Перст указующий - Пирс Йен - Страница 102
- Предыдущая
- 102/181
- Следующая
К тому времени когда он явился ко мне в то утро в 1663 году, он был у меня в услужении уже несколько лет и ум его настолько развился, что я понимал вскоре мне придется подыскать ему постоянное место. Я и так оттягивал слишком долго, ведь ему должно было вскоре исполнится двадцать лет, и он давно перерос срок своего ученичества. Я видел, как он томится, и понимал, что, если не отпустить его сейчас, он вознегодует на мою власть. И все же я удерживал его при себе и не в силах был отпустить его. За то я горько виню себя, думается, опрометчивым его сделало желание расстаться со мной.
Когда он сообщил мне, что ему поручили отправить с оказией пакет от кружка смутьянов, я тут же насторожился. Он не знал, что в этом пакете, но взялся отнести его купцу, отправлявшему почту на своих кораблях. Это широко распространенный обычай – в особенности среди тех, кто не желает, чтобы их письма попали в чужие руки. Необычным было другое, Мэтью поручили, казалось бы, простое дело, которое более подходило бы ребенку, и чутье подсказывало ему, что пакет может быть важным, ведь адресован он был в Нидерланды.
Уже многие месяцы в стране нарастал глухой ропот, неизвестные личности странствовали по ней, разжигая недовольство. Но накопившиеся у меня донесения зачастую противоречили друг другу, и в них не было ничего, что позволило бы мне догадаться о планах недовольных. Сами по себе эти смутьяны ни для кого не представляли угрозы, столь велики были их разобщенность и отчаяние, но возьмись влиятельное лицо сплотить их и снабдить деньгами, они легко могли стать поистине опасны. Мэтью, как мне показалось, принес мне первое указание на сношения с агентами вовне, какое я давно искал. Как показало время он ошибался, но это была лучшая его ошибка.
– Превосходно, – сказал я. – Принеси мне пакет. Я прикажу его вскрыть, изучу содержимое, а потом ты продолжишь путь.
Он покачал головой.
– Боюсь, все не так просто, сударь. Мы… они… научились наконец осмотрительности. Я знаю, меня ни в чем не подозревают, но как только мне отдадут пакет и до того, как я передам его купцу, я и минуты не останусь один. Вы не сможете получить его так. В любом случае он не останется у вас в руках настолько долго, чтобы переписать содержимое.
– А ты уверен, что пакет того стоит?
– Не знаю. Но вы просили, чтобы я докладывал вам обо всех сношениях с изгнанниками.
– Ты поступил правильно. И что же ты предлагаешь? Ты же знаешь, как я ценю твое мнение.
Он улыбнулся от удовольствия, услышав это малое слово признательности и уважения.
– Полагаю, пакет останется в доме купца до тех пор, пока его не отправят на борт корабля. Но это будет недолго, они хотят, чтобы пакет как можно скорее покинул страну. Только в эти несколько дней будет возможно добыть его тайно.
– Так. А как имя этого купца?
– Ди Пьетро. Он венецианец и имеет дом неподалеку от Тауэра.
Я от души поблагодарил его за труды и даже дал немного денег в награду, после чего отослал, дабы в одиночестве обдумать его рассказ. Слова Мэтью несколько смутили меня, ведь на первый взгляд дело казалось сущей бессмыслицей. К чему венецианцу помогать смутьянам? По всей вероятности, он лишь доставляет почту за плату и не имеет касательства ни к отправителю, ни к получателю, но я вспомнил, что имя ди Пьетро всплыло уже во второй раз. И это укрепило во мне решимость прочесть это письмо.
У меня был некоторый досуг поразмыслить над моим затруднением, но не большой: Мэтью предстояло отнести пакет уже на следующий вечер. Беннет предписал мне оставить ди Пьетро в покое, но он также приказал мне обличить врагов короля в Англии. И не сказал мне, что делать, если два этих приказа вступят в противоречие.
И потому я отправился в кофейню Тома Ллойда, где обыкновенно собирался торговый люд, чтобы обмениваться слухами и объединяться для большей прибыли. Я имел связи в этом кругу, ибо от случая к случаю вкладывал суммы в доле с купцами и по опыту знал, кому следует доверять, а кого остерегаться. Так я свел знакомство с одним купцом по имени Уильямc, который среди прочего занимался тем, что отыскивал людей, готовых рискнуть деньгами, и сводил их с купцами, нуждавшимися в этих деньгах. С его помощью я выгодно вложил небольшую часть моих свободных денег в Ост-Индийскую компанию, а также в предприятие некоего джентльмена, ловившего африканцев для Америк. Последнее было лучшим из моих капиталовложений, тем более что (как заверил меня капитан судна) во время плавания через океан рабов усердно обращали в христианство, обеспечивая тем спасение их душ, пока они трудились на своих господ.
Разыскав Уильямса, я сказал ему, что подумываю, не вложить ли мне изрядную сумму в итальянской торговый дом да Кола, и спросил, можно ли считать его главу человеком здравомыслящим и достойным доверия. Уильямс поглядел на меня с недоумением и осторожно ответил, что, насколько ему известно, дом Кола опирается лишь на собственные капиталы. И будет поистине удивлен, узнав, что Кола обзаводится компаньонами. Пожав плечами, я ответил, что только пересказываю услышанное.
– Тогда это мне следует поблагодарить вас за сведения, – сказал он. – Ваши слова подтверждают мои подозрения.
– И каковы же они?
– Да Кола, по всей видимости, испытывает серьезные затруднения. Война Венеции с турками нанесла тяжкий ущерб его торговле. Он ведь всегда торговал с Левантом. В прошлом году он потерял два корабля с грузом, а Венецианская Республика все еще не может проникнуть на рынки, которые держат испанцы и португальцы. Он – опытный купец, но людей, с которыми он мог бы торговать, становится все меньше.
– Поэтому он открыл контору здесь?
– Без сомнения. Думаю, не продавай он товары в Англию, он недолго удержался бы на плаву. А что это за предприятие?
Я сказал, что в точности не знаю, но меня заверили, будто оно сулит величайшую прибыль.
– По всей вероятности, набивные шелка. Очень выгодно, если знаете, что делаете, в противном случае – истинное бедствие. Морская вода и шелк – опасное соседство.
– У него есть собственные корабли?
– О да! К тому же хорошо оснащенные.
– И кажется, у него есть свой агент в Лондоне. По имени ди Пьетро. Что он за человек?
– Я мало его знаю. Он держится особняком. Не водит дружбу с нашими купцами, зато на короткой ноге с амстердамскими евреями. Опять же предупреждаю: если мы начнем войну с голландцами, эти знакомства окажутся совсем бесполезны. Кола придется выбирать, на чьей он стороне, и потому он вынужденно лишится еще части рынков.
– Сколько лет этому ди Пьетро?
– О, немало. Достаточно, чтобы понимать, что к чему. Порой он заговаривает о том, чтобы вернуться на родину и удалиться на покой, но тут же добавляет, что у его хозяина слишком много детей, которых надо обеспечить приданым и кровом.
– И сколько у него детей?
– Пятеро, кажется, но трое из них – дочери. Вот бедняга!
Я сочувственно вздохнул – пусть даже этот человек и мог оказаться врагом. Я достаточно знал о коммерции и понимал, что для купца, чье само существование основано на том, чтобы держать капиталы при себе, три дочери могут стать смертельной обузой. К счастью, пусть даже два моих сына и дурни, но достаточно благопристойны с виду, чтобы женить их на богатых невестах.
– Досада из досад, – продолжал тем временем Уильямс. – Особенно если вспомнить, что сыновья не склонны пойти по его стопам. Один – священник и – прошу простить меня, доктор, – годен лишь на то, чтобы тратить деньги, а не умножать их. Другой, кажется, упражняется на воинском поприще; во всяком случае, так оно было. Я давно уже ничего о нем не слышал.
– Воинском? – изумленно переспросил я, ибо этот важнейший факт совершенно ускользнул от торговца картинами, и решил, что пора выбранить его за небрежность.
– Я так понял. Он как будто никогда не проявлял склонности торговле, а отец был слишком благоразумен, чтобы понуждать его. Вот почему Кола выдал старшую дочь за кузена, ведущего дела в Леванте.
- Предыдущая
- 102/181
- Следующая
