Александр Суворов - Григорьев Сергей Тимофеевич - Страница 12

• Предыдущая
• 12/73
• Следующая

Писарь на ходу сказал:

– Евонный родитель премьер-майору друг и приятель…

– Вот те на! – воскликнул второй караульный. – Так ты ему, милый, не сказал, чаю, что я тебя за ухо драл?

– Сказал, – не останавливаясь, ответил Александр.

– Так! Стало быть, не тебя, а меня взгреют! – И, оборотясь к доске, караульный прибавил: – Тебе ходить.

На дворе Александр показал писарю Шермака. Некормленый конь грыз железную обивку коновязи, рыхля землю копытом.

– Велите, сударь, напоить коня. Я его прямо с ходу взял…

– Ладно. Что ты ездишь на неоседланном коне? Без седла и коню и всаднику тяжелей. Идем!

Полковая школа, куда писарь привел Суворова, помещалась в новой просторной двухэтажной избе.

Писарь ввел Александра прямо в солдатский класс, где шел урок арифметики. Он увидел перед собой несколько некрашеных длинных столов; за столами на скамьях сидели ученики.

Тут были и мальчики, и взрослые солдаты. Ученики скрипели грифелями по аспидным[52] доскам. Между столами расхаживал учитель в зеленом мундире. Размахивая ферулой[53], он диктовал задачу:

– Биль три бочка, полный вина. Один бочка пустой. Два – полный. Один – тридцать ведра. Второй – пятнадцать ведра. Третий – десять ведра. Написаль? Пустой бочка биль тридцать ведра. Так… Ты зашем пришель? – ткнув писаря в грудь ферулой, спросил учитель.

– По приказанию господина премьер-майора Соковнина пришел определить в школу солдата Суворова, – отрапортовал писарь.

Учитель легонько ударил Суворова ферулой по темени и воскликнул:

– О дурень! Какой ты есть зольдат?

– Конечно, я солдат.

– Боже спаси! Ты говорить немецки?

– Немного, уважаемый господин!

– О, карош малшишка! Где тебе садить? Ты такой малый. Сдесь!

Учитель указал ферулой на одну из скамей. Взглянув туда, Александр радостно воскликнул:

– Прошка! Дубасов!

– Кому Прошка, а тебе еще Прохор Иванович, – буркнул густым басом огромный солдат.

Он подвинулся на скамье, чтобы дать мальчику место. Суворов сел между ним и его розовощеким, упитанным соседом.

Схватив Прохора за руку, Суворов попытался ее пожать.

– Смотри не раздави! – усмехнулся Прохор, не отнимая железной руки.

– Так вы суть камраден?! – воскликнул учитель.

– Верно! – ответил Прохор.

– Марш! – махнул учитель в сторону писаря ферулой. – Дубас!

Дубасов встал.

– И ты, Сувор! Всталь!

Суворов молча встал вместе с Прохором. Он был ему едва по пояс. Все ученики оборотились в сторону Суворова и Дубасова.

– Сувор! Всталь на скамья!

Александр вскочил на скамью.

В классе раздались смешки: теперь голова Александра оказалась чуть выше плеча Прохора Дубасова.

– Все еще не хваталь! – причмокнул, пожалев, учитель, становясь перед Дубасовым. – Смотрель! Этот – высокий, и этот – низкий. Этот чердак очень высоко. Чердак хозяин никогда не ставиль хороший мебель. Разный хлам. Пустой…

Учитель потянулся и постучал ферулой по лбу Прохора, приговаривая:

– Бум! Бум! Бум! Пустой, как винный бочка. Некарошо иметь такой калова!

Среди учеников несколько человек угодливо засмеялись. Особенно старательно смеялся визгливым голоском розовощекий сосед Суворова справа, парень лет пятнадцати, одетый богато, с кисейными брыжами[54] на рукавах кафтана. Дубасов молча исподлобья смотрел на учителя.

Бухгольц продолжал, издеваясь:

– Он был Берлин, был Потсдам. Он видел кайзер Фридрих Вильгельм. Теперь кайзер там, – учитель показал линейкой вниз, – темный, сырой могил…

– А как же арифметика? – спросил Александр.

– Ага! Хорошо! Я буду повторять задач… Один хозяин имель три бочка, полный вина, один бочка пустой. Он не имель мерка и захотель выпить пять ведер вина.

– Одному не выпить! – вставил Александр.

– Закрыль свой рот! – Бухгольц подумал и прибавил: – Он будет приглашаль друзей и с ними выпиваль.

– Они перепьются, – возразил Александр.

– Закрыль свой пасть! – рявкнул Бухгольц, хлопнув по столу ферулой.

Он повторил условие задачи и прибавил:

– Очень простой задач. Если первый будет решить Дубас, Сувор получиль удар. Если Сувор решиль первый, получиль удар – о, не первый и не последний удар! – получиль Дубас. Все поняль?

– Поняли! Поняли! – хором закричали все ученики, поняв главное: что задачу никому, кроме Дубасова и Суворова, не придется решать.

Розовощекий сосед Суворова плюнул на свою доску, стер с нее кисейной брыжей рукава ранее написанное и подсунул доску и грифель Александру.

– Скоро кончаль урок. Решать шустро, быстро! – приказал Бухгольц.

Дубасов заслонил громадной рукой свою доску от Александра и, наморщив лоб, приставил грифель к кончику носа. Александр на одолженной ему товарищем доске что-то начертил и подвинул доску соседу. Тот увидел нарисованного на доске поросенка с хвостиком, закрученным винтом. Внизу было подписано: «Это ты».

Бухгольц, не обращая внимания на учеников, ходил перед столами по классу, размахивая ферулой и напевая себе под нос марш.

Стерев поросенка, сосед прошептал Александру:

– Рачьи буркалы[55]! – и написал: «А ты рак».

Александр приписал две буквы спереди к слову

«рак» и придвинул доску обратно.

Заметив эти проделки, Бухгольц крикнул:

– Юсуп Сергиус, не смель помогаль Сувор!

Подобными развлечениями коротали конец урока и прочие ученики: кто играл в «крестики», кто в «заводиловку». Один Прохор Дубасов страдал над задачей и, вздыхая, ворочаясь на скамье, то улыбался, то мрачнел. Вся доска была у него исписана сложением и вычитанием одних и тех же цифр.

На дворе проиграл рожок, что обозначало конец урока.

Бухгольц сначала спросил Дубасова:

– Что будем услыхать от вас, большой Дубас?

– Чуть-чуть не решил, да тут горнист заиграл.

– О! Я говориль: высокий чердак плохо меблирт[56]. Ну, что ты скажешь, умный малютка? Я вижу: немного минут – и ты уже сделать результат.

– Нет, я не решил. И не думал решать… – ответил Александр.

– Что? Как ты смель?

– Невыгодно, сударь. Вы сказали: если я решу – быть биту Дубасову?

– Сказаль.

– А если он решит, быть биту мне?

– Сказаль.

– Так нам лучше обоим не решать: и бить некого…

Бухгольц в изумлении открыл рот, лицо его побагровело. Все ученики притаились и ждали, что учитель обрушится на новичка и примется колотить его по чему попало ферулой.

Вместо того Бухгольц вдруг расхохотался, хлопнув себя по лбу:

– О! Какой ты есть глупец, Иоганн!

Он легонько ударил Суворова по темени и ушел из класса сконфуженный.

Ученики окружили Дубасова и Суворова. Одни смеялись над Дубасовым, другие говорили, что новичок и сам ни за что бы не решил задачку. Особенно наскакивал сосед Суворова, Сергей Юсупов.

– Вперил рачьи буркалы! – кричал Юсупов. – Явно врешь – где тебе решить?

– Решу!

– Давай на спор?

– Кто спорит, тот гроша не стоит!

– Хвачу тебя раз – из тебя дух вон!

– А я об тебя и рук марать не стану!

– Ребята, расступись! – раздвигая учеников руками, сказал Дубасов. – Дай простор! Ну-ка, Саша, умой его.

Александр нагнулся быком, с силой ударил Юсупова в грудь головой и «смазал» по скулам справа и слева.

Юсупов повалился на пол.

– Вставай, князенька-красавец, – сказал Дубасов. – Ну-ка, еще разок!

Юсупов едва вскочил на ноги, как Суворов на него снова налетел, на этот раз неудачно: Юсупов прикрыл грудь левым кулаком, а правым ударил Суворова в зубы. Александр устоял на ногах и тычком расквасил Сергею нос. Они схватились снова и, ничего уже не видя, тузили друг друга. Товарищи поощряли их криками и свистом. Юсупов, отступая от наскоков Александра, изловчился и ударил его по виску. Из глаз Суворова посыпались искры. Он упал.

• Предыдущая
• 12/73
• Следующая