Ледяна колокольня - Писахов Степан Григорьевич - Страница 21

• Предыдущая
• 21/41
• Следующая

Ну вот, в гости зовут, да из разных деревень. Жона хочет в одну, где чаем поить будут, а мне охота в другу где пивом угощать станут. Хошь разорвись…

С жоной спорить не стал, а попросту я разорвался, да так, что весь я здесь с жоной, и весь я в другу деревню к пиву тороплюсь.

Пришел туды – а там пиво наварено, вино напасено. Пришел с жоной сюды – тут самовар кипит.

Я обеими половинами слышу и вижу, и для проверки языком ворочаю. Жона оборотилась ко мне со словами:

– Что, муж, городишь без толку?

А как толком говорить, коли я тут и там здороваюсь? Тут с хозяевами об руку, а с остальными гостями да гостьями поклоном не всех поименно, а всех вообще. Опосля хозяев здешних я об руку там здоровался с хозяевами да с разлюбезными приятелями.

Потчевать стали, ну, я отказываюсь: тут – от чаю, там – от пива-вина. Так, для прилику, с час поотказывался. Потом здеся стакан взял, стал ложкой болтать, а там хлопнул пива стакан, водки стакан да вина стакан. Про чай здешной и позабыл. Здешна хозяйка и спрашиват:

– Кум Малина что ты ложкой болташь, а сахару не кладешь, чаю не пьешь?

А у меня рот выпивкой занят, мне не до чаю, и я объяснение даю:

– Коли эдак семьдесят пять разов болтонуть, то чай сладкой станет и без сахару. Только болтать не считать: коли боле али мене семидесяти пяти разов – сладости не будет.

Вот все взялись здесь ложками болтать, только звон пошел. А я туды, там к куме Капустихе и присел. Капустиха – баба ладна, крепка, как брюква. Все чередом пошло. Здеся чай пью с прохладкой, разговор веду молчанкой. А там я язык распустил, словами сыплю, за своими словами, своими мыслями сам едва поспеваю, над столом разговорны узоры развесил. А мне чарки – то хозяин-кум, то хозяйка кума, то сват-сосед, то кума Капустиха подносят. Я на ножки стал, поклон отвесил да от всех за всех и выпил. Это и здесь к разу пришлось: от здешной хозяйки чаю стакан горячего принял – холодной за окошко выплеснул. Моя баба ко мне с улыбчатыми словами:

– Ах, муженек, сколь ты сегодня расхорошой, и с чаю у тебя глаза заблестели, засмеялись!

Я на жонино слово уши развесил да оттудова сюды одну загогулину словесну и перекинул! Там-то с пивом да с водкой загогулина под раз была. А тут хозяйка да гости успели чаем обжегчись; ну, мужикам, хоша и тверезым, конфуз не нужон – мужики хохотом грохнули:

– Ну-ко, еще, Малина! Молчал-молчал, да сказанул!

Там по новому стакану обносят, там пью, там куму Капустиху прихватил и в пляс пошел, а здеся все застолье ходуном пошло.

От пляски меня окружило, и я заместо Капустихи свою бабу обнял. Баба моя закраснелась, как в перву встречу, и говорит:

– И… что ты, ведь я-то, чай, тебе жона!

Я отсюда – туды, к Капустихе: там пляшу, здеся пот утираю.

От тихого сиденья, от пляса, от молчанья да от веселого разговору, от чаю да от хмельного меня закружило. Позабывать стал, которо здесь, которо там. Там тверезым показался – все пьяны единились, мне кричат:

– И силен же ты, Малина, на хмельно! Гляньте-ко бабы, девки, на Малину: выпил в нашу меру, а с виду нисколь не приметно.

Сюды пьяным обернулся, тут гогочут:

– Ну и приставлюн, ну и притворщик, Малина! С нами чай пил, а сидит, как пьяной!

Кума, хозяина здешнего, по уму ударило, он мне тихим шепотом:

– Дай-косе и мне развеселья выпить.

Как кума не уважить? Я оттуда сюды стакан за стаканом – да в кума, да в кума. Кум мой мало несет головой и вскорости на четвереньках по избе пошел.

Я там с Капустихой парой в кадрели скачем. Сюда присаживаюсь для разгону жениного сумленья. От деревни до деревни, где я гостил, пять верст, ежели без обходов. Я и мечусь, устал, а от тамошней гостьбы отстать жалко, а от здешней никак нельзя, потому тут баба моя.

Там пляшу, оттуда куму пиво ношу – мы с кумом уж и распьянехоньки, языками лыко вяжем.

Наши бабы хиханьки в сторону бросили и за нас взялись вместях со всеми гостьями и – ну нас отругивать.

Мы с кумом плетеным лыком, что языками наплели, от бабьей ругани, как от оводов, отмахивались. Бабы не отстают, орут одно:

– Давайте и нам пива! Еще како заведенье заводят: сами напились, а нам и пригубить не дали!

Мы с кумом ногами пьяны, руками пьяны, языком поворачиваем через большую силу, а головами понимам, – в головах-то все в разны стороны идет, а то, что нам сейчас надобно, то посередке разуменья держим. Бабам объяснение сказали:

– Бабы, мы того – двистительно – как есть. Только это не от выпивки, а от чайного питья. Мы – как, значит, с вами сидели, с вами чай пили, – окошки были полы. В той-то деревне пиво варили, вино пили, ветер все это сюда нес. Нас пьяным ветром и надуло и развезло. Да вам же, бабам, ладней, ковды мужики веселы.

Бабам выпить охота, они и тараторят:

–Выдумщики вы, и кум и Малина. Плетете-плетете всяку несусветность. Мы пива наварим да дух по деревням пустим, ваши словам испытам.

Так ведь и сделали. Обчественно пиво наварили, по соседним деревням с приглашеньем пошли:

– Покорно просим нашего пива испить, к нам не ходя, дома сидя. Только окошки отворите да рот откройте. Нашего пива ждите, коли ветер будет в вашу деревню.

Время к вечеру, ветер подходящий дунул. Бабы посудины с пивом прямь ветру поставили, пива попробовали нас покликали угощаться.

Я не утерпел, здеся выпил да разорвался надвое: один я весь здесь, а другой тоже весь наскоро по деревням побежал. Наша деревня трезвей всех – у нас пьян, кто пьет, а там, кто не хочет и рот зажимат, только носом свистит, – и тот пьян.

Из соседней деревни сигналы подают, мужики шапками машут, бабы подолами трясут, чтобы больше пивного пьяного духу по ветру слали. Выискались горлопаны, крик до нашей деревни кинули:

– Хорошо в гостях, дома лутче! А того лутче дома гостем сидеть. За угощенье благодарим, и напередки ваши гости дома сидя!

Ветер свое дело делат, по деревням окрест пьяной дух гонит. Деревни-то кругом распьяны, с песнями-хороводами взялись. А в лесу, а в поле что творится!

Поехали из городу охотники – ветром пьяным на охотников пахнуло, а у городских головы слабы, их разморило. Увидали охотники пьяно зверье, хотели стрелить, да позабыли, которой конец стрелят. Ну, охотники взяли зверье за лапы и ведут в деревню к нам. А сами охотники с ног валятся. Зверье: медведи, да волки, да пара лисиц – на ногах крепче, они от хмелю злость потеряли, веселы стали. Звери охотников – за руки да за ноги, да волоком до деревни, тут с лап на лапы нашим пьяным собакам и сдали. Охотники хвалятся:

– Гляньте, сколь мы храбры, сколь мы ловки. Живых медведей, волков и пару лисиц в деревню пригнали! Нам пьяной ветер много разов службу сослужил. Как каки разбойники, грабители на нашу деревню нацелятся – к примеру: чиновники, попы, полицейски – мы навстречу им пьяной ветер пустим, а пьяных обратно в город спроваживам.

Моя собака Розка со мной на охоту ходила-ходила, да и научилась сама одна охотиться, особливо за зайцами. Раз Розка зайца гнала. Заяц из лесу да деревней, да к реке, а тут щука привелась, на берег головищу выставила, пасть разинула. Заяц от Розкиной гонки недосмотрел, что щукина пасть растворена, думал – в како хорошо место спрячется, в пасть щуке и скочил. Розка за зайцем – в щукино пузо и давай гонять зайца по щукиному нутру. Догнала-таки!

Розка у щуки бок прогрызла, выбежала, зайца мне принесла.

Со щукой у нас много хлопот было. Мой дом, вишь, задне всех стоит. Щуку мы всей семьей, всей родней домой добывали.

Тащили, кряхтели, пыхтели. Притащили. Голова во дворе, хвост в реке. Вот кака была рыбина!

Мы три зимы щуку ели. Я в городу пять бочек соленой щуки продал.

Вот пирог на столе, думашь с треской? Нет, это щука Розкина лова, только малость лишку просолилась, да это ничего, поешь, обсолонись, лучше попьешь. Самовар у меня ведерный, два раза дольем – оба досыта попьем!

• Предыдущая
• 21/41
• Следующая