Опасное окружение - Питерс Натали - Страница 72

• Предыдущая
• 72/115
• Следующая

Над головой я услышала голос Жоржетты.

– Что ж, я вознаграждена за те муки, что я вынесла из-за тебя, – сказала она. – Я возненавидела тебя с первого взгляда, нет, с того самого момента, когда узнала, что он сделал тебя своей шлюхой. Я готова была тебя убить, но Арнольд прав. Так будет лучше, гораздо лучше. Сейчас ты рабыня, Элиза. Ты будешь жить как рабыня и как рабыня умрешь, умрешь далеко-далеко от этих мест. Я никогда не увижу тебя вновь, но запомню этот день навсегда. Прощай. Я не стану напоминать о тебе Гарту. Очень жаль, что он не мог быть здесь.

Я отвернулась, чтобы не смотреть на нее. Почему-то я подумала о том, что в детстве она, наверное, любила мучить кошек и собак. Потом издевалась над младшими. Сегодня она чувствовала себя победительницей, потому что ей удалось вдоволь помучить меня, стать свидетельницей моего позора. Я знала, что полученное сегодня наслаждение она будет лелеять в душе до самой смерти, и горько сожалела о том, что не сумела испортить ей праздник.

Повозка покачнулась, Нильс залез на козлы и взял поводья.

– Чудное дельце, – весело пробормотал он, пересыпая на ладони монеты. – Если буду в ваших краях, наведаюсь, идет?

Возница от души рассмеялся, а затем, прищелкнув языком, тронул лошадей. Повозка покатила по дороге, на шесте закачался фонарь. В ушах у меня стоял смех Жоржетты и Арнольда, отправивших меня в ад.

Повозка наскочила на кочку, и я открыла глаза. Надо мной простиралось синее небо, местами проткнутое верхушками деревьев. Все мое тело нестерпимо ныло.

Я попыталась сорвать тряпку со рта, но пальцы мои так затекли, что я не справилась с узлом. Не помню, как я провалилась в сон. Проснувшись, я перевернулась так, чтобы видеть дорогу. Передо мной была спина в темно-коричневой куртке, над ней – грязные седые волосы и широкополая шляпа, давно потерявшая форму и цвет. Я застонала, пытаясь привлечь внимание возницы. Не дождавшись ответа, я решила, что он спит. Тогда я попробовала еще раз. Он обернулся.

– Ах, ты проснулась, – сказал он через плечо. Возница остановил лошадей и разрезал тряпку, стягивающую мне рот, ножом – так крепко завязал ее Арнольд.

– Хочешь в кустики? – спросил он. Я кивнула.

– Иди. Не пытайся бежать. С этими штуковинами все равно далеко не убежишь. Когда вернешься, я дам тебе немного воды и мяса.

Железо на ногах замедляло мой шаг настолько, что я вернулась к повозке только через минут десять.

– Послушайте, Нильс, – заговорила я. – Я знаю, кто вы такой и чем занимаетесь. Сколько они вам заплатили? Я заплачу вам вдвое больше, больше, понимаете? Я не рабыня. Я – жена Жака Фоурнера, Элиза, с «Ля Рев». Мы… Мы уже встречались. Если вы привезете меня в Новый Орлеан, я дам вам вдвое больше. Это ведь выгодно вам, правда?

Нильс склонил набок уродливое лицо и сказал:

– Будь ты хоть самой королевой Аравии, но я обещал сделать свое дело и в точности выполню обещание. Человек должен поддерживать собственную репутацию. Кажется, это и есть основное условие честного бизнеса – четкое следование контракту?

– Но вы не понимаете…

– Ты вышвырнула меня из усадьбы, даже не выслушав меня, – вот что я понимаю.

Всего на мгновение глаза его загорелись ненавистью, но тут же потухли, вновь став мутно-безразличными.

– Прекрати нудеть, – сказал он, – нам еще долго ехать, а я не выспался.

– Я не поеду с вами, – возмутилась я. – Не смейте меня касаться!

Нильс сгреб меня и швырнул в телегу, напомнив с невозмутимым видом:

– В кувшине немного воды, а вот – мясо. Это все, что ты сегодня получишь, так что на твоем месте я сто раз бы подумал, прежде чем отказаться от еды.

Понемногу до меня стал доходить весь ужас моего положения. Старьевщик обходился со мной как с рабыней, и, судя по всему, он намерен был сдержать слово – отправить меня в другой конец штата, а может, и страны. Он забрался на козлы, подтянул вожжи, и мы снова пустились в путь.

У меня чесались руки разбить кувшин о его голову, запустить куском мяса ему в лицо, но я была голодна и знала, что это отвратительное мясо – единственная еда на сегодня.

Еда вернула мне силы и уверенность, и я стала строить планы спасения. Внимательно изучив кандалы, я обнаружила, что они закреплены с помощью запора, открыть который можно только ключом. Руки и ноги у меня были маленькие, и я попыталась вытащить их в отверстие, но лишь доставила себе дополнительные страдания. Я была в отчаянии. Если мне не удастся спастись сейчас, то потом будет еще труднее.

– Ну что, наигралась с этими штучками? – весело полюбопытствовал мой тюремщик. – Мужчины посильнее пытались с ними управиться, да только пока это не удавалось никому. Успокойся, моя сладкая.

Я чуть не заплакала в голос. Солнце поднялось уже высоко и палило нещадно. Мы двигались на север, но не по речной дороге, а по почти неезженой тропе, поросшей травой. Я постепенно утратила надежду. Едва ли здесь я встречу кого-нибудь из тех, кто знал меня, а незнакомец, бросив беглый взгляд на черные волосы и глаза, рваную одежду, решит, что я – действительно рабыня-полукровка, пусть и рожденная с белой кожей. Чем больше я думала о том, что меня ждет, тем мрачнее становилось на душе. Раб не имеет ни лица, ни пола, ни права на чувства и желания. Раб не имеет права на надежду. Арнольд и Жоржетта выбрали изысканно-дьявольский способ мести.

Я приказала себе встряхнуться. Эдак недолго примириться со своей участью, а это значит – погибнуть. Я – не рабыня. И никогда ею не стану – что бы они со мной ни сделали. Я вспомнила ад «Красавицы Чарлстона». Рабы в ее трюмах тоже были когда-то свободными людьми, пока белые не решили иначе. И теперь у несчастных нет никакой надежды на спасение. Нет, я не имею права так рассуждать. Когда-то меня уже испытывали на прочность, и я выжила.

Я думала о Жане Лафите. Он помог мне стать женщиной, гордой, уверенной в своей красоте, полноценным, сильным человеком. Он внушил мне убежденность в том, что я могу все, развил во мне свободный дух, дух независимости, столь редкий для женщины.

И что ждало меня впереди? Путешествие в новую жизнь с безобразным чудовищем, который относится ко мне как к вещи. Я не смогу убедить его отказаться от обещания, данного двум негодяям. Я, конечно, буду стараться победить его упрямство, но скорее всего напрасно потрачу время. Нет, если я хочу спастись, мне нужно придумать что-нибудь другое. Одними разговорами ничего не добьешься.

Повозка скрипела на колдобинах и ухабах. Лошади, похоже, знали дорогу; голова возницы упала на грудь. Он дремал. Если бы мне удалось соскочить с телеги, пока он спит, я могла бы спрятаться в кустах до темноты, а там пробраться к человеческому жилью и попросить о милосердии.

Нильс все так же дремал, лошадки брели сами по себе. Надеясь, что поскрипывание колес заглушит звяканье кандалов, я спрыгнула с телеги. Кандалы потянули меня вниз, и я упала. Но тут же вскочила и побрела как можно быстрее в заросли на обочине. Я даже не оглянулась назад.

Ни жива ни мертва, я спряталась за куст. Но уже через несколько минут я услышала шуршание травы под тяжелыми сапогами. Шаги приближались, приближались… Он остановился в двух футах от места, где я пряталась. Я видела перед собой сбитые носки сапог.

– Выходи, – ровным, голосом сказал Старьевщик. – Здесь водятся змеи. Не хочу, чтобы ты померла от укуса змеи. Это очень неприятная штука.

Нильс раздвинул ветви мозолистыми руками и взглянул на меня сверху вниз.

– Пошли, – повторил он устало, – я не хочу стоять здесь весь день.

Я выбралась из укрытия и побрела за ним к повозке.

– Я думала, вы спите, – криво усмехнувшись, сообщила я.

– Точно, уснул. Но ведь у меня есть уши. Кроме того, когда ты выпала из телеги, она раскачалась так, что, я думал, развалится. Знай, девчонка, пока я с тобой, никуда ты отсюда не денешься.

– Должно быть, они и вправду дали вам хорошие деньги, – с горечью заметила я. – С чего бы иначе так из кожи лезть. И еще получите столько же от того, кто меня купит.

• Предыдущая
• 72/115
• Следующая