Опасное окружение - Питерс Натали - Страница 9
- Предыдущая
- 9/115
- Следующая
Я пошла на него с кулаками.
– Если уж кого называть грубияном, так это вас!
– … пытающихся взвалить вину за незначительное происшествие…
– Ничего себе незначительное!
– … на плечи жертвы.
Я онемела от такой наглости. Он встал с кресла и прошелся по комнате.
– Очень мило, – заметил маркиз, взглянув на мой портрет работы Давида, где я была изображена в образе Дианы-охотницы. Портрет был написан по заказу Наполеона к моему шестнадцатилетию. – Но не вполне точно. Чтобы передать эти искры в глазах, этот румянец и эту поразительную особенность – набухание груди, когда вы сердитесь, нужна кисть посильнее. Эта картинка слишком слащава, слишком невинна. А вы не невинны, Элиза, вы никогда не были невинной овечкой.
Я схватила со стола дяди Тео тяжелую серебряную чернильницу и швырнула ему в голову. Однако маркиз увернулся, и чернильница врезалась в одну из любимых статуэток дяди Тео, приказав фигурке долго жить. В мгновение ока этот несносный человек оказался рядом и схватил меня за руки. Я попыталась его лягнуть, но на мне были парчовые бальные туфельки, и как оружие они не годились.
– Вы – испорченный, невоспитанный ребенок, мадемуазель, – заключил Валадон. – Клянусь, если бы вы были моей, я бы бил вас до бесчувствия. Мне не слишком нравятся избалованные дети…
– Кроме тех случаев, когда вам хочется их насиловать!
Маркиз широко улыбнулся, и пальцы его больно впились в мою руку.
– Вы знаете, что потеряли невинность только потому, что чуть не выцарапали мне глаза. Вас следовало проучить, и я преподал урок, всего один.
– Лжец! – выплюнула я ему в лицо. – Вы бы все равно это сделали!
– Разве? Может, вы и правы, только правды нам никогда не узнать. Вы были так соблазнительны – как спелое яблочко, которое только и ждет, что его сорвут. Редкие девушки купаются нагими в глуши, а потом, даже не удосужившись одеться, лежат на травке и мечтают о любви. В конце концов меня можно простить: ведь я всего лишь мужчина, а не святой. – И он отпустил меня.
Дрожа от гнева, не в силах от ярости вымолвить ни слова, я растирала запястье, сердито глядя на покрасневшие места. Валадон между тем снова уселся в кресло, закинув ногу на ногу.
– Мы должны отнестись к тому, что произошло, как цивилизованные люди, а не как варвары. Наш брак будет роковой ошибкой, ведь между нами ничего не было, кроме мимолетного желания, подогретого жарким и душным полуднем.
– Но…
– Вы ведь выходите за барона фон Мейера, как я слышал? – невозмутимо продолжал маркиз. – Вот и прекрасно! Нарожайте ему с десяток чудных сыновей, и давайте забудем эти глупости. Уговорите братьев довольствоваться иной формой компенсации.
– Если я и стану их о чем-нибудь просить, – процедила я сквозь зубы, – так только о том, чтобы они проткнули вас насквозь. Вы думаете, я хочу стать вашей женой? Лучше умереть!
Дверь распахнулась, и в комнату вошли Оноре и Филипп в сопровождении престарелого прелата, с трудом передвигавшего ноги.
– Нам повезло, Элиза, – возбужденно воскликнул Оноре. – Среди гостей оказался кардинал Франческо Паоло де Куера. Мы все объяснили кардиналу, и он любезно согласился пойти нам навстречу.
– Нет! – отрезала я. – Нет, нет и еще раз нет.
Братья замерли.
– Вы что, не понимаете? Я не хочу выходить замуж за это чудовище! Никогда! Я лучше пойду за самого дьявола, чем…
– Ради Бога, Элиза, – нетерпеливо перебил Филипп. – То ты рыдаешь дни напролет, потому что приходится выходить за барона, а теперь, когда сам маркиз Пеллиссьер просит твоей руки, упираешься как ослица.
– А кто оплатит долги Оноре?
– Не думай об этом, Элиза. Мы сами найдем выход.
Ничего себе! Сначала любимые родственники собирались разбить мою жизнь, только чтобы не допустить скандала, который мог разразиться по вине Оноре, а теперь они заявляют, что его долги – пустяк, с которым можно легко управиться! Я сжала ладонями пылающие щеки.
– Ужас! Безумие!
– Не могу с вами не согласиться, мадемуазель, – нарушил тишину голос маркиза.
Престарелый кардинал нетвердым голосом осведомился:
– Мы можем начинать? Благословляю вас, дети мои.
– Да, святой отец, да, – сказал Оноре, подводя кардинала к нам с маркизом.
– Какое чудное утро, – проворковал старичок. – Да?
– Святой отец в маразме, – заявил маркиз. – Он невменяем!
Нас обвенчал в библиотеке замка безумный итальянский прелат при двух свидетелях: Оноре и Филиппа, как того и требует закон. В конце церемонии прелат извлек откуда-то из глубин своего облачения соответствующий документ.
– Да благословит Господь барона и баронессу, – сказал священник, протягивая для поцелуя руку.
Глядя на нас слезящимися глазами, он предложил нам поцеловаться в знак скрепления союза. Арманд Валадон громко захохотал:
– Он думает, что я – барон. Наш брак недействителен!
– Обряд имеет законную силу, – холодно возразил Филипп. – Можете быть уверены.
И в этот момент в комнату ворвались дядя Тео и настоящий барон.
– Элиза, где ты была? – набросился на меня дядя. – Все спрашивают…
Тео посмотрел на кардинала, потом на маркиза, потом взгляд его упал на документ на столе. Дядя все понял.
– Милосердный Боже, – выдохнул он и тяжело опустился на стул. Барон начал что-то щебетать по-немецки.
– Маркиз де Пеллиссьер – тот самый человек, которого мы искали, – заявил Оноре. – Он предпочел женитьбу на Элизе неминуемой смерти. Церемония состоялась несколько минут назад.
– Вы с ума сошли? – спросил дядя Тео, сжимая побелевшими пальцами подлокотник кресла. – Вы понимаете, что вы сделали?
– Не беспокойся, дядя, барону все будет возмещено, обещаю.
– О браке не может быть и речи, слышите вы? Я добьюсь аннулирования документа! Я запрещаю!
– Свадьба? Похороны? Церемония? – вмешался барон. – Я ничего не понимаю. Что сделала моя золотая девочка?
И тут началось. Дядя сыпал словами, пытаясь что-то внушить барону, барон безутешно рыдал, Филипп и Оноре отстаивали законность обряда, а кардинал кротко улыбался всем присутствующим. Арманд Валадон стоял у открытого окна, не принимая участия в общем сумасшествии, и безмятежно любовался фонтанами огней. В полночь планировался грандиозный фейерверк, долженствующий ознаменовать счастливое событие – объединение домов фон Мейеров и Лесконфлеров. Фейерверк пустили точно в назначенный час, но никто из присутствующих в комнате, за исключением маркиза, так и не насладился зрелищем.
Дядя Тео наконец заметил моего новоявленного супруга и потребовал от него немедленно увезти меня из замка. Филиппу пришлось с полчаса уговаривать дядю смилостивиться и разрешить мне остаться до утра, чтобы Оноре смог сопровождать нас с маркизом до его поместья под Парижем.
Я подошла к дяде и хотела обнять его, но он отстранился.
– Не надо, Элиза, мне и так хорошо. Я должен был предвидеть, что ты в конце концов поступишь по-своему. Дурак я был, ожидая от тебя и братьев послушания. Все вы, корсиканцы, дикари, и ваш Бонапарт не исключение!
Если уж дядя решился помянуть Наполеона, то, видно, он и вправду был здорово расстроен. Даже Филиппу не удалось примирить его с происшедшим. В конце концов нас с маркизом выпроводили из библиотеки.
– Я покажу вам спальню, – обратился Филипп к Валадону.
Сердце мое упало. «Боже, только не это», – подумала я.
– И вы собираетесь проследить за тем, чтобы я исполнил супружеский долг? – холодно поинтересовался маркиз.
Филипп напрягся.
– Милорд, у нас у всех выдался нелегкий вечер, так давайте вести себя как джентльмены…
– Но я могу надеяться, что меня по крайней мере не проткнут шпагой, сделав мою жену вдовой еще до того, как она вкусит семейных радостей? – Маркиз обернулся ко мне: – Пойдем, дорогая, к гостям, ведь этот бал устроен в честь твоей свадьбы, не так ли? – Он взял меня под руку и твердой рукой повел в залу, полную гостей, не имеющих ни малейшего представления о драматических событиях, разыгравшихся в библиотеке. – По всем правилам мы должны явиться на бал вместе.
- Предыдущая
- 9/115
- Следующая
