Александр Суворов - Григорьев Сергей Тимофеевич - Страница 8

• Предыдущая
• 8/73
• Следующая

Авдотья Федосеевна сделала реверанс, говоря:

– Здравствуй, государь мой Василий свет Васильевич!

– Здравствуй и ты, государыня Авдотья Федосеевна!

Александр еще раз поклонился хозяину, изучающе смотревшему на него.

Наконец Головин промолвил:

– Прасковья, чего ж, не рада, что ли, гостям? Пнем стоишь!

Произошло общее движение. Гостья и хозяйка кинулись одна к другой в объятия с восклицаниями и поцелуями. А мальчик подошел к Александру и, потянув за рукав, прошептал ему на ухо:

– А у нас кот Ванька удавился!

– Нам уже сказывали.

– Вот беда!

– Да какая же беда? Эка штука – кот!

– Да ведь какой кот! Кто теперь батюшке скажет?

– А не все одно кто?

– Да ведь он того пороть велит, а то и на торфы сошлет…

– Чего вы шепчетесь, Вася? – строго спросил сына Василий Васильевич.

– Да я, сударь-батюшка, спросил, как его звать…

– Что ж, у него имя долгое – никак не выговорить?… Ну, сударыня, – обратился хозяин к гостье, – угощу же я тебя сегодня! Сурскими стерлядями!..

Все, застыв, молчали.

Жена Василия Васильевича побледнела. Александр взглянул на нее и испугался. Он подумал: вдруг это она скажет про кота и муж велит конюхам выстегать ее плетьми! Хозяйка шевельнула губами, но Александр предупредил ее.

– Стерлядей-то кот съел! – сказал он, учтиво кланяясь хозяину.

– Как так?! – вскочив с кресел, закричал Василий Васильевич. – Ванька? Подать кота сюда! А кто за котом смотрел?

Вася подбежал к своей матери и, ухватясь за ее платье, испуганно смотрел на храбреца. Авдотья Федосеевна искала глазами скамью: у нее подкосились ноги.

– Позвать Пелагею Петровну! Пелагея! Пелагея! – кричал Василий Васильевич.

Вбежала Пелагея и, видя, что барин гневается, прямо бухнулась перед ним на колени и, стуча об пол лбом, лепетала:

– Не вели казнить, батюшка! Не знаю вины своей… Прости ты меня, нижайшую рабу твою!.. Не вели казнить!..

– Перестань причитать! Это верно, что кот Ванька стерлядей съел?

– Верно, батюшка. Съел, окаянный, съел!

– Всех?

– Всех, батюшка-барин, всех.

– Поди принеси кота! Как это мог кот столько рыбы сожрать?

– Да он только испакостил: у той голову отъел, у другой хвост…

– Подай сюда кота!

Пелагея упала ничком перед барином и, целуя сапог, молча мочила его слезами…

Александр выручил и ее.

– Кот-то, сударь, сам испугался да и убежал в рощу, – сочинил Александр.

– А ты откуда узнал?

– Да я сам видел: едем, а кот в рощу бежит…

– Какой масти кот?

– Да серый кот. Ну, малость хвост бурый. Огромный кот. С зайца.

– Верно. Да ты не врешь ли, малый?

– Он у меня на глаз такой быстрый, – похвасталась сыном Авдотья Федосеевна, – все сразу видит…

– Пелагея, встань! Кота, когда вернется, отправить в ссылку в Прозорово. Кроме вареной невейки, никакого продовольствия ему не отпускать. Пускай-ка поест черной каши!

– Слушаю, государь.

– Ступай. Коли б ты сама сказала, ну а гостя – выручил он тебя – пороть не приходится. Возрастай непытаный, немученый, ненаказанный. Грехи до семи раз прощаются. Прошу дорогих гостей в трапезную нашу палату!

Хозяин поднялся с кресел и пошел впереди в столовую. За ним последовала хозяйка, пересмеиваясь с Авдотьей Федосеевной и кивая на мужа. Вася, ведя за руку Александра, прошептал:

– Какой ты смелый!

– А чего мне бояться? Ведь меня в Семеновский полк записали.

– Нынче пять кошек будут без обеда. Вот увидишь… Тоже – «солдат»! Я матушку попрошу, и меня запишут. Ты смотри за столом помалкивай, а то худо будет.

Трапезная палата находилась тоже в старом доме. В низкой сводчатой комнате, освещенной множеством восковых свечей, в поставцах и на полках сверкали затейливые бутылки, стаканы, кубки из цветного стекла, серебряные ковши и чаши, высокие фарфоровые кувшины и кружки, оправленные в серебро. По коврам на стенах были развешаны ятаганы[42] в ножнах, украшенных цветными каменьями, огромные мечи и маленькие кинжалы, допетровские стрелецкие бердыши[43] и боевые топорики, но не было ни одного мушкета[44] и ни одного пистолета: видимо, хозяин не любил огнестрельного оружия.

Посреди трапезной, у круглого стола с семью ножками, стояло семь стульев с высокими спинками. За стульями навытяжку, по-солдатски, стояли лакеи в цветных кафтанах и париках. За стулом со спинкой повыше других стал сам дворецкий, в углу под иконой дожидался поп, мелко тряся седой головой.

Александр увидел, что на каждом стуле на шелковой подушке лежит сытая старая кошка, привязанная лентой к ножке стула.

Поп низко поклонился хозяину, прочитал молитву и ушел, всё кланяясь. По знаку хозяина дворецкий и четверо лакеев отвязали пять кошек и вынесли их на подушках. Кошки, видимо, привыкли к этой церемонии и лежали на подушках спокойно. Два лакея остались за теми стульями, где, не тревожась, лениво дремали остальные две кошки. Хозяин молча указал каждому его место. По правую руку от него занял место сын, правее его – хозяйка, по левую руку – Александр, а дальше – его мать. Все это происходило в полном молчании. Ни хозяин, ни сын, ни хозяйка, ни гости не проронили ни слова. Александр всему дивился, поглядывая на унылые лица слуг и испуганного Васю. Александр ему улыбнулся. Вася в испуге закрыл глаза. Взоры хозяйки и Александра встретились, и он увидел, что в глазах ее прыгают веселые зайчики. Александр рассмеялся вслух.

– Вторая вина! Трапезуй в безмолвии. И вторая вина прощается! – с угрозой сказал хозяин.

Александр догадался, что хозяин во всем держится числа семь и, значит, ему можно безнаказанно совершить еще четыре преступления.

Дверь отворилась. Вошли семь поваров в белых колпаках и поставили на стол семь блюд, сняли с них крышки и, поклонившись, молча вышли.

Снова открылась дверь, и в трапезную, шагая в ногу, вошли четырнадцать лакеев в красных с золотом кафтанах, с напудренными волосами и длинными белыми полотенцами, завязанными галстуком на шее.

Обед начался. Лакеи накладывали каждому из трапезующих по очереди из семи блюд. Первое блюдо оказалось щами. Александр, подражая хозяину, съел полную тарелку, дивясь, что остальные только отхлебнули по ложке. А две кошки, которым тарелку подносили лакеи, только понюхали и отвернулись. Каждой кошке, как и людям, служили двое: накладывали из всех семи блюд поочередно, меняли тарелки и приборы. Ни второго, ни третьего, ни четвертого, ни пятого, ни шестого, ни седьмого блюда никто, кроме хозяина, даже не отведал, и казалось, что и обеду конец. Но лакеи проворно убрали всё, дверь раскрылась в очередной раз, и вошли опять семь поваров с мисками, поставили их на стол и, сняв крышки, с низкими поклонами удалились. Во второй перемене первым блюдом был поросенок с гречневой кашей.

– Мне только каши! – сказал Александр лакею.

– Третья вина! Яждь то, что предлагается, – ответил на дерзость Александра хозяин. – И третья вина прощается…

Дрожь охватила Александра. Головин ел неопрятно, нагромождая около своего прибора корки хлеба и кости. Много пил вина, соль брал из солонки перстами, а поросячью ножку взял прямо в руку и грыз ее, ворча что-то про себя и шумно переступая под столом ногами.

Александр припомнил из «Юности честного зерцала», как отроку надо вести себя за столом, и скороговоркой, боясь, что его одернет мать, выпалил:

– «Будь воздержан и бегай пьянства, пей и яждь, сколько тебе потребно… Ногами везде не мотай, не утирай губ рукою, но полотенцем и не пей, пока еще пищи не проглотил»!

Головин застыл с костью, поднесенной ко рту. Остолбенели лакеи.

– Ну, еще что? – поощрил Александра хозяин.

– «Не облизывай перстов и не грызи костей. Над яствой не чавкай, как свинья, и головы не чеши. Около своей тарелки не делай забора из костей, корок хлеба и прочего. Когда перестанешь ясти, возблагодари Бога, умой руки и лицо и выполоскай рот».

• Предыдущая
• 8/73
• Следующая