Лев в долине - Питерс Элизабет - Страница 44

• Предыдущая
• 44/68
• Следующая

– Французский коньяк!

– И притом самый лучший, – поддакнул Эмерсон. – Откуда у вас такое сокровище, святой отец?

Священник уже осушил свой стаканчик, налил еще и невинно ответил:

– Я нашел это в доме, когда вернулся.

– Кстати, нам не терпится узнать о ваших приключениях, – спохватился Эмерсон. – Отлично помню гнев моей несравненной старшей жены, присутствующей здесь Ситт-Хаким, когда она узнала, что за священника Дронкеха выдает себя совсем другой человек! "Что ты сделал с настоящим священником, верблюжье отродье? – кричала она. – Если ты тронул хотя бы волос на голове этого славного человека, я вырву тебе сердце!

Не очень-то точное цитирование моих слов, однако я действительно интересовалась судьбой пропавшего священника. Ответ Гения Преступлений был верхом цинизма: «Он сейчас наслаждается мирскими благами, которых прежде чурался. Опасность угрожает разве что его душе».

Поблагодарив меня за участие, отец Теодор начал повествование. Очевидно, он только и ждал, чтобы мы обратились к нему с этой просьбой. Подобные истории египтяне готовы рассказывать и выслушивать без конца, поэтому рассказ был уже хорошо отрепетирован. К сожалению, существенных деталей оказалось куда меньше, чем стилистических красот, и если очистить его речь от всяческих прикрас, то суть можно изложить несколькими предложениями.

Однажды отец Теодор улегся спать, как обычно, а проснулся в незнакомом месте, недоумевая, как он туда попал. Убранство комнаты поражало роскошью (описанию шелковых занавесок, мягкого ложа, журчащего фонтана и мраморного пола было посвящено почти полчаса). Отец Теодор видел лишь слуг, наперебой потчевавших его лакомствами и неземными напитками. Плотные занавески и тяжелые решетки на окнах не позволяли отцу Теодору выглянуть наружу и понять, где он находится.

Таким же невероятным было и его возвращение: как-то утром он очнулся на своем узком ложе, с которого был похищен, так что впору было принять случившееся за долгий, сладостный сон. Однако удивленные крики паствы и повествование о невероятных событиях доказали, что все случилось наяву. Простодушный служитель Всевышнего честно признался, что готов приписать свое приключение козням злых духов. Как известно, эти коварные создания обожают устраивать праведникам пытку низменными соблазнами.

– Значит, вы не избежали соблазна? – спросил Эмерсон. – Наверное, отдали должное лакомствам и винам?

– По нашей вере это не возбраняется, – поспешно заметил отец Теодор.

– Но другие соблазны запрещены, – во всяком случае, священнослужителям. Кто вам там прислуживал, святой отец, – мужчины или женщины?

Виноватый вид бедняги был красноречивее любых слов. Эмерсон с радостью бы продолжил терзать святого отца, если бы не мое вмешательство.

– Лучше попросим отца Теодора поподробнее описать место его пленения. Возможно, он видел или слышал нечто такое, что поможет нам догадаться, где он находился.

Обращалась я к Эмерсону по-английски.

– Если эта свинья Сети обладает дьявольски острым умом, который ты ему приписываешь, то его уже нечего там искать. Хотя спросить все равно не вредно.

Отец Теодор облегченно перевел дух, когда Эмерсон оставил скользкую тему соблазнов и перешел к расспросам о тюрьме. Но наблюдательностью он, как и многие миряне, не отличался, поэтому подробности пришлось вытягивать клещами. Выглядывать из окон святой отец не мог, но кое-какие звуки до его слуха, как выяснилось, долетали. Постепенно нам стало ясно, что темница находилась не в деревне и не в чистом поле, а в центре большого города.

– Это же Каир! – осенило меня.

– Я сразу понял, – сказал Эмерсон укоризненно. – Но какая именно часть бескрайнего людского муравейника?

Ответа на столь существенный вопрос так и не последовало. Расставаясь с отцом Теодором, мы почти не располагали новыми сведениями. Священник, выпивший два изрядных стаканчика, пошатываясь, проводил нас до дверей. Он прочувственно поблагодарил напоследок и обещал помянуть в молитвах. Эмерсон отнесся к этому обещанию без всякой признательности.

Садясь на осла, я сказала:

– Отец Теодор не жалеет коньяку! Видимо, Сети так торопился, что не успел прихватить свой запас спиртного. Судя по тому, с какой скоростью коньяк уничтожается, запас должен быть солидным.

Эмерсон, собиравшийся ударить своего осла пятками, застыл с задранными ногами.

– Ага! Меня беспокоило смутное подозрение, но я не мог оформить его в слова. Молодец, Пибоди!

Мы велели ослам подождать еще и бегом вернулись к дому священника. Отец Теодор предстал перед нами с очередным стаканчиком в руке. При виде Эмерсона он благостно улыбнулся.

– Снова ты. Отец Проклятий! Заходи вместе со своей достойнейшей госпожой. Еще коньяку?

– Неудобно вас обирать, святой отец, – молвил Эмерсон с усмешкой. – Ведь у вас там не бездонная бочка?

Маленький священник погрустнел. Можно было подумать, что Эмерсон обвинил его в воровстве, если не хуже.

– Как легко смутить этого наивного беднягу! – сказал Эмерсон по-английски. – Притворяться он умеет не лучше младенца.

– Некоторые младенцы настоящие виртуозы по части притворства, – ответила я со значением.

– Пожалуй... Видимо, ваши запасы время от времени пополняются, святой отец? – спросил Эмерсон, переходя на арабский. – Как часто это происходит?

Священник застонал и хотел было заломить руки, но, вовремя вспомнив о стаканчике, сперва его осушил. Покосившись на толпу любопытных у колодца, он пробормотал:

– Это все бесы. Отец Проклятий... Только бы об этом не прознали мои прихожане! Они могут воззвать к патриарху, чтобы он вступил в борьбу с силами зла. Уверяю вас, я справлюсь с ними сам. Я непрестанно молюсь...

Эмерсон ответил, что не намерен его выдавать, и священник разоткровенничался. После его чудесного возвращения из плена дьяволы доставляли коньяк дважды. Оба раза, просыпаясь поутру, он находил у своего изголовья ящики с бутылками. Искать признаки вторжения ему не приходило в голову, ведь всем известно, что дьяволы бестелесны и не оставляют следов.

Еще раз заверив беднягу в своем расположении, мы удалились. Священник скрылся в доме, чтобы избавиться от дьявольского дара наиболее простым способом.

– Поразительно! – сказала я, когда мы выезжали из деревни. – В Гении Преступлений странным образом сочетаются жестокость и сострадание. Лично я не стала бы в знак раскаяния и сочувствия поить священника французским коньяком.

– Где твоя хваленая проницательность, Пибоди? Какое раскаяние, какое сочувствие?

– Тогда зачем ему?..

– Чтобы окончательно совратить священника, вот зачем! Мотив этих даров – причудливое и зловещее чувство юмора, а вовсе не сострадание.

– Об этом я как-то не подумала... Что ж, неудивительно: нормальному человеку и в голову не придет, что можно быть настолько порочным!

– Выходит, я ненормальный? – спросил Эмерсон, зловеще лязгнув зубами. – Мне почему-то приходит в голову и не такое. Но я согласен: одно дело – ограбление, похищение или покушение на убийство, и совсем другое – совращение пастыря невинных душ. Негодяй позволяет себе невесть что!

– То-то и оно! Так издеваться над славным отцом Теодором...

– Ты меня удивляешь, Пибоди.

– Не знаю, что ты имеешь в виду. По-твоему, есть надежда подстеречь людей, доставляющих коньяк?

– Ни малейшей! Возможно, Сети уже надоела его шутка и он думать забыл об отце Теодоре. В любом случае мы не знаем, когда доставят очередную партию. Было бы напрасной тратой времени держать дом священника под наблюдением. Ты, наверное, это хотела предложить?

– Нет. Мои выводы совпадают с твоими.

– Рад это слышать, Пибоди.

• Предыдущая
• 44/68
• Следующая