Птица солнца - Смит Уилбур - Страница 8
- Предыдущая
- 8/29
- Следующая
Мы чувствовали себя детьми в первый день каникул и по дороге хорошо провели время. Когда мы добрались до края котловины, солнце превратилось в большой огненный шар среди клочьев облаков на горизонте. Лорен остановил «лендровер». Мы вышли, чтобы дождаться грузовиков, и в молчаливом благоговении смотрели на хмурую блестящую от соли равнину, простиравшуюся перед нами до горизонта.
Прибыли грузовики; толпа черных слуг высыпала из них раньше, чем они остановились. Я засек время: через семнадцать с половиной минут палатки были поставлены, постели готовы, а мы втроем сидели у костра и пили из запотевших стаканов солодовый «Глен Грант» со льдом. От кухонного костра доносился аппетитный запах охотничьего жаркого: повар разогревал его, бросая в котел чеснок и душицу. Ларкин собрал нам хорошую команду; после еды все они собрались у своего костра в пятидесяти ярдах от нашего и распевали старые охотничьи песни.
Я сидел и прислушивался отчасти к ним, отчасти к горячему спору Сал и Лорена. Я мог бы предупредить ее, что он играет роль адвоката дьявола, постоянно подкалывая ее, но мне нравилось присутствовать при споре двух незаурядных умов. Когда дискуссия грозила перерасти в личные оскорбления и физическое насилие, я неохотно вмешивался и остужал пыл спорщиков.
Салли твердо и решительно защищала основную идею моей книги «Офир», где доказывалось, что около 200 г. до Р. Х. произошло вторжение в южную часть Центральной Африки финикийцев или карфагенян, которые процветали до 450 г. н. э., после чего внезапно исчезли.
– У них не было достаточного снаряжения для длительных плаваний, – возражал Лорен. – Тем более для колонизации…
– Вы можете прочесть у Геродота, мистер Стервесант, о плавании вокруг Африки в правление фараона Нехо. Его примерно в шестисотом году до нашей эры возглавили шестеро финикийских мореходов. Они отплыли по Красному морю на юг и через три года вернулись через Геркулесовы Столпы.
– Одно-единственное путешествие, – заметил Лорен.
– Вовсе не единственное, мистер Стервесант. Ганнон в двухсот шестидесятом году до нашей эры отправился морем на юг с западного берега Африки и вернулся с грузом слоновой кости и золота, достаточным, чтобы возбудить аппетиты всех торговцев и авантюристов.
Лорен по-прежнему возражал против датировки.
– Откуда вы взяли двухсотый год до нашей эры, когда самая ранняя дата, полученная в Зимбабве радиоуглеродным методом, приходится лишь на середину пятого столетия нашей эры, а большинство датировок еще более поздние?
– Нас интересует не Зимбабве, а предшествующая культура, – возражала Салли. – Зимбабве мог быть построен к концу правления древних и был заселен, вероятно, вскоре после исчезновения древней цивилизации. Это довольно точно соответствует вашей радиоуглеродной датировке – четыреста пятидесятый год нашей эры. К тому же радиоуглеродные данные по древним шахтам в Шале и Инсвезве дают результаты от двухсот пятидесяти до трехсот лет до нашей эры. – И она закончила с неопровержимой женской логикой: – А вообще, радиоуглеродный метод неточен. Погрешность может достигать сотен лет.
– Шахты эксплуатировались банту, – заявил Лорен. – А Кейтон-Томпсон и, конечно, совсем недавно Саммерс утверждают…
Она яростно набросилась на Лорена:
– Неужели банту, которые появились только около трехсотого года до нашей эры, вдруг обнаружили гениальные способности к разведке полезных ископаемых и открывали жилы там, где на поверхности да и в самой руде не было ни следа видимого золота или меди? Неужели они мгновенно развили инженерные знания, позволившие извлечь с глубины двести пятьдесят миллионов тонн руды – вспомните, они никогда раньше не демонстрировали таких талантов, – а потом вдруг забыли о своем даре на тысячи лет?
– Ну, арабские торговцы могли и… – начал Лорен, но Салли пренебрежительно отмахнулась.
– И зачем им было строить шахты с таким риском и такими затратами энергии? Золото для банту не имело цены, основа их богатства – скот. Где они научились обтесывать камни и использовать их при строительстве? Банту никогда раньше этого не делали. И вдруг, в один миг, это искусство у них возникло, достигло расцвета, а потом, вместо того чтобы стать более утонченным, быстро пришло в упадок и совсем исчезло.
Лорен с видимой неохотой отступал под ее натиском, но последний отпор он попытался дать, когда началось обсуждение моей теории о вторжении с запада, а не с востока. Лорен прочел все работы моих клеветников и критиков и теперь повторял их доводы.
Общепризнанная теория заключалась в том, что колонизация началась с берега Софала (в районе Мозамбика) или от устья Замбези. Я же, основываясь на ранних текстах и собственных интенсивных изысканиях, выдвинул иную гипотезу: средиземноморские народы прошли через Геркулесовы Столпы и спускались на юг по западному берегу Африки, вероятно, основывая торговые фактории на Золотом береге, Береге Слоновой Кости и нигерийском побережье, пока экспедиции на юг не привели их в незаселенные местности. Мне представлялась река, которая с тех пор пересохла, заилилась или ушла в сторону, изменив направление и глубину. Река эта должна была вытекать из большого озера типа Макарикари, Нгами, давно исчезнувшего из-за прогрессирующего обезвоживания Южной Африки. Колонизаторы вошли в эту реку – возможно, Гунене или Оранжевую, – проплыли по ней до истоков и оттуда разослали своих металлургов на поиски древних шахт Маники. Кто знает, возможно, они нашли в прибрежной гальке озер и рек алмазы; несомненно, они охотились на огромные стада слонов, населявших эту местность. Этих богатств хватило бы, чтобы оправдать постройку целого города, большой, окруженной стенами крепости и торгового пункта. Где они могли разместить этот город? Разумеется, там, где кончался водный путь. На берегу самого дальнего озера. Может быть, Макарикари? Или озера, которое некогда заполняло нынешнюю большую соленую котловину?
Салли и Лорен спорили все более желчно и резко. Салли назвала его «невозможным человеком», а он ее в ответ «мадам всезнайкой». Потом Лорен неожиданно капитулировал, и через минуту мы втроем радостно обсуждали предстоящее открытие затерянного города на Макарикари.
– Озеро выходило за пределы нынешней котловины не менее чем на пятьдесят миль, – заметил Лорен. – Всего сто лет назад Берчелл описывал озеро Нгами как внутреннее море, а сегодня это лужа, которую легко перепрыгнуть. Возможно, древнее озеро простиралось до подножия тех холмов, где находятся руины нашего города. У нас множество доказательств того, что климат Южной Африки становится все суше; прочтите у Корнуоллиса Харриса описание не существующих больше лесов и рек.
– Бен, – Салли возбужденно схватила меня за руку. – Ты помнишь, мы гадали, почему у города очертания полумесяца? Вероятно, это береговая линия, на которой располагалась гавань!
– Господи! – прошептал Лорен. – Скорее бы завтра.
Было уже заполночь и бутылки с виски опустели, когда Лорен и Салли отправились в свои палатки. Я знал, что не смогу уснуть, поэтому вышел из лагеря, миновал костер, у которого лежали закутанные в одеяла слуги, и зашагал по поверхности котловины. Звезды освещали ее призрачным светом, почва под ногами скрипела при каждом шаге. Я долго ходил, время от времени останавливаясь и прислушиваясь к далекому реву льва на краю буша. Когда я вернулся в лагерь, в палатке Салли все еще горел свет, и на стене виднелся ее силуэт – увеличенный портрет моей любви. Она читала, сидя по-турецки на походной кровати; потом протянула руку и погасила лампу.
Я немного подождал, набираясь храбрости, потом подошел к ее палатке. Сердце мое молотом стучало в искалеченные ребра.
– Сал?
– Бен? – негромко произнесла она.
– Можно мне войти?
Она помолчала, прежде чем ответить.
– Хорошо, на минутку.
Я вошел в палатку. На Салли была голубая ночная рубашка. Я ощупью нашел ее лицо, коснулся рукой щеки.
– Я пришел сказать, что я тебя люблю, – негромко сказал я и услышал, как у нее перехватило дыхание. Она мягко ответила:
- Предыдущая
- 8/29
- Следующая
