Александр Суворов - Григорьев Сергей Тимофеевич - Страница 38

• Предыдущая
• 38/73
• Следующая

В Крыму Суворову, из-за болезни Прозоровского, пришлось принять командование всем корпусом. Турецкий флот не появлялся у крымских берегов. Крымские татары держались спокойно. Поведение крымского хана Шагин-Гирея также пока не внушало опасений. Суворов томился бездействием. Малярия в жарком климате вернулась и снова его мучила.

Только летом 1777 года Суворов вырвался на побывку и приехал в Опошню. Варвара Ивановна встретила его холодно. Отчужденность супругов стала увеличиваться из года в год.

Александр Васильевич неоднократно пытался примириться с женой. Иногда это ему удавалось, но ненадолго. В апреле 1784 года у Суворовых родился сын, названный по желанию матери Аркадием. Вскоре после этого между супругами вновь наступил разлад. Примирить их было некому: Прасковья Тимофеевна умерла. Разрыв стал неизбежен.

Они разошлись, поделив детей: Аркадий остался у матери, Наташа – у отца. Он отдал ее на воспитание в Смольный институт, а сам отправился в деревню к тестю, где тот влачил жалкие дни в ожидании второго удара, и заставил его принять обратно приданое Варвары Ивановны. Возвратил он старику и его свадебный подарок – «прозоровскую родовую» плетку.

В 1785 году Суворову исполнилось пятьдесят пять лет.

В марте следующего года Александр Васильевич в порядке старшинства получил чин генерал-аншефа, то есть стал «полным» генералом. В «Артикуле воинском» Петра I генерал-аншеф означал чин главнокомандующего. При Екатерине II по новому воинскому уставу высшим воинским чином был генерал-фельдмаршальский. Суворов ценил каждый чин как ступеньку к полноте власти, необходимой ему для проявления деятельности полководца. Чин же генерал-фельдмаршала он мог получить только на полях битв. Но и высшее военное звание нужно было Суворову только как высшая ступень, на которой начиналось самое широкое из возможных поприщ – командование всеми вооруженными силами России.

Но сейчас войны не было. Оглядываясь на последние двенадцать лет своей мирной жизни, Суворов испытывал всё возрастающее беспокойство. Все, что он сделал за это время, представлялось ему ничтожным, а мечта детства – совершить нечто великое – не погасла, как это бывает с годами у многих людей.

В одном из писем к Потёмкину он мимоходом обронил фразу: «Будущее управляет настоящим…»

Суворовым управляло будущее: он знал, что совершит великие воинские подвиги и это его будущее неразрывно связано с будущим России.

«Жизнь моя – для Наташи, смерть моя – для Отечества», – писал он в эти дни.

Смерть? Суворов сотни раз доказал, что он не боится смерти. Для деятельной натуры смерть если и страшна, то как образ бездействия.

В 1785 году он писал Потёмкину:

Третья русско-турецкая война стояла на пороге. Турки не могли примириться с утратой Крыма и с падением своего господства на Черном море. Что война неизбежна, было ясно и той и другой стороне.

В это время Потёмкин устроил для Екатерины II «гулянье», то есть путешествие во вновь приобретенный Россией край. Он заявил о намерении показать императрице природные богатства Новороссии и все сделанное им за краткий срок управления этим краем. Такова была официальная мотивировка путешествия; но замысел Потёмкина был более широк…

По просьбе Суворова он назначил его в Екатеринославскую армию командиром Кременчугской дивизии. Суворову надлежало подготовить в кратчайший срок к смотру во время путешествия императрицы образцовую армейскую часть.

Для Александра Васильевича была ясна простая цель военного воспитателя. Она заключалась в том, чтобы создать победоносные воинские силы.

С такими мыслями Суворов явился к Потёмкину – в душе сержант, а по знакам отличия – генерал-аншеф, счастливый тем, что опять вступает на свой путь, оставленный по необходимости 12 лет назад.

Потёмкин встретил Суворова ласково. Он был в хорошем расположении духа, охваченный мыслями по поводу уже совершенных и еще только задуманных им дел. Государственный и военный деятель, он способствовал освоению Северного Причерноморья, руководил строительством Черноморского флота.

Сейчас ему предстояло на пустынном берегу Днепра заложить город Екатеринослав. По первоначальному проекту, город должен был занять площадь около двухсот квадратных верст; улицы его были намечены шириной в тридцать сажен[124].

В Ахтиаре (на юго-западном берегу Крыма) и на Ингуле Потёмкин с яростной быстротой строил флот. (В ближайшем будущем Ахтиар станет городом славы Севастополем, а в устье Ингула вырастет Николаев – крупнейшая в России корабельная верфь.)

Херсон, заложенный в Днепровском устье десятью годами раньше, уже превращался в крупный торговый порт.

По инициативе Потёмкина в черноморских степях были посажены леса, сады, виноградники.

Он ставил себе очень трудные цели, разбрасывался, многое начинал и бросал незаконченным. То, что он сделал, было лишь малой частью замыслов его безудержной, склонной к самообольщению натуры.

Потёмкин с горячностью стал объяснять Суворову положение:

– Турки готовы броситься на нас. Шведы к ним пристанут. В Европе считают, что Россия на волосок от гибели… – Он перешел на французский язык и продолжал: – Казна разорена войной и роскошью Двора, армия расстроена. Ее нечем кормить и не во что одеть. Для новых контингентов нет оружия. Не забудьте еще и Польшу. Станислав Август[125] – наш, но где гарантия того, что он не переметнется на сторону пруссаков? Или вдруг французы вскружат ему, бедному шляхтичу, голову – посулят независимость и миллион франков? Не будем прятать голову в кусты. Опасность велика. Наши слабости преувеличивают, но они есть!

– Еще бы! – согласился Суворов.

И тут Потёмкин приоткрыл завесу над второй, и более важной, стороной задуманного им для императрицы зрелища:

– Надо показать гостям императрицы, что все эти россказни – вздор. Россия сильна! Готова отстаивать себя и твердой ногой стоит на Черном море! Нам нужны союзники для предстоящей войны. Вы покажете императрице и ее гостям – посланникам, королю Станиславу и императору Иосифу[126] – рядовую армейскую дивизию: вот, на дороге у нас стояла, ниоткуда ее не пригоняли; а не то что выбрали получше да нарядили на парад. – И Потемкин многозначительно прибавил: – Еще скажу: ведь не вечно нам только с турками сражаться!

Условясь с Потёмкиным обо всем, Суворов взялся за подготовку дивизии к смотру. Времени у него оставалось немного – всего шесть месяцев…

В начале следующего, 1787 года Екатерина II отправилась в путешествие. Ее сопровождала огромная блестящая свита. В ней находились три посла: австрийский, французский и английский. До Днепра огромный поезд императрицы двигался на перекладных: на каждой станции его ожидала подстава из нескольких сотен лошадей.

В попутных селах и городах путешественников встречали и провожали толпы пестро наряженных обывателей. В помещичьих усадьбах палили из пушек. На озерах и реках плавали в лодках девушки, одетые в яркие, веющие лентами сарафаны, распевая песни. Вдоль дороги на зеленых лугах паслись тучные стада.

В Каневе к поезду Екатерины II присоединился польский король Станислав Август со своей пышной свитой, а в селении Кайданы – австрийский император Иосиф II.

По Днепру триумфальное шествие Екатерины II следовало на галерах: почти целую сотню их построили нарочно для этого случая. На каждой галере находились хор и оркестр. По ночам на попутных холмах вспыхивали огромные транспаранты с вензелем Екатерины и десятки тысяч ракет рассыпались в небе разноцветными огнями фейерверков.

• Предыдущая
• 38/73
• Следующая