнать, почему такой профессионал, как вы, инспектор, уклоняется от своих прямых обязанностей. Эту даму нужно немедленно вызвать в Скотланд-Ярд для допроса. Кроме того...
Мы как раз добрались до первого этажа, где Кафф остановился и устремил на меня скорбный взгляд.
— Мое уважение к вам безгранично, миссис Эмерсон. Ваша сила воли приводит меня в восторг.
Но могу ли я доверить тайны полиции человеку постороннему и к тому же... даме?! Ни в коем случае. Боюсь, начальство меня не поймет. Выговоры, понижение в звании — еще куда ни шло, но должностью я рисковать не намерен. Тридцать лет в полиции — это не шутки, дорогая моя миссис Эмерсон. Мне и служить-то осталось всего ничего. Право слово, миссис Эмерсон, не в моих силах...
— С меня довольно. Я таких речей наслушалась — до конца дней хватит. Уверяю вас, мистер Кафф, вы ничего нового не изобрели. Все те же изжившие себя оправдания, которыми мужчины прикрывают высокомерие и нетерпимость к женскому полу. Нет, вас лично я не виню; вы не лучше и не хуже остальных, инспектор. Верхи Скотланд-Ярда, уверена, столь же слепы и самонадеянны.
С вытянувшимся лицом, сокрушенно прижав ладони к груди, Кафф простонал:
— Дорогая моя миссис Эмерсон, поверьте...
— Верю. Верю, что вы действуете из наилучших побуждений. Я слегка вспылила, уж простите. Когда преступник окажется в моих руках, вы узнаете об этом первым.
Инспектор был тронут до глубины души.
Как только двери Скотланд-Ярда захлопнулись за моей спиной, я взмахом зонтика остановила кеб. Экипаж тронулся, но я успела заметить до боли знакомую личность, энергично шагающую по направлению к парадному входу полицейского управления.
Эмерсон в Скотланд-Ярде? Признаться, я не слишком удивилась.
Итак... что дальше? Конечно, злосчастный Ахмет вполне мог назвать любой пришедший на ум адрес, лишь бы от меня избавиться. А вдруг не соврал?
За последние годы аристократическая элегантность старинных улочек вблизи Гайд-парка сменилась, как ни печально, примитивным показным шиком. Переменам этим Лондон по большей части обязан всяческим ротшильдам и их высокопоставленному приятелю принцу Уэльскому. Экипаж бойко катил по Парк-лейн, и вскоре я уже получила возможность полюбоваться громадным, словно раздувшимся от важности особняком из серого камня — резиденцией самого Леопольда Ротшильда, где, поговаривают, нашего принца не раз принимали и развлекали с роскошью, к которой он слишком быстро и слишком прочно привык.
Чуть дальше по улице высились башенки Олдфорд-хаус, построенного алмазным магнатом. Еще один миллионер, нажившийся на южноафриканских бриллиантах, поселился в бывшем доме герцогов Дадли, а под номером 25 по Парк-лейн развернулось строительство особняка, который, по слухам, должен был переплюнуть всех своих соседей. Будущий хозяин, некий Барни Барнато, в детстве полировал босыми пятками трущобы Уайтчепела. Да, мельчает Парк-лейн. Аристократия уступает место нуворишам... А я-то подняла Ахмета на смех! Мадам из опиумного притона и кокни-выскочка из Уайтчепела — чем не пара?
Экипаж остановился у приятного на вид дома неподалеку от пересечения Парк-лейн с Верхней Брук-стрит. На мой стук дверь открыла очень милая барышня в традиционном черном платьице английской горничной с накрахмаленным белым фартучком, но при этом оливково-смуглая и волоокая. Напрасно я сомневалась в Ахмете.
— Будьте добры сообщить своей госпоже, милая, что мне хотелось бы с ней поговорить. — Я вручила юной египтянке визитную карточку.
Громадные черные глаза горничной округлились. Похоже, настоящие леди этот дом визитами не баловали. Справившись с изумлением, служанка взяла визитку и пригласила меня «обождать в гостиной, пока она убедится, что госпожа дома».
Не будь я доподлинно уверена, что попала по нужному адресу, ей-богу, засомневалась бы, ступив через порог комнаты, куда меня провела служанка. Гостиная выглядела точной копией любой аристократической, обставленной по последнему слову моды английской гостиной. Менее терпимый человек сказал бы даже, что скрупулезная точность копии граничила с карикатурой. Стены сплошь увешаны картинами и громадными зеркалами в золоченых рамах. Ковер почти не виден из-под мебели: здесь и диванчики резного дерева, и кресла с пухлыми подушками, и пуфики всевозможных размеров, и столы, столы, столы — все как один под тяжелыми расшитыми скатертями до самого пола.
Вернувшись минут через пять — мне едва хватило времени рассмотреть обстановку, — египтянка знаком пригласила следовать за ней. Мы спустились по лестнице, прошли по длинному, в коврах, коридору. Горничная распахнула третью по счету дверь и так же молча пригласила войти.
Случалось ли вам, читатель, перемещаться во времени и пространстве? Если да, то вы удачливее меня. Со мной такое произошло впервые. Сделав один лишь шаг, я перенеслась из конца девятнадцатого века в пятнадцатый, преодолев тысячи миль, что отделяют Лондон от старого Каира.
Десятки толстенных персидских ковров были разбросаны на полу в живописном беспорядке. Стены, потолок и даже окна затянуты золотой парчой; впрочем, окон могло и не быть — снаружи не пробивался ни один солнечный лучик. В комнате царила бы кромешная тьма, если бы не изящные канделябры, свисавшие с потолка на цепочках до того тонких, что самое легкое дуновение вызывало их дрожь, рассылая по комнате мириады искр, похожих на звездочки или на крохотных светящихся насекомых, обитающих в Египте.
Поначалу мне показалось, что комната пуста, но, когда глаза привыкли к полумраку, у противоположной стены, на низкой восточной кушетке, я разглядела темную фигуру, неподвижностью не отличавшуюся от статуи. Мое замешательство длилось не долго. Восточные традиции требуют молчания от того, чей статус ниже. Я заговорила первой:
— Доброе утро. Прошу простить за вторжение. Я...
— Мне известно, кто ты такая. — Ожившая статуя плавно и грациозно повела рукой: — Садись.
Большинство моих соплеменниц, если бы им предложили не кресло и даже не пуф, а восточную подушку, вряд ли рискнули бы принять приглашение. Ну а мне так не привыкать. Опустившись на подушку, я аккуратно расправила юбку.
Хозяйка покоев, точно сошедших со страниц «Тысячи и одной ночи», неподвижно возлежала на кушетке в каких-нибудь двух футах от меня, но разглядеть ее черты я по-прежнему не могла. Лицо Айши скрывала длинная вуаль, искусно закрепленная на усыпанном драгоценностями головном обруче. За подобными вуалями, обычно из белого муслина или шелка, женщины Востока прячут лица от мужчин и крайне редко используют их в присутствии сестер по полу. Исключение, по-видимому, было сделано с умыслом, но с каким именно — убейте, не пойму. Если таким способом дама полусвета вознамерилась меня унизить, то ее намек оказался слишком тонким для моей английской натуры. Впрочем, тончайшая ткань вуали не могла скрыть чистые благородные линии лба, высоких скул, изящного носика и подбородка.
- Предыдущая
- 46/76
- Следующая
